Эта тварь перемещается с невероятной скоростью.
— Ты все увидишь, — сказала Пам.
Когда истекли оговоренные два с половиной часа, она предложила ему какое-то питье. Галлахану захотелось узнать, чем его угощают.
— Витамин, — сказала она.
— Я этого не пью, — сказал он.
Бурый напиток был похож на протухший желатин. Она подала его в старом сосуде для взбивания коктейлей, в каких продают густой соус с мелкими креветками. Этими сосудами, судя по их виду, неоднократно пользовались как стаканами. Она достала его из ящика из нержавеющей стали, укрепленного на стене в кухне.
— Я не стану пить эту дрянь даже под дулом револьвера, — сказал Галлахан.
— На другое я и не надеялась.
— Умница. Эта бурда выглядит подозрительнее, чем цианистый калий.
Пам Весткотт улыбнулась и повалила Галлахана на кровать. Изнасилование, подумал он. Конечно, это невозможно, учитывая его отношение к Пам Весткотт. Женщина не имеет шансов изнасиловать мужчину, не пришедшего в возбуждение. Особенно верно это было в отношении Джима Галлахана, не приходившего в сильное возбуждение с тех самых пор, когда он увидел счет за лечение своего младшего ребенка.
Он оттолкнул ее — несильно, просто чтобы отвязалась. Однако она даже не пошевельнулась. Он поднажал. Мисс Весткотт держала его одной рукой.
Погоди, подумал он, я, конечно, вот-вот разменяю шестой десяток и пребываю далеко не в лучшей форме, но уж репортера из бостонской «Таймс» оттолкнуть могу. Особенно когда она держит меня одной рукой, сжимая во второй стакан.
В следующее мгновение свободная рука репортерши схватила его за нос. У него перехватило дыхание. Женщина справлялась с ним играючи. Он попытался двинуть ее как следует, но не смог пошевелить даже пальцем. Тогда он врезал ей коленом промеж ног. Это была борьба не на жизнь, а на смерть.
Удар попал в цель, но она только застонала и не ослабила хватку.
Джим Галлахан разинул рот, испугавшись, что задохнется, и ему в глотку палилась коричневая гадость. Вкусом она походила на отвратительную тухлятину. Его затошнило, но рот был зажат, и ему пришлось проглотить рвоту.
Его голова тряслась, словно болталась на веревке. Веревка становилась все длиннее, а голова дергалась все отчаяннее.
Он оказался в кромешной темноте. Раздался отцовский голос, умолявший его остаться, потом к нему присоединился голос матери. Через некоторое время он очнулся от нестерпимой рези в глазах. Кто-то светил ему прямо в лицо.
— Выключите свет, — пробормотал он.
Он чувствовал жажду и сильный голод. В желудке было пусто. Рядом с ним сидела мурлычущая Пам Весткотт. Он обнюхал ее. Ее запах вернул ему уверенность. Зато его собственная одежда пахла отвратительно. Это был странный запах, от которого голод делался нестерпимым.
— У тебя найдется перекусить? — спросил он.
— Как насчет мартини?
Галлахан вздрогнул. Потом он потянулся и зевнул. Пам Весткотт лизнула его в лицо.
— У меня есть кое-что, что тебе понравится. Я на минутку, котенок.
Галлахан упруго сел. Да, он испытывал голод. Но при этом чувствовал себя полным жизненных сил, как никогда. До него дошло, что с того дня, когда он поступил на работу в ФБР, он ни на минуту не забывал о Бюро.
Сейчас же с ним происходило небывалое: ему было совершенно наплевать на ФБР и чувствовал он себя при этом изумительно.
Его не волновало, вернется ли он в ФБР. Карабканье по служебной лестнице мигом утратило смысл.
Смысл был в еде. В безопасности. В спаривании, если только он учует соответствующий запах.
Скоро до него донесся восхитительный аромат, и он узнал угощение, еще не видя его: лакомые внутренности ягненка с кровью.
Он сожрал угощение и облизал руки. Насытившись, он заметил улыбку Пам Весткотт. Его ноздри уловили соблазнительный запах, и он понял, что от него требуется.
Впрочем, они занялись этим в спальне, как люди.
В последующие дни он часто вспоминал шутку насчет того, что, побыв негром субботним вечером, белый не захочет снова становиться белым. Что ж, теперь вечер субботы наступал для него каждый вечер и каждое утро. У него были потребности, которые он удовлетворял; потом все повторялось по кругу.
Самая главная разница по сравнению с прошлым была в том, что он перестал волноваться. Иногда он становился злым, иногда пугался, однако не переживал страх в воображении и поэтому был спокоен.
Смерть это смерть. Жизнь это жизнь. Еда это еда. Вернувшись домой после Пам Весткотт, он не пожелал остаться с семьей. Младший сынишка расплакался у него на глазах, однако самым странным было то, что это взволновало его куда меньше, чем если бы в его присутствии обидели животное.
Его не посетили никакие чувства.
Более того, ему было совершенно непонятно, что так огорчает сына. Мать обеспечит ему еду и кров. Зачем же мальчишка цепляется за его рукав?
Джим Галлахан отвесил малышу затрещину, от которой тот пулей отлетел в противоположный угол.
Потом он неслышно покинул дом и отправился на работу. Там он взялся за дело с небывалым рвением. Ему было необходимо найти раненого белого с разодранным животом.
Проверить все больницы, всех до одного врачей! Таков был его приказ подчиненным. Ему нужен этот тип, молодой белый, темноглазый брюнет с толстыми запястьями.
— Сэр, какое преступление он совершил?
— Делайте, что вам велят, — отрезал Галлахан.
Ему было невмоготу находиться вблизи этих людей. Но Пам научила его одному фокусу. Когда становится невтерпеж, надо сожрать гамбургер или бифштекс с кровью, печень или почки. Тогда перестаешь испытывать голод по человечьему мясу. Тревожиться здесь совершенно не о чем, потому что скоро в его распоряжении будет сколько угодно человечины.
Джим Галлахан знал, что так оно и будет. Ведь теперь у него был предводитель, превосходивший могуществом самого Эдгара Гувера.
Ее звали Шийла. Это она хотела получить парня живым.
— Он ранен и, возможно, помещен на днях в больницу, — сказал Галлахан.
Он узнал это от Шийлы Файнберг.
— Не очень-то надежная ниточка, — сказал один из людей Галлахана.
— Бросьте все и найдите мне этого типа, — приказал Галлахан.
— Слушаюсь, сэр. У меня плохо завязан галстук?
— Нет. — Галлахан открыл ящик, где лежала сырая печень. — Все вон!
На улице один его подчиненный спросил у остальных:
— Он действительно зарычал или мне показалось?
Глава 6
Миссис Тьюмалти стала обладательницей сногсшибательной новости. Она не собиралась расставаться с ней прямо в Саут-энде, растрезвонив все через забор ради удовольствия миссис Гроган или миссис Флагерти. Ее путь лежал в Норт-энд.
Если считать Бостон американским плавильным котлом национальностей, то это котел со множеством внутренних перегородок, как Европа с ее границами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Ты все увидишь, — сказала Пам.
Когда истекли оговоренные два с половиной часа, она предложила ему какое-то питье. Галлахану захотелось узнать, чем его угощают.
— Витамин, — сказала она.
— Я этого не пью, — сказал он.
Бурый напиток был похож на протухший желатин. Она подала его в старом сосуде для взбивания коктейлей, в каких продают густой соус с мелкими креветками. Этими сосудами, судя по их виду, неоднократно пользовались как стаканами. Она достала его из ящика из нержавеющей стали, укрепленного на стене в кухне.
— Я не стану пить эту дрянь даже под дулом револьвера, — сказал Галлахан.
— На другое я и не надеялась.
— Умница. Эта бурда выглядит подозрительнее, чем цианистый калий.
Пам Весткотт улыбнулась и повалила Галлахана на кровать. Изнасилование, подумал он. Конечно, это невозможно, учитывая его отношение к Пам Весткотт. Женщина не имеет шансов изнасиловать мужчину, не пришедшего в возбуждение. Особенно верно это было в отношении Джима Галлахана, не приходившего в сильное возбуждение с тех самых пор, когда он увидел счет за лечение своего младшего ребенка.
Он оттолкнул ее — несильно, просто чтобы отвязалась. Однако она даже не пошевельнулась. Он поднажал. Мисс Весткотт держала его одной рукой.
Погоди, подумал он, я, конечно, вот-вот разменяю шестой десяток и пребываю далеко не в лучшей форме, но уж репортера из бостонской «Таймс» оттолкнуть могу. Особенно когда она держит меня одной рукой, сжимая во второй стакан.
В следующее мгновение свободная рука репортерши схватила его за нос. У него перехватило дыхание. Женщина справлялась с ним играючи. Он попытался двинуть ее как следует, но не смог пошевелить даже пальцем. Тогда он врезал ей коленом промеж ног. Это была борьба не на жизнь, а на смерть.
Удар попал в цель, но она только застонала и не ослабила хватку.
Джим Галлахан разинул рот, испугавшись, что задохнется, и ему в глотку палилась коричневая гадость. Вкусом она походила на отвратительную тухлятину. Его затошнило, но рот был зажат, и ему пришлось проглотить рвоту.
Его голова тряслась, словно болталась на веревке. Веревка становилась все длиннее, а голова дергалась все отчаяннее.
Он оказался в кромешной темноте. Раздался отцовский голос, умолявший его остаться, потом к нему присоединился голос матери. Через некоторое время он очнулся от нестерпимой рези в глазах. Кто-то светил ему прямо в лицо.
— Выключите свет, — пробормотал он.
Он чувствовал жажду и сильный голод. В желудке было пусто. Рядом с ним сидела мурлычущая Пам Весткотт. Он обнюхал ее. Ее запах вернул ему уверенность. Зато его собственная одежда пахла отвратительно. Это был странный запах, от которого голод делался нестерпимым.
— У тебя найдется перекусить? — спросил он.
— Как насчет мартини?
Галлахан вздрогнул. Потом он потянулся и зевнул. Пам Весткотт лизнула его в лицо.
— У меня есть кое-что, что тебе понравится. Я на минутку, котенок.
Галлахан упруго сел. Да, он испытывал голод. Но при этом чувствовал себя полным жизненных сил, как никогда. До него дошло, что с того дня, когда он поступил на работу в ФБР, он ни на минуту не забывал о Бюро.
Сейчас же с ним происходило небывалое: ему было совершенно наплевать на ФБР и чувствовал он себя при этом изумительно.
Его не волновало, вернется ли он в ФБР. Карабканье по служебной лестнице мигом утратило смысл.
Смысл был в еде. В безопасности. В спаривании, если только он учует соответствующий запах.
Скоро до него донесся восхитительный аромат, и он узнал угощение, еще не видя его: лакомые внутренности ягненка с кровью.
Он сожрал угощение и облизал руки. Насытившись, он заметил улыбку Пам Весткотт. Его ноздри уловили соблазнительный запах, и он понял, что от него требуется.
Впрочем, они занялись этим в спальне, как люди.
В последующие дни он часто вспоминал шутку насчет того, что, побыв негром субботним вечером, белый не захочет снова становиться белым. Что ж, теперь вечер субботы наступал для него каждый вечер и каждое утро. У него были потребности, которые он удовлетворял; потом все повторялось по кругу.
Самая главная разница по сравнению с прошлым была в том, что он перестал волноваться. Иногда он становился злым, иногда пугался, однако не переживал страх в воображении и поэтому был спокоен.
Смерть это смерть. Жизнь это жизнь. Еда это еда. Вернувшись домой после Пам Весткотт, он не пожелал остаться с семьей. Младший сынишка расплакался у него на глазах, однако самым странным было то, что это взволновало его куда меньше, чем если бы в его присутствии обидели животное.
Его не посетили никакие чувства.
Более того, ему было совершенно непонятно, что так огорчает сына. Мать обеспечит ему еду и кров. Зачем же мальчишка цепляется за его рукав?
Джим Галлахан отвесил малышу затрещину, от которой тот пулей отлетел в противоположный угол.
Потом он неслышно покинул дом и отправился на работу. Там он взялся за дело с небывалым рвением. Ему было необходимо найти раненого белого с разодранным животом.
Проверить все больницы, всех до одного врачей! Таков был его приказ подчиненным. Ему нужен этот тип, молодой белый, темноглазый брюнет с толстыми запястьями.
— Сэр, какое преступление он совершил?
— Делайте, что вам велят, — отрезал Галлахан.
Ему было невмоготу находиться вблизи этих людей. Но Пам научила его одному фокусу. Когда становится невтерпеж, надо сожрать гамбургер или бифштекс с кровью, печень или почки. Тогда перестаешь испытывать голод по человечьему мясу. Тревожиться здесь совершенно не о чем, потому что скоро в его распоряжении будет сколько угодно человечины.
Джим Галлахан знал, что так оно и будет. Ведь теперь у него был предводитель, превосходивший могуществом самого Эдгара Гувера.
Ее звали Шийла. Это она хотела получить парня живым.
— Он ранен и, возможно, помещен на днях в больницу, — сказал Галлахан.
Он узнал это от Шийлы Файнберг.
— Не очень-то надежная ниточка, — сказал один из людей Галлахана.
— Бросьте все и найдите мне этого типа, — приказал Галлахан.
— Слушаюсь, сэр. У меня плохо завязан галстук?
— Нет. — Галлахан открыл ящик, где лежала сырая печень. — Все вон!
На улице один его подчиненный спросил у остальных:
— Он действительно зарычал или мне показалось?
Глава 6
Миссис Тьюмалти стала обладательницей сногсшибательной новости. Она не собиралась расставаться с ней прямо в Саут-энде, растрезвонив все через забор ради удовольствия миссис Гроган или миссис Флагерти. Ее путь лежал в Норт-энд.
Если считать Бостон американским плавильным котлом национальностей, то это котел со множеством внутренних перегородок, как Европа с ее границами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40