Теперь эта мода, видимо, шагнула через Каспий.
"Это - следователи, - безошибочно определил я. - Они оставлены, чтобы задержать Вахидова, как только он покинет прокуратуру".
Я подождал. Вокруг была тишина густонаселенного общежития, изредка нарушаемая чьим-то вырвавшимся громче других стоном, скрипом матраса или звяканьем кружки о ведро.
Еще через минуту огоньки красных стоп-сигналов плавно закачались над рытвинами нашего неухоженного жилого двора.
Собрался и я. Моей лампе, как и светильнику в кабинете Балы, предстояло гореть до рассвета.
Я подождал, пока оба следователя прокуратуры войдут в дежурку, прошел к "Ниве" и, стараясь не особенно шуметь, выехал со двора.
- ...Часть рыбы шла в шашлычные и рестораны, - рассказывал Вахидов. Разница покрывала накладные расходы. Остальную рыбу отправляли в разные города. В Москву, в Тольятти. В Среднюю Азию. Мне давали адреса, я отправлял.
- Письменные распоряжения были? - спросил я.
- Все устно. "Надо послать в Москву, в Главснаб... Утверждают лимиты..." Я отсылаю.
- А квитанции?
- На комбинате. В сейфе... Часть рыбы закупали через ОРС как частиковую... - Довиденко как в воду глядел.
Вахидову и в голову не приходило, что он совершает тяжкие преступления:
- Все знали! Благодаря икре да осетрине мы выбили для области импортной мебели, дополнительно к лимиту - машин, запчастей...
Отчасти было жаль его. Он мотался по побережью в ночь-заполночь, договаривался с браконьерами, рисковал, организовывал. Большие люди пользовались его услугами, не скупились на благодарности, смотрели сквозь пальцы на то, что он не забывает и себя, и никогда не оставляли улик.
"Довиденко легко отрубит концы, как оговоры уважаемых в городе лиц..."
Мне оставался круг вопросов, связанных непосредственно с браконьерским промыслом, и я не собирался и его тоже отдавать "территории".
- У кого вы брали рыбу? У разных рыбаков или у одного?
- У меня был свой постоянный шеф лодок...
- Как его зовут?
- Я называл его просто Шеф.
- Опознаете, если показать фотографию?
- Конечно! Небольшого роста. С усиками...
- Работает где-нибудь?
- Вряд ли! Обычно он на берегу. С ездоками... Лодки ведь могут прийти в любое время!
- Ездоков его знаете?
- Сейчас все больше новые. Часто меняются... Прежних я знал - по многу лет ходили.
- Сейчас совсем не ходят?
- Ветлугин Сашка погиб. Умара Кулиева приговорили к расстрелу... Еще был Мазут. Его, говорят, посадили...
- Ветлугин, Умар Кулиев, Мазут... Не ошибаетесь?
- Что вы! Сколько рыбы закуплено было!
- А не боялись, что задержат? Ведь есть рыбнадзор, милиция...
- Милиция сама брала рыбу. Участковые, дежурные...
- А этот дежурный, который сегодня...
- И он тоже. Шеф ежемесячно платил и милиции, и рыбнадзору...
Я завез Балу на квартиру.
- Отоспись. Придешь после обеда.
- Не могу. У меня вызваны люди.
- Я сам с ними поговорю. Спи. Магнитофон я оставлю с собой.
От Балы я ехал вдвоем с Вахидовым.
Город просыпался.
Окрестные скалы четко вырисовывались по обеим сторонам бухты: Какая-то женщина снимала замок с двери аэрокасс - пудовый, им можно было запирать ангар с боевыми самолетами. С базара на автостанцию несли сумки с овощами, цветы.
Вахидов жил рядом с парком, в доме, где обитали многие уважаемые в городе люди. Рядом находился хлебный магазин, в котором хлеб всегда был свежим; "Гастроном", где хоть что-то можно было купить, кроме рыбных консервов, верблюжьего мяса и супных концентратов. Здесь же поблизости располагалась срочная химчистка, прачечная и спецполиклиника.
- Кто будет вести мое дело? - спросил Вахидов. - Вы?
- Нет. Областная прокуратура.
- Эти будут вести дело так, будто я действовал в одиночку и никто ничего не знал! Я промолчал.
- Все всё знали! Из той же прокуратуры постоянно звонили: "Две-три рыбы, пожалуйста... Или с килограмм икры! У нас гость из прокуратуры Союза!" А то записки присылали. Надо бы сохранять! - Вахидов совсем раскис. - Жену ждет удар, не знаю, как ей и сказать...
У парка он попросил остановить:
- Не надо к дому.
Он тяжело дышал. Как писал царь Соломон: "Есть время собирать камни и время их разбрасывать. Время жить и время умирать..."
Под деревьями я увидел двоих в кожаных пальто, это были те же следователи, что ждали Вахидова во дворе прокуратуры. Не дождавшись, они поняли, что их обманули, и переместились сюда.
- Хотите, я отвезу вас куда-нибудь, где вы сможете выспаться? поколебавшись, спросил я. - Это единственное, что я могу еще для вас сделать.
Он вопросительно взглянул на меня.
- Видите, те, в черном? Это за вами.
- Спасибо, - он покачал головой. - Я пойду. Голова у меня, слава богу, работает. Я еще не такое расскажу! Сейчас надо кричать во весь голос. Если свиньям этим ничего не напоминать, они и вовсе от меня откажутся...
Я проехал мимо областной больницы. Напротив находилась станция "Скорой помощи". Несколько "рафиков" стояло прямо на улице.
"Где оставить кассеты с показаниями Вахидова?"
Только после этого можно было ехать домой или в прокуратуру. В которой раз проезжая мимо железнодорожного вокзала, я вспомнил, что с вечера ничего не ел, остановил "Ниву" на стоянке, вышел на площадь.
Утро выдалось пасмурным, но дорога была оживлена. Шли в школу дети. На перекрестке молодая дама в туркменском национальном макси смотрела, как два ее малыша с портфелями перебегают дорогу. Видимо, дальше она их уже не провожала.
Я вошел в вокзал. Буфетов внутри не оказалось. В высоком, как собор, пустом зале под потолком свиристела цикада. Я вернулся на площадь. Ни один поезд в этот час не прибывал, не убывал. Сбоку, рядом ср входом, продавали пирожки. Я купил и, отойдя в сторону, начал есть.
Ничего толкового не приходило на ум. Я вернулся в машину, положил магнитофон на колени, включил запись.
Чужой голос, совсем не мой, только напоминавший его, задавал вопросы, Вахидов на них отвечал.
" - И сколько одна лодка доставляла в сутки?
- До ста осетровых каждый раз.
- А по весу?
- Примерно по пятьсот - семьсот килограммов в день круглый год. Иной раз привозили и до тонны..."
Я вырубил магнитофон.
"Размер нанесенного ущерба - миллионы рублей с одной лодки!"
Внезапно я вспомнил человека, которому смело мог оставить на сохранение кассеты.
Я снова сел в "Ниву", проехал с километр в сторону набережной, вышел и направился к молу.
Темная, тяжелая бирюза тянулась за горизонт, сквозь облака пробивалась узкая щелочка света. Я подошел ближе, "Александр Пушкин" чуть покачивался на зыбкой воде. Сквозь стекло рубки я увидел черную курточку капитана Миши Русакова. Миша словно отбивал поклоны - фуражка его то появлялась в стекле, то вновь исчезала. Он драил необычного вида лодку, пришвартованную к борту "Пушкина".
- Миша, - позвал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
"Это - следователи, - безошибочно определил я. - Они оставлены, чтобы задержать Вахидова, как только он покинет прокуратуру".
Я подождал. Вокруг была тишина густонаселенного общежития, изредка нарушаемая чьим-то вырвавшимся громче других стоном, скрипом матраса или звяканьем кружки о ведро.
Еще через минуту огоньки красных стоп-сигналов плавно закачались над рытвинами нашего неухоженного жилого двора.
Собрался и я. Моей лампе, как и светильнику в кабинете Балы, предстояло гореть до рассвета.
Я подождал, пока оба следователя прокуратуры войдут в дежурку, прошел к "Ниве" и, стараясь не особенно шуметь, выехал со двора.
- ...Часть рыбы шла в шашлычные и рестораны, - рассказывал Вахидов. Разница покрывала накладные расходы. Остальную рыбу отправляли в разные города. В Москву, в Тольятти. В Среднюю Азию. Мне давали адреса, я отправлял.
- Письменные распоряжения были? - спросил я.
- Все устно. "Надо послать в Москву, в Главснаб... Утверждают лимиты..." Я отсылаю.
- А квитанции?
- На комбинате. В сейфе... Часть рыбы закупали через ОРС как частиковую... - Довиденко как в воду глядел.
Вахидову и в голову не приходило, что он совершает тяжкие преступления:
- Все знали! Благодаря икре да осетрине мы выбили для области импортной мебели, дополнительно к лимиту - машин, запчастей...
Отчасти было жаль его. Он мотался по побережью в ночь-заполночь, договаривался с браконьерами, рисковал, организовывал. Большие люди пользовались его услугами, не скупились на благодарности, смотрели сквозь пальцы на то, что он не забывает и себя, и никогда не оставляли улик.
"Довиденко легко отрубит концы, как оговоры уважаемых в городе лиц..."
Мне оставался круг вопросов, связанных непосредственно с браконьерским промыслом, и я не собирался и его тоже отдавать "территории".
- У кого вы брали рыбу? У разных рыбаков или у одного?
- У меня был свой постоянный шеф лодок...
- Как его зовут?
- Я называл его просто Шеф.
- Опознаете, если показать фотографию?
- Конечно! Небольшого роста. С усиками...
- Работает где-нибудь?
- Вряд ли! Обычно он на берегу. С ездоками... Лодки ведь могут прийти в любое время!
- Ездоков его знаете?
- Сейчас все больше новые. Часто меняются... Прежних я знал - по многу лет ходили.
- Сейчас совсем не ходят?
- Ветлугин Сашка погиб. Умара Кулиева приговорили к расстрелу... Еще был Мазут. Его, говорят, посадили...
- Ветлугин, Умар Кулиев, Мазут... Не ошибаетесь?
- Что вы! Сколько рыбы закуплено было!
- А не боялись, что задержат? Ведь есть рыбнадзор, милиция...
- Милиция сама брала рыбу. Участковые, дежурные...
- А этот дежурный, который сегодня...
- И он тоже. Шеф ежемесячно платил и милиции, и рыбнадзору...
Я завез Балу на квартиру.
- Отоспись. Придешь после обеда.
- Не могу. У меня вызваны люди.
- Я сам с ними поговорю. Спи. Магнитофон я оставлю с собой.
От Балы я ехал вдвоем с Вахидовым.
Город просыпался.
Окрестные скалы четко вырисовывались по обеим сторонам бухты: Какая-то женщина снимала замок с двери аэрокасс - пудовый, им можно было запирать ангар с боевыми самолетами. С базара на автостанцию несли сумки с овощами, цветы.
Вахидов жил рядом с парком, в доме, где обитали многие уважаемые в городе люди. Рядом находился хлебный магазин, в котором хлеб всегда был свежим; "Гастроном", где хоть что-то можно было купить, кроме рыбных консервов, верблюжьего мяса и супных концентратов. Здесь же поблизости располагалась срочная химчистка, прачечная и спецполиклиника.
- Кто будет вести мое дело? - спросил Вахидов. - Вы?
- Нет. Областная прокуратура.
- Эти будут вести дело так, будто я действовал в одиночку и никто ничего не знал! Я промолчал.
- Все всё знали! Из той же прокуратуры постоянно звонили: "Две-три рыбы, пожалуйста... Или с килограмм икры! У нас гость из прокуратуры Союза!" А то записки присылали. Надо бы сохранять! - Вахидов совсем раскис. - Жену ждет удар, не знаю, как ей и сказать...
У парка он попросил остановить:
- Не надо к дому.
Он тяжело дышал. Как писал царь Соломон: "Есть время собирать камни и время их разбрасывать. Время жить и время умирать..."
Под деревьями я увидел двоих в кожаных пальто, это были те же следователи, что ждали Вахидова во дворе прокуратуры. Не дождавшись, они поняли, что их обманули, и переместились сюда.
- Хотите, я отвезу вас куда-нибудь, где вы сможете выспаться? поколебавшись, спросил я. - Это единственное, что я могу еще для вас сделать.
Он вопросительно взглянул на меня.
- Видите, те, в черном? Это за вами.
- Спасибо, - он покачал головой. - Я пойду. Голова у меня, слава богу, работает. Я еще не такое расскажу! Сейчас надо кричать во весь голос. Если свиньям этим ничего не напоминать, они и вовсе от меня откажутся...
Я проехал мимо областной больницы. Напротив находилась станция "Скорой помощи". Несколько "рафиков" стояло прямо на улице.
"Где оставить кассеты с показаниями Вахидова?"
Только после этого можно было ехать домой или в прокуратуру. В которой раз проезжая мимо железнодорожного вокзала, я вспомнил, что с вечера ничего не ел, остановил "Ниву" на стоянке, вышел на площадь.
Утро выдалось пасмурным, но дорога была оживлена. Шли в школу дети. На перекрестке молодая дама в туркменском национальном макси смотрела, как два ее малыша с портфелями перебегают дорогу. Видимо, дальше она их уже не провожала.
Я вошел в вокзал. Буфетов внутри не оказалось. В высоком, как собор, пустом зале под потолком свиристела цикада. Я вернулся на площадь. Ни один поезд в этот час не прибывал, не убывал. Сбоку, рядом ср входом, продавали пирожки. Я купил и, отойдя в сторону, начал есть.
Ничего толкового не приходило на ум. Я вернулся в машину, положил магнитофон на колени, включил запись.
Чужой голос, совсем не мой, только напоминавший его, задавал вопросы, Вахидов на них отвечал.
" - И сколько одна лодка доставляла в сутки?
- До ста осетровых каждый раз.
- А по весу?
- Примерно по пятьсот - семьсот килограммов в день круглый год. Иной раз привозили и до тонны..."
Я вырубил магнитофон.
"Размер нанесенного ущерба - миллионы рублей с одной лодки!"
Внезапно я вспомнил человека, которому смело мог оставить на сохранение кассеты.
Я снова сел в "Ниву", проехал с километр в сторону набережной, вышел и направился к молу.
Темная, тяжелая бирюза тянулась за горизонт, сквозь облака пробивалась узкая щелочка света. Я подошел ближе, "Александр Пушкин" чуть покачивался на зыбкой воде. Сквозь стекло рубки я увидел черную курточку капитана Миши Русакова. Миша словно отбивал поклоны - фуражка его то появлялась в стекле, то вновь исчезала. Он драил необычного вида лодку, пришвартованную к борту "Пушкина".
- Миша, - позвал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55