..
- Ты знаешь, я не резинщик. Только позвони Проценко, чтоб он мне
больше ничего не подвешивал. Он ведь как? Получит от руководства разгон -
сразу меня достает... Давай мне адрес Назаркевича...
Дом, в котором жил Назаркевич - облупленная пятиэтажка - стоял в
глубине двора. Детские качели, загородка для мусорных баков. За домом
полуобвалившийся забор, за ним - пустырь. Впритык к забору два
металлических гаража. Между ними машина, накрытая брезентом. Оглядевшись,
Агрба быстро приподнял брезент, посмотрел на номер. Машина Назаркевича. В
ГАИ Агрба загодя узнал цвет, номер и модель "жигуленка", принадлежащего
Назаркевичу. Джума вошел в подъезд, поднялся, позвонил в дверь. Никто не
отозвался. Он стоял долго, несколько раз нажимал кнопку. Безрезультатно.
Потом позвонил в дверь рядом. Вышел мужчина в майке и полосатых пижамных
брюках.
- Вам кого?
- Я к Сергею Матвеевичу. Что-то не открывает.
- Их дома нет. Наталья Даниловна к нему в больницу поехала.
- А что с ним?
- Колено сильно зашиб, в аварию попал. А вы кто будете?
- Знакомый... Он в какой больнице? Не знаете?
- Чего ж не знаю, я сам отвозил его на своей машине?! В 4-ю
городскую, в травматологию...
Спускаясь по лестнице, Агрба думал, что надо было спросить, где, при
каких обстоятельствах Назаркевич повредил колено и когда вернулся из
Богдановска: в тот же день или после. Сосед Назаркевичей мужик
разговорчивый, видно, отношения между ними хорошие, так что мог знать и
это. Но поразмыслив, майор пришел к выводу, что поступил правильно,
воздержавшись: нельзя слишком "давить на газ", эдакое неумеренное
любопытство настораживает. Люди замыкаются...
Выйдя во двор, Джума посмотрел в сторону гаражей. Велик был соблазн
взглянуть на автомобиль, покрытый до земли выгоревшим брезентом, но
появился народ - люди возвращались с работы, на качелях молодая мамаша
катала девочку лет четырех. Так не солоно хлебавши, Агрба двинулся к
трамвайной остановке.
Джума шел по больничному коридору в сопровождении врача-ординатора,
накинув на плечи халат.
- Здесь, - сказал врач, останавливаясь у двери в палату. - Он в левом
углу у окна. Я вам не нужен?
- Нет...
Джума вошел и сразу скис: в палате шесть коек, на каждой лежал
больной, у одних руки и торс в гипсе, в каких-то металлических
конструкциях, у других - ноги подвешены в блоках. Агрба подошел к постели
Назаркевича. Сесть было некуда - два стула на всю палату, оба заняты
банками, книгами, тарелками, крышками.
- Здравствуйте, Сергей Матвеевич, - склонившись, тихо сказал Джума. -
Я из ГАИ. Вы уж извините, что наведался, я ненадолго.
- Что за срочность? - хмуро спросил Назаркевич.
- Есть пара вопросов... Во вторник, пятнадцатого, вы попали в аварию.
Так? - почти шепотом спросил Джума.
- Не во вторник, а в среду.
- Но в Богдановск-то вы ездили во вторник?
- В тот же день и вернулся. А в среду утром опять поехал. Тогда и
произошло.
- Вы один ездили?
- Когда?
- Ну, во вторник, в среду.
- Во вторник с начальницей, в среду один.
- Она вернулась с вами во вторник?
- Нет. Осталась в Богдановске.
- А в среду?
- Я не доехал до Богдановска. А в чем, собственно, дело? - начал
раздражаться Назаркевич.
В это время открылась дверь, в палату вошли два врача, а с ними
стайка студентов. Джума понял, что дальнейшее пребывание здесь уже
бессмысленно.
- Выздоравливайте, Сергей Матвеевич.
- Постараюсь, - Назаркевич повернул голову к стене...
Спускаясь по ступенькам и идя затем к трамвайной остановке, Джума
пытался разгадать вопрос Назаркевича "А в чем, собственно, дело?" Темнит,
или ничего не знает, или - что?..
Только около восьми вечера Скорик ушел из прокуратуры. Домой добрался
в половине девятого уставший и голодный. Войдя в квартиру, понял, что
здесь Катя: в коридоре стояла ее хозяйственная сумка, а из кухни слышны
были какие-то Катины движения у плиты. Он пошел на кухню.
- Привет. Давно пришла?
- Минут сорок.
Они поцеловались.
- Есть хочу, - сказал он.
- Уже жарю картошку. Купила охотничьих сосисок.
- На чем жаришь? У меня ни кусочка масла не было.
- Я достала бутылку подсолнечного.
- Видишь, как хорошо, что у тебя свой ключ! Иначе я бы сидел сегодня
голодный.
- И злой.
- Конечно. Я плохо переношу голод.
- Знаю. Ставь тарелки, нарезай хлеб. В сумке у меня свежий батон...
После ужина он ушел в комнату, уселся в кресло просматривать газеты,
скопившиеся за два дня. Катя купалась, Скорик слышал, как в ванной
шелестели струи воды, попадая на целлофановую занавеску...
Потряхивая влажными волосами, Катя вышла в синем махровом халате,
перехваченным в талии поясом. Она уселась в кресло напротив, отбросив полы
халата, высоко положив ногу на ногу, и принялась маленькой кисточкой из
пузырька покрывать ногти лаком. Запахло ацетоном. Скорик любил этот запах,
любил наблюдать за Катей во время этой процедуры. И сейчас, глядя поверх
газеты на ее ноги, обнаженные почти до бедер, наблюдая, как очередной раз
проведя осторожно кисточкой, Катя ждет, чтоб высох лак, он вдруг подумал:
"Интересно, будет ли все это меня занимать, если мы поженимся и я привыкну
к ее каждодневному присутствию в этой квартире?"
- Ты чего уставился? - она неожиданно перехватила его взгляд и
инстинктивно затолкала полы халата меж колен.
- Да так, - улыбнулся он.
Они познакомились три года назад. Биохимик по профессии, Катя
работала в научно-исследовательской лаборатории судебных экспертиз,
Скорику иногда приходилось туда обращаться. Там впервые увидели друг
друга...
- Стели, ложись, я подожду пока лак просохнет.
Он поднялся, пошел к постельной тумбе...
12
Ох, как не хотелось ему сегодня идти в институт опрашивать людей,
которые через несколько часов должны отправиться на похороны. Скорик
понимал, что сотрудники института не охвачены вселенской печалью - не все
к Кубраковой одинаково относились, как и она к ним, кто-то ее любил,
кто-то уважал, кто-то был равнодушен, а кто-то, он не сомневался, не
терпел, может даже и ненавидел. Все это естественно. И все же атмосфера
траура в той или иной мере коснулась каждого, что по его мнению, создавало
для него определенное психологическое преимущество, которое может
исчезнуть через два-три дня, начни он вызывать официально этих людей на
допросы в качестве свидетелей. Начать Скорик хотел с директора института -
Яловского, а затем по списку, который он составил со слов секретарши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
- Ты знаешь, я не резинщик. Только позвони Проценко, чтоб он мне
больше ничего не подвешивал. Он ведь как? Получит от руководства разгон -
сразу меня достает... Давай мне адрес Назаркевича...
Дом, в котором жил Назаркевич - облупленная пятиэтажка - стоял в
глубине двора. Детские качели, загородка для мусорных баков. За домом
полуобвалившийся забор, за ним - пустырь. Впритык к забору два
металлических гаража. Между ними машина, накрытая брезентом. Оглядевшись,
Агрба быстро приподнял брезент, посмотрел на номер. Машина Назаркевича. В
ГАИ Агрба загодя узнал цвет, номер и модель "жигуленка", принадлежащего
Назаркевичу. Джума вошел в подъезд, поднялся, позвонил в дверь. Никто не
отозвался. Он стоял долго, несколько раз нажимал кнопку. Безрезультатно.
Потом позвонил в дверь рядом. Вышел мужчина в майке и полосатых пижамных
брюках.
- Вам кого?
- Я к Сергею Матвеевичу. Что-то не открывает.
- Их дома нет. Наталья Даниловна к нему в больницу поехала.
- А что с ним?
- Колено сильно зашиб, в аварию попал. А вы кто будете?
- Знакомый... Он в какой больнице? Не знаете?
- Чего ж не знаю, я сам отвозил его на своей машине?! В 4-ю
городскую, в травматологию...
Спускаясь по лестнице, Агрба думал, что надо было спросить, где, при
каких обстоятельствах Назаркевич повредил колено и когда вернулся из
Богдановска: в тот же день или после. Сосед Назаркевичей мужик
разговорчивый, видно, отношения между ними хорошие, так что мог знать и
это. Но поразмыслив, майор пришел к выводу, что поступил правильно,
воздержавшись: нельзя слишком "давить на газ", эдакое неумеренное
любопытство настораживает. Люди замыкаются...
Выйдя во двор, Джума посмотрел в сторону гаражей. Велик был соблазн
взглянуть на автомобиль, покрытый до земли выгоревшим брезентом, но
появился народ - люди возвращались с работы, на качелях молодая мамаша
катала девочку лет четырех. Так не солоно хлебавши, Агрба двинулся к
трамвайной остановке.
Джума шел по больничному коридору в сопровождении врача-ординатора,
накинув на плечи халат.
- Здесь, - сказал врач, останавливаясь у двери в палату. - Он в левом
углу у окна. Я вам не нужен?
- Нет...
Джума вошел и сразу скис: в палате шесть коек, на каждой лежал
больной, у одних руки и торс в гипсе, в каких-то металлических
конструкциях, у других - ноги подвешены в блоках. Агрба подошел к постели
Назаркевича. Сесть было некуда - два стула на всю палату, оба заняты
банками, книгами, тарелками, крышками.
- Здравствуйте, Сергей Матвеевич, - склонившись, тихо сказал Джума. -
Я из ГАИ. Вы уж извините, что наведался, я ненадолго.
- Что за срочность? - хмуро спросил Назаркевич.
- Есть пара вопросов... Во вторник, пятнадцатого, вы попали в аварию.
Так? - почти шепотом спросил Джума.
- Не во вторник, а в среду.
- Но в Богдановск-то вы ездили во вторник?
- В тот же день и вернулся. А в среду утром опять поехал. Тогда и
произошло.
- Вы один ездили?
- Когда?
- Ну, во вторник, в среду.
- Во вторник с начальницей, в среду один.
- Она вернулась с вами во вторник?
- Нет. Осталась в Богдановске.
- А в среду?
- Я не доехал до Богдановска. А в чем, собственно, дело? - начал
раздражаться Назаркевич.
В это время открылась дверь, в палату вошли два врача, а с ними
стайка студентов. Джума понял, что дальнейшее пребывание здесь уже
бессмысленно.
- Выздоравливайте, Сергей Матвеевич.
- Постараюсь, - Назаркевич повернул голову к стене...
Спускаясь по ступенькам и идя затем к трамвайной остановке, Джума
пытался разгадать вопрос Назаркевича "А в чем, собственно, дело?" Темнит,
или ничего не знает, или - что?..
Только около восьми вечера Скорик ушел из прокуратуры. Домой добрался
в половине девятого уставший и голодный. Войдя в квартиру, понял, что
здесь Катя: в коридоре стояла ее хозяйственная сумка, а из кухни слышны
были какие-то Катины движения у плиты. Он пошел на кухню.
- Привет. Давно пришла?
- Минут сорок.
Они поцеловались.
- Есть хочу, - сказал он.
- Уже жарю картошку. Купила охотничьих сосисок.
- На чем жаришь? У меня ни кусочка масла не было.
- Я достала бутылку подсолнечного.
- Видишь, как хорошо, что у тебя свой ключ! Иначе я бы сидел сегодня
голодный.
- И злой.
- Конечно. Я плохо переношу голод.
- Знаю. Ставь тарелки, нарезай хлеб. В сумке у меня свежий батон...
После ужина он ушел в комнату, уселся в кресло просматривать газеты,
скопившиеся за два дня. Катя купалась, Скорик слышал, как в ванной
шелестели струи воды, попадая на целлофановую занавеску...
Потряхивая влажными волосами, Катя вышла в синем махровом халате,
перехваченным в талии поясом. Она уселась в кресло напротив, отбросив полы
халата, высоко положив ногу на ногу, и принялась маленькой кисточкой из
пузырька покрывать ногти лаком. Запахло ацетоном. Скорик любил этот запах,
любил наблюдать за Катей во время этой процедуры. И сейчас, глядя поверх
газеты на ее ноги, обнаженные почти до бедер, наблюдая, как очередной раз
проведя осторожно кисточкой, Катя ждет, чтоб высох лак, он вдруг подумал:
"Интересно, будет ли все это меня занимать, если мы поженимся и я привыкну
к ее каждодневному присутствию в этой квартире?"
- Ты чего уставился? - она неожиданно перехватила его взгляд и
инстинктивно затолкала полы халата меж колен.
- Да так, - улыбнулся он.
Они познакомились три года назад. Биохимик по профессии, Катя
работала в научно-исследовательской лаборатории судебных экспертиз,
Скорику иногда приходилось туда обращаться. Там впервые увидели друг
друга...
- Стели, ложись, я подожду пока лак просохнет.
Он поднялся, пошел к постельной тумбе...
12
Ох, как не хотелось ему сегодня идти в институт опрашивать людей,
которые через несколько часов должны отправиться на похороны. Скорик
понимал, что сотрудники института не охвачены вселенской печалью - не все
к Кубраковой одинаково относились, как и она к ним, кто-то ее любил,
кто-то уважал, кто-то был равнодушен, а кто-то, он не сомневался, не
терпел, может даже и ненавидел. Все это естественно. И все же атмосфера
траура в той или иной мере коснулась каждого, что по его мнению, создавало
для него определенное психологическое преимущество, которое может
исчезнуть через два-три дня, начни он вызывать официально этих людей на
допросы в качестве свидетелей. Начать Скорик хотел с директора института -
Яловского, а затем по списку, который он составил со слов секретарши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56