Это расчетливый человек, шахматист, способный предвидеть на несколько ходов вперед. Он знает условия конспиративной работы и решает организовать банду шантажистов. Известно, что он склонил на свою сторону Махулевича. Может быть, и на него имел компрометирующие материалы.
Известно также, что в этой банде есть молодая женщина, брюнетка в темных очках. Непонятно, почему Ольшаку вдруг припомнилась девушка, с которой он как-то видел на улице Янека. Однако инспектор отогнал от себя эту нелепую мысль. Цвет волос ни о чем еще не говорит, женщине перекрасить волосы ничего не стоит. Остается лишь голос, который можно установить при очных ставках. Но сейчас не с кем устраивать очных ставок, это дело будущего, придется еще долго разбираться, прежде чем отправить кое-кого на государственное содержание. Итак, Махулевич входит в эту банду и наверняка играет в ней не последнюю скрипку, поставляя автору замысла тряпичных клоунов. Нужно выяснить, кому он их передает: главарю или этой женщине? Знает ли он ее? Если организатор всего этого мероприятия человек расчетливый, то скорее всего он будет стараться, чтобы как можно меньше людей было посвящено в его настоящую роль.
Нет, что-то здесь не сходится. Сегодня утром звонил Лясочак с известием, которое представляет в совершенно ином свете показания ювелира Броката. Пропавшее серебро нашлось. К Брокату сразу же послали следователя. Ювелир сначала пытался отвертеться, однако вскоре признался, что действительно под задней дверью магазина нашел подброшенный сверток. Уверяет, что не платил за это никакого выкупа. Но тогда чем же вызван этот благородный поступок? Метод возвращения украденных вещей уже был проверен на Спаваче: доморощенному лорду это стоило дорого.
«А может, – зародилась вдруг у Ольшака почти абсурдная мысль, – возвращение серебра – оплата за услугу, которую оказал ювелир, раскрывая милиции весь механизм действия банды?» Это объясняло бы непонятный страх ювелира и то странное чувство, которое не покидало Ольшака с самого начала следствия, что кто-то направляет его усилия в поисках правды, более или менее ловко подсовывая материал для разоблачения банды. Неужели конкуренты? А может, кто-то поссорился с главарем и хочет выдать милиции всю шайку? Но зачем? А может – снова совершенно абсурдная мысль, – сам главарь ведет эту игру? Но опять же с какой целью? Или у него еще что-то за душой? Может, хочет отвести внимание от чего-то? Или его забавляет эта игра, или он маньяк, психопат, уверовавший, что ему все сойдет с рук?..
Ну и что из этого? Все это лишь домыслы, предположения, тени улик, и никаких доказательств. Он не может даже арестовать Ровака. Неужели тот шантажист так продумал детали, что, уничтожив весь старательно налаженный механизм, сам остался в тени? Но ведь есть Махулевич, против которого набралось столько, что можно уже предъявлять обвинение. Припертый к стене, он наверняка скажет о своем шефе, если только он его знает. Да и сам он был не простой пешкой в шайке…
Теперь Сельчик. Ромбеку он сказал о шантаже, а Иоланте – нет. Отпечатки пальцев на спичечном коробке идентичны обнаруженным в квартире Сельчика, такие же были и на окурке, найденном в лоджии. Этого следовало ожидать. Что же дальше? От Ромбека удалось узнать только, что Сельчик боялся какого-то шахматиста. Может, Сельчик напал на след шантажистов и ему объявили шах, подсунув клоуна. То есть дело об убийстве по-прежнему остается невыясненным. Необъяснимо и прощальное письмо…
Только одно могло бы все объяснить: если предположить, что Сельчик, а не Ровак был главарем шайки. Ведь магистр экономики мог знать столько же, сколько и Ровак. Репутация неподкупного ревизора ему совсем не мешала, напротив, он был вне подозрений. Но вот в один прекрасный день Сельчик приходит к выводу, что жизнь ему надоела. Он пишет прощальное письмо, выпивает снотворное, разыгрывая перед Иолантой и ее приятельницей расстроенного человека, ведет идиотский разговор со своим кузеном. А перед этим по телефону договаривается с Махулевичем о том, чтобы выбросить из окна человека, проживающего на Солдатской улице.
Махулевич, естественно, не подозревает, о ком идет речь, а если к тому же не знает Сельчика в лицо, то не догадывается, что шеф имеет в виду самого себя. Впрочем, Сельчик подстраховывается тем, что приказывает Махулевичу оставаться в соседней лоджии, в его же квартире действует Бабуля, который, конечно же, не имеет понятия, кто такой Сельчик. Потом он пишет прощальное письмо и, приняв снотворное, спокойно ожидает, когда Бабуля придет и выбросит его из окна. Ничего не скажешь, прелестный способ самоубийства. И какая головоломка для следствия! Но зачем такие сложности? Мало ли других способов лишить себя жизни?
«Вот до чего можно додуматься», – улыбнулся про себя Ольшак, но где-то в глубине души он понимал, что только эта совершенно идиотская версия объяснила бы прощальное письмо самоубийцы, не отвергая одновременно подтвержденного показаниями Бабули факта убийства.
Инспектор остановился перед высоким зданием, где помещалось несколько учреждений. В одном из них работала Иоланта Каштель. К сожалению, в секретариате директора, где Ольшак надеялся ее застать, он увидел пожилую полную даму, которая привела его в изумление скоростью, с которой она ударяла по клавишам машинки. Если бы можно было дать ей двойную ставку, Ольшак, не задумываясь, предложил бы ей работу у себя, но это практически было невозможно, ибо по смете машинистке полагается определенная зарплата и никто не вправе нарушать финансовую дисциплину. Так что шансы переманить эту даму в управление невелики. Женщина допечатала фразу и, не отрывая рук от клавиш, вопросительно взглянула на Ольшака. Она объяснила, что пани Каштель больна.
…Однако Иоланта в своем воздушном халатике больной не казалась. Девушка не удивилась приходу инспектора и пригласила его в свою комнату, извинившись за хаос, который там царил. На столе стоял чемодан, набитый разными тряпками.
– Прошу прощения, пан капитан, но сегодня я занялась зимними вещами.
Ольшак, в свою очередь, извинился за внезапный приход, о котором у него не было времени предупредить пани Каштель. Здесь он немного покривил душой, ибо на самом – деле ему необходимо было застать Иоланту врасплох, чтобы не дать ей времени приготовиться к разговору, и удивился, что этого не достиг. Правда, Иоланта не выглядела больной, но, боже мой, Ольшак не собирался проверять ее служебную дисциплину и прекрасно понимал, что молодая женщина после всех выпавших на ее долю переживаний имеет право немного отдохнуть, а домашние дела, как известно, отличная разрядка для нервов. Но сейчас Иоланта не казалась и подавленной, напротив, она была спокойной, холодной, сдержанной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Известно также, что в этой банде есть молодая женщина, брюнетка в темных очках. Непонятно, почему Ольшаку вдруг припомнилась девушка, с которой он как-то видел на улице Янека. Однако инспектор отогнал от себя эту нелепую мысль. Цвет волос ни о чем еще не говорит, женщине перекрасить волосы ничего не стоит. Остается лишь голос, который можно установить при очных ставках. Но сейчас не с кем устраивать очных ставок, это дело будущего, придется еще долго разбираться, прежде чем отправить кое-кого на государственное содержание. Итак, Махулевич входит в эту банду и наверняка играет в ней не последнюю скрипку, поставляя автору замысла тряпичных клоунов. Нужно выяснить, кому он их передает: главарю или этой женщине? Знает ли он ее? Если организатор всего этого мероприятия человек расчетливый, то скорее всего он будет стараться, чтобы как можно меньше людей было посвящено в его настоящую роль.
Нет, что-то здесь не сходится. Сегодня утром звонил Лясочак с известием, которое представляет в совершенно ином свете показания ювелира Броката. Пропавшее серебро нашлось. К Брокату сразу же послали следователя. Ювелир сначала пытался отвертеться, однако вскоре признался, что действительно под задней дверью магазина нашел подброшенный сверток. Уверяет, что не платил за это никакого выкупа. Но тогда чем же вызван этот благородный поступок? Метод возвращения украденных вещей уже был проверен на Спаваче: доморощенному лорду это стоило дорого.
«А может, – зародилась вдруг у Ольшака почти абсурдная мысль, – возвращение серебра – оплата за услугу, которую оказал ювелир, раскрывая милиции весь механизм действия банды?» Это объясняло бы непонятный страх ювелира и то странное чувство, которое не покидало Ольшака с самого начала следствия, что кто-то направляет его усилия в поисках правды, более или менее ловко подсовывая материал для разоблачения банды. Неужели конкуренты? А может, кто-то поссорился с главарем и хочет выдать милиции всю шайку? Но зачем? А может – снова совершенно абсурдная мысль, – сам главарь ведет эту игру? Но опять же с какой целью? Или у него еще что-то за душой? Может, хочет отвести внимание от чего-то? Или его забавляет эта игра, или он маньяк, психопат, уверовавший, что ему все сойдет с рук?..
Ну и что из этого? Все это лишь домыслы, предположения, тени улик, и никаких доказательств. Он не может даже арестовать Ровака. Неужели тот шантажист так продумал детали, что, уничтожив весь старательно налаженный механизм, сам остался в тени? Но ведь есть Махулевич, против которого набралось столько, что можно уже предъявлять обвинение. Припертый к стене, он наверняка скажет о своем шефе, если только он его знает. Да и сам он был не простой пешкой в шайке…
Теперь Сельчик. Ромбеку он сказал о шантаже, а Иоланте – нет. Отпечатки пальцев на спичечном коробке идентичны обнаруженным в квартире Сельчика, такие же были и на окурке, найденном в лоджии. Этого следовало ожидать. Что же дальше? От Ромбека удалось узнать только, что Сельчик боялся какого-то шахматиста. Может, Сельчик напал на след шантажистов и ему объявили шах, подсунув клоуна. То есть дело об убийстве по-прежнему остается невыясненным. Необъяснимо и прощальное письмо…
Только одно могло бы все объяснить: если предположить, что Сельчик, а не Ровак был главарем шайки. Ведь магистр экономики мог знать столько же, сколько и Ровак. Репутация неподкупного ревизора ему совсем не мешала, напротив, он был вне подозрений. Но вот в один прекрасный день Сельчик приходит к выводу, что жизнь ему надоела. Он пишет прощальное письмо, выпивает снотворное, разыгрывая перед Иолантой и ее приятельницей расстроенного человека, ведет идиотский разговор со своим кузеном. А перед этим по телефону договаривается с Махулевичем о том, чтобы выбросить из окна человека, проживающего на Солдатской улице.
Махулевич, естественно, не подозревает, о ком идет речь, а если к тому же не знает Сельчика в лицо, то не догадывается, что шеф имеет в виду самого себя. Впрочем, Сельчик подстраховывается тем, что приказывает Махулевичу оставаться в соседней лоджии, в его же квартире действует Бабуля, который, конечно же, не имеет понятия, кто такой Сельчик. Потом он пишет прощальное письмо и, приняв снотворное, спокойно ожидает, когда Бабуля придет и выбросит его из окна. Ничего не скажешь, прелестный способ самоубийства. И какая головоломка для следствия! Но зачем такие сложности? Мало ли других способов лишить себя жизни?
«Вот до чего можно додуматься», – улыбнулся про себя Ольшак, но где-то в глубине души он понимал, что только эта совершенно идиотская версия объяснила бы прощальное письмо самоубийцы, не отвергая одновременно подтвержденного показаниями Бабули факта убийства.
Инспектор остановился перед высоким зданием, где помещалось несколько учреждений. В одном из них работала Иоланта Каштель. К сожалению, в секретариате директора, где Ольшак надеялся ее застать, он увидел пожилую полную даму, которая привела его в изумление скоростью, с которой она ударяла по клавишам машинки. Если бы можно было дать ей двойную ставку, Ольшак, не задумываясь, предложил бы ей работу у себя, но это практически было невозможно, ибо по смете машинистке полагается определенная зарплата и никто не вправе нарушать финансовую дисциплину. Так что шансы переманить эту даму в управление невелики. Женщина допечатала фразу и, не отрывая рук от клавиш, вопросительно взглянула на Ольшака. Она объяснила, что пани Каштель больна.
…Однако Иоланта в своем воздушном халатике больной не казалась. Девушка не удивилась приходу инспектора и пригласила его в свою комнату, извинившись за хаос, который там царил. На столе стоял чемодан, набитый разными тряпками.
– Прошу прощения, пан капитан, но сегодня я занялась зимними вещами.
Ольшак, в свою очередь, извинился за внезапный приход, о котором у него не было времени предупредить пани Каштель. Здесь он немного покривил душой, ибо на самом – деле ему необходимо было застать Иоланту врасплох, чтобы не дать ей времени приготовиться к разговору, и удивился, что этого не достиг. Правда, Иоланта не выглядела больной, но, боже мой, Ольшак не собирался проверять ее служебную дисциплину и прекрасно понимал, что молодая женщина после всех выпавших на ее долю переживаний имеет право немного отдохнуть, а домашние дела, как известно, отличная разрядка для нервов. Но сейчас Иоланта не казалась и подавленной, напротив, она была спокойной, холодной, сдержанной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36