Его телестанция давала репортажи о бостонских закоулках, и претендующий на юмор ведущий, на самом деле напрочь лишенный чувства юмора, проводил специальный летний конкурс, на который ежевечерне отводилось по пять минут эфирного времени. Телестанция напоминала «Титаник», идущий ко дну с наяривающим в кают-компании оркестром. Одна нью-йоркская фирма снабдила станцию лихой музыкальной заставкой, а станция обеспечивала бесперебойное поступление идиотских репортажей на какие угодно темы.
Доктор Шийла Файнберг была занята с корреспондентами конкурирующей телестанции. Ведущий стал ждать конца интервью. Неожиданно ему захотелось вступиться за эту женщину, пусть и ученую. Ожидая в свете юпитеров очередного вопроса, она выглядела очень нелепо, совсем как невзрачная старательная ученица, которой непременно достанется муж-тряпка, а может, не достанется и такого.
Доктору Файнберг было тридцать восемь лет. У нее был крупный мужской нос и изможденное лицо с выражением отчаяния, как у загнанного бухгалтера, который потерял учетные книги и теперь неминуемо лишится клиента.
На ней была свободная белая блузка с рюшками, призванными скрыть отсутствие груди; зато она обладала тонкой талией и широкими бедрами, обтянутыми темно-синей фланелевой юбкой. Туфли она носила простые, черные, на низком каблуке. Брошка с камеей свидетельствовала о том, что она женщина, имеющая право на украшение, однако выглядела так же неуместно, как и ее новая стрижка. Стрижка была короткая, с оттенком нахальства, вошедшая в моду благодаря известной фигуристке. Однако если фигуристке с ее кокетливой мордашкой она вполне шла, то на голове у доктора Файнберг смотрелась, как рождественская елка на танковой башне, и вместо радости навевала грусть.
Ведущий ласково попросил ее объяснить суть опытов. Предварительно он посоветовал ей не кусать перед камерой ногти.
— Мы занимаемся здесь, — заговорила доктор Файнберг с деланной сдержанностью, отчего вены у нее на шее вздулись так, что стали похожи на спущенные воздушные шары, на которые наступили и тем продлили их жизнь, изучением хромосом. Хромосомы, гены, ДНК — все это элементы процесса, определяющего свойства живого организма. Благодаря им одно семечко становится петунией, а другое превращается в Наполеона. Или в Иисуса Христа. Мы имеем дело с механизмом кодирования — явлением, из-за которого организмы становятся тем, что они есть.
— Ваши критики настаивают, что вы способны создать чудовище или неизвестную болезнь, которая, вырвавшись из лаборатории, может уничтожить человечество.
Доктор Файнберг печально улыбнулась и покачала головой.
— Я называю это «синдромом Франкенштейна», — сказала она. — Это в кино сумасшедший ученый берет мозги преступника, рассовывает их по останкам разных людей и с помощью молнии превращает все это в нечто еще более странное, чем человек. Если действовать таким образом, то все, чего можно добиться, — это невыносимого зловония. Сомневаюсь, чтобы можно было вдохнуть жизнь хотя бы в один процент тканей, еще меньший процент можно заставить функционировать и того меньше — превзойти среднего человека.
— Тогда откуда же у людей такое мнение? — спросил ведущий.
— Из газет и телевидения. Им врут, будто человек, попавший в аварию, может благодаря какому-то механическому или электронному колдовству стать сильнее и хитроумнее, чем все прочие. Но это неверно! Если бы я попыталась вшить вам в плечо био-руку, то у вас остались бы шрамы на десять лет. Она была бы сверхчувствительной, а если бы благодаря каким-нибудь механическим ухищрениям ее сделали бы сильнее обыкновенной человеческой руки, то вы бы первый зареклись ею пользоваться, так она вас замучала бы. То есть все это — болтовня. Наша задача состоит не в том, чтобы держать под контролем какое-то чудище, а в том, чтобы поддержать жизнедеятельность очень хрупкого вещества. Именно это я и собираюсь сегодня продемонстрировать.
— Как?
— Выпив его.
— Это не опасно?
— Опасно, — сказала доктор Файнберг. — Для этого вещества. Если оно не погибнет просто потому, что окажется на открытом воздухе, то моя слюна наверняка его убьет. Поймите, речь идет о самой низшей из всех бактерий.
На нее мы навешиваем хромосомы и гены, принадлежащие другим жизненным формам. Уйдут годы, многие годы, помноженные на талант и везение, чтобы понять генетическую природу рака, гемофилии, диабета. Возможно, удастся создать недорогие вакцины и спасти людей, сегодня обреченных на смерть.
Мы сумеем вывести растения, улавливающие азот из воздуха и не нуждающиеся в дорогостоящих удобрениях. Но на это потребуются многие годы.
Вот почему все эти протесты вызывают только смех. Сегодня нам едва удается сохранить жизнь этих организмов. Почти вся наша сложнейшая аппаратура служит одному: поддержанию нужной температуры, нужной кислотности. Собравшиеся там беспокоятся, как бы наши питомцы не покорили мир, а наша забота — не дать им погибнуть.
Прошло два часа, прежде чем началась демонстрация опыта. Сперва протестующим понадобилось занять выгодные для телесъемки места. Матери с детьми на руках выдвинулись на первый фланг, под око камер. В объектив любой камеры, нацеленной на место эксперимента, обязательно попадали детские лица.
Взорам предстал водруженный на черный стол длинный резервуар, похожий на аквариум, наполненный чем-то прозрачным. В жидкость была погружена дюжина закупоренных пробирок.
Доктор Файнберг попросила присутствующих не курить.
— Если это безопасно, зачем было запускать вашу дрянь в аквариум с водой?
— Во-первых, в резервуаре не вода. Вода слишком быстро передает температурные колебания. Это — желатиновый раствор, действующий как изолятор. Организмы очень нестойкие.
«Нестойкие»! Еще рванет! — выкрикнул лысый мужчина с бородой и с бусинкой братской любви на золотой цепочке.
— Нестойкие в том смысле, что могут погибнуть, — терпеливо объяснила доктор Файнберг.
— Лгунья! — крикнула миссис Уолтерс.
К этому времени ее дочь Этель окончательно промокла. Очаровательные ямочки на щечках сочетались со зловонием, которое стало невыносимым даже для любящей матери. Впрочем, сама Этель по привычке не обращала на свой конфуз никакого внимания.
— Нет, вы не поняли. Вещество действительно очень чувствительное. Мы еще не добились требуемой комбинации, пытаясь получить нечто неосязаемое.
— Покушение на семя жизни! — крикнул кто-то.
— Нет, нет! Послушайте же! Знаете ли вы, почему, сколько бы вы ни старели, ваш нос остается вашим носом, ваши глаза — вашими глазами? И это при том, что каждые семь лет полностью обновляются все клетки?
— Потому, что вы не успели за них взяться! — ответил мужской голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40