Мы хорошо осведомлены о прошлой жизни наших квартиросъемщиков и, может быть, сможем выявить какую-то связь.
Грувер кивнул:
– Мы уже начали обычную процедуру расследования.
– Пусть она станет большим, нежели обычная процедура, и ваш труд будет вознагражден.
Грувер выставил вперед пухлые руки с толстыми пальцами, как будто отказываясь от второй порции земляничного торта.
– Нет, что вы! Нам ничего не нужно, мы очень рады…
Груверу не удалось закончить. Фелтон вынул из томика стихов два конверта.
– Внутри вы найдете мою визитную карточку. Прошу вас позвонить, как только что-то выяснится.
Выпроводив полицейских, дворецкий вернулся и сказал:
– Можно было просто навешать им лапши на уши. Очень тебе надо еще и взятки им давать.
– Какие взятки, лопух! – Фелтон поднялся из кресла, швырнул книгу на стол и потер руки.
Дворецкий пожал плечами:
– Что я такого сказал, босс?
– Ладно, Джимми. Я что-то нервничаю немного.
– Чего это вдруг?
Фелтон бросил на Джимми холодный взгляд, повернулся и подошел к портьерам, закрывавшим ведущую на балкон дверь.
– Откуда он взялся?
– Что?
– Ничего, Джимми. Налей-ка мне чего-нибудь!
– Правильно, босс. И мне тоже.
– И тебе.
Раздвинув портьеры, Фелтон вышел в сумерки, опускавшиеся на балкон двенадцатого этажа башни, которая возвышалась над Ист-Гудзоном благодаря его, Фелтона, стараниям.
Носком белой бархатной туфли сгреб землю, которая высыпалась из перевернутой кадки с пальмой, подошел к краю и, опершись на алюминиевое ограждение, вдохнул чистый воздух, принесенный ветром с Гудзона.
Здесь, наверху, воздух был чист. За каждый из кирпичей этого здания, поднявшего его сюда, где веял прохладный свежий бриз, заплатил он, Фелтон. Здесь не было копоти, не то, что на Восточной окраине, там, за рекой. Толпы народу, уличные торговцы, заводы, матери, кричащие на своих ребятишек, если, конечно, матери были дома. Когда Фелтон был мальчишкой, его мать редко бывала дома.
Иногда она все же приходила. Ночью. Проснувшись от шлепка по спине, он видел мать и ощущал алкогольный перегар. Почти всегда за ее спиной маячил силуэт стоящего в дверях мужчины, вырисовывавшийся в свете лампы из коридора. Больше мужчине и стоять-то было негде: квартирка крохотная. Одна комната. Одна кровать, которую надо было освободить.
Мать подталкивала его к двери, крича: «Да подушку-то оставь!» Приходилось оставлять и устраиваться на полу у двери. Зимой он брал с собой пальто.
Тогда они тоже жили на последнем этаже. Но на Деланси-стрит верхний этаж был самой нижней ступенью социальной лестницы, даже если твоя мать не была проституткой. На Восточной окраине лифты были не в почете.
Иногда она еще и запирала дверь изнутри, и утром нельзя было прошмыгнуть в квартиру, чтобы надеть куртку, почистить зубы и умыться. В школу он приходил грязный после ночевки на полу, с нечесанными волосами. Но никто из одноклассников над этим не смеялся.
Один как-то раз попробовал… Норман разобрался с ним при помощи отбитого горлышка бутылки – «розочки» в переулке возле школы. Его противник был почти на голову выше, но Фелтона это никогда не волновало: слабые места были у всех, и у больших они были больше, вот и все. Легче попасть палкой или камнем. Или «розочкой».
К четырнадцати годам Фелтон уже дважды побывал в детской исправительной колонии. Не миновать бы и третьего раза, да один из мамашиных клиентов улегся, оставив в штанах бумажник. Зайдя в комнату, чтобы умыться, Норман прихватил бумажник и улизнул. Ему это было не впервой, но столь богатый улов попался ему в первый раз. Двести долларов.
Это было слишком много, чтобы делить с мамой, и Норман Фелтон в последний раз спустился по грязной лестнице и вышел на улицу хозяином своей судьбы.
Удача пришла не сразу. Двухсот долларов хватило только на две недели. На работу четырнадцатилетнего паренька, хотя он и утверждал, что ему семнадцать, никто брать не хотел. Он попытался было втереться в доверие к букмекерам, но даже они не хотели брать курьером несовершеннолетнего.
Последний пятачок ушел на «хот-дог». Объедая булку вокруг сосиски, откусывая лишь по маленькому кусочку, чтобы продлить удовольствие, Норман брел по Пятой авеню. Впервые в жизни ему было страшно.
И тут он столкнулся со здоровенным мужиком, который, пятясь, выходил из подъезда. Остаток вожделенного бутерброда полетел на тротуар.
Не помня себя от злости, Норман бросился на невольного обидчика, но прежде, чем он нанес второй удар, на него кинулись два молодчика-бугая…
Ом пришел в себя в большой кухне, полной прислуги. Симпатичная женщина средних лет, сплошь увешанная драгоценностями, вытирала ему кровь со лба.
– Ну, ты, парень, нашел, с кем связываться, – молвила она.
Норман моргнул.
– Отличное представление ты устроил перед моим домом.
Норман огляделся вокруг и увидел столько красивых женщин, сколько ему не приходилось встречать за всю жизнь.
– Что, девочки, – спросила женщина средних лет, – не на того парень напал, а?
Девочки засмеялись в ответ.
– Только не рассказывай никому, с кем схватился на улице, – сказала женщина.
– А мне и некому рассказывать, – ответил Норман.
Недоверчиво улыбнувшись, женщина покачала головой.
– Так уж и некому?
– Некому, – повторил Норман.
– А где ты живешь?
– Да тут, недалеко.
– А точнее?
– Точнее – там, где можно устроиться поспать.
– Не верю я тебе, парень, – сказала женщина и снова вытерла ему лоб.
Вот так Норман Фелтон начал свою карьеру, начал в самом модном и дорогом публичном доме Нью-Йорка. Он стал любимцем девочек. Сама мадам доверяла ему деликатные поручения. Он умел держать язык за зубами. И главное – он быстро соображал.
Позже Норман узнал, что человек, лишивший его остатков сосиски с булочкой, был никто иной, как сам Альфонсо Дегенерато, главарь рэкетиров Бронкса.
Глава восемнадцатая
– Все они только о вас и мечтают, мистер Морокко! – говорил всегда Норман, зная, что это «железная» пятерка.
– Все-то ты, парень, знаешь, – смеялся в ответ Морокко.
Затем мистера Морокко нужно было проводить наверх, к Норме или к Кэрол. Спускаясь вниз, Фелтон представлял себе все, что будет дальше.
Наибольшую трудность представлял первый этап. Мистера Морокко надо было возбудить. На это уходило от двадцати до тридцати минут. Ключ к потенции Морокко был, судя по всему, запрятан где-то в его голове. После этого девочка с огромным трудом доводила начатое до конца. В ее стонах не было ни грамма фальши, правда, это были стоны натуги, а не экстаза.
Затем нужно было восторженно расхваливать мужские способности Морокко. Мадам объясняла, что именно за это он и платит. Если точно придерживаться описанной последовательности, то за ночь от Вито Морокко можно было получить пятьдесят долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Грувер кивнул:
– Мы уже начали обычную процедуру расследования.
– Пусть она станет большим, нежели обычная процедура, и ваш труд будет вознагражден.
Грувер выставил вперед пухлые руки с толстыми пальцами, как будто отказываясь от второй порции земляничного торта.
– Нет, что вы! Нам ничего не нужно, мы очень рады…
Груверу не удалось закончить. Фелтон вынул из томика стихов два конверта.
– Внутри вы найдете мою визитную карточку. Прошу вас позвонить, как только что-то выяснится.
Выпроводив полицейских, дворецкий вернулся и сказал:
– Можно было просто навешать им лапши на уши. Очень тебе надо еще и взятки им давать.
– Какие взятки, лопух! – Фелтон поднялся из кресла, швырнул книгу на стол и потер руки.
Дворецкий пожал плечами:
– Что я такого сказал, босс?
– Ладно, Джимми. Я что-то нервничаю немного.
– Чего это вдруг?
Фелтон бросил на Джимми холодный взгляд, повернулся и подошел к портьерам, закрывавшим ведущую на балкон дверь.
– Откуда он взялся?
– Что?
– Ничего, Джимми. Налей-ка мне чего-нибудь!
– Правильно, босс. И мне тоже.
– И тебе.
Раздвинув портьеры, Фелтон вышел в сумерки, опускавшиеся на балкон двенадцатого этажа башни, которая возвышалась над Ист-Гудзоном благодаря его, Фелтона, стараниям.
Носком белой бархатной туфли сгреб землю, которая высыпалась из перевернутой кадки с пальмой, подошел к краю и, опершись на алюминиевое ограждение, вдохнул чистый воздух, принесенный ветром с Гудзона.
Здесь, наверху, воздух был чист. За каждый из кирпичей этого здания, поднявшего его сюда, где веял прохладный свежий бриз, заплатил он, Фелтон. Здесь не было копоти, не то, что на Восточной окраине, там, за рекой. Толпы народу, уличные торговцы, заводы, матери, кричащие на своих ребятишек, если, конечно, матери были дома. Когда Фелтон был мальчишкой, его мать редко бывала дома.
Иногда она все же приходила. Ночью. Проснувшись от шлепка по спине, он видел мать и ощущал алкогольный перегар. Почти всегда за ее спиной маячил силуэт стоящего в дверях мужчины, вырисовывавшийся в свете лампы из коридора. Больше мужчине и стоять-то было негде: квартирка крохотная. Одна комната. Одна кровать, которую надо было освободить.
Мать подталкивала его к двери, крича: «Да подушку-то оставь!» Приходилось оставлять и устраиваться на полу у двери. Зимой он брал с собой пальто.
Тогда они тоже жили на последнем этаже. Но на Деланси-стрит верхний этаж был самой нижней ступенью социальной лестницы, даже если твоя мать не была проституткой. На Восточной окраине лифты были не в почете.
Иногда она еще и запирала дверь изнутри, и утром нельзя было прошмыгнуть в квартиру, чтобы надеть куртку, почистить зубы и умыться. В школу он приходил грязный после ночевки на полу, с нечесанными волосами. Но никто из одноклассников над этим не смеялся.
Один как-то раз попробовал… Норман разобрался с ним при помощи отбитого горлышка бутылки – «розочки» в переулке возле школы. Его противник был почти на голову выше, но Фелтона это никогда не волновало: слабые места были у всех, и у больших они были больше, вот и все. Легче попасть палкой или камнем. Или «розочкой».
К четырнадцати годам Фелтон уже дважды побывал в детской исправительной колонии. Не миновать бы и третьего раза, да один из мамашиных клиентов улегся, оставив в штанах бумажник. Зайдя в комнату, чтобы умыться, Норман прихватил бумажник и улизнул. Ему это было не впервой, но столь богатый улов попался ему в первый раз. Двести долларов.
Это было слишком много, чтобы делить с мамой, и Норман Фелтон в последний раз спустился по грязной лестнице и вышел на улицу хозяином своей судьбы.
Удача пришла не сразу. Двухсот долларов хватило только на две недели. На работу четырнадцатилетнего паренька, хотя он и утверждал, что ему семнадцать, никто брать не хотел. Он попытался было втереться в доверие к букмекерам, но даже они не хотели брать курьером несовершеннолетнего.
Последний пятачок ушел на «хот-дог». Объедая булку вокруг сосиски, откусывая лишь по маленькому кусочку, чтобы продлить удовольствие, Норман брел по Пятой авеню. Впервые в жизни ему было страшно.
И тут он столкнулся со здоровенным мужиком, который, пятясь, выходил из подъезда. Остаток вожделенного бутерброда полетел на тротуар.
Не помня себя от злости, Норман бросился на невольного обидчика, но прежде, чем он нанес второй удар, на него кинулись два молодчика-бугая…
Ом пришел в себя в большой кухне, полной прислуги. Симпатичная женщина средних лет, сплошь увешанная драгоценностями, вытирала ему кровь со лба.
– Ну, ты, парень, нашел, с кем связываться, – молвила она.
Норман моргнул.
– Отличное представление ты устроил перед моим домом.
Норман огляделся вокруг и увидел столько красивых женщин, сколько ему не приходилось встречать за всю жизнь.
– Что, девочки, – спросила женщина средних лет, – не на того парень напал, а?
Девочки засмеялись в ответ.
– Только не рассказывай никому, с кем схватился на улице, – сказала женщина.
– А мне и некому рассказывать, – ответил Норман.
Недоверчиво улыбнувшись, женщина покачала головой.
– Так уж и некому?
– Некому, – повторил Норман.
– А где ты живешь?
– Да тут, недалеко.
– А точнее?
– Точнее – там, где можно устроиться поспать.
– Не верю я тебе, парень, – сказала женщина и снова вытерла ему лоб.
Вот так Норман Фелтон начал свою карьеру, начал в самом модном и дорогом публичном доме Нью-Йорка. Он стал любимцем девочек. Сама мадам доверяла ему деликатные поручения. Он умел держать язык за зубами. И главное – он быстро соображал.
Позже Норман узнал, что человек, лишивший его остатков сосиски с булочкой, был никто иной, как сам Альфонсо Дегенерато, главарь рэкетиров Бронкса.
Глава восемнадцатая
– Все они только о вас и мечтают, мистер Морокко! – говорил всегда Норман, зная, что это «железная» пятерка.
– Все-то ты, парень, знаешь, – смеялся в ответ Морокко.
Затем мистера Морокко нужно было проводить наверх, к Норме или к Кэрол. Спускаясь вниз, Фелтон представлял себе все, что будет дальше.
Наибольшую трудность представлял первый этап. Мистера Морокко надо было возбудить. На это уходило от двадцати до тридцати минут. Ключ к потенции Морокко был, судя по всему, запрятан где-то в его голове. После этого девочка с огромным трудом доводила начатое до конца. В ее стонах не было ни грамма фальши, правда, это были стоны натуги, а не экстаза.
Затем нужно было восторженно расхваливать мужские способности Морокко. Мадам объясняла, что именно за это он и платит. Если точно придерживаться описанной последовательности, то за ночь от Вито Морокко можно было получить пятьдесят долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45