Еще и еще раз проверял себя: все ли сделано, все ли необходимые меры приняты для обороны Кремля на случай внезапного нападения? Как будто все было в порядке. Ночью в любой момент можно поднять гарнизон Кремля по тревоге, и через считанные секунды Кремль будет готов к отражению любого удара. А днем? Днем – хуже. Курсанты на учениях: кто на плацу, на строевых занятиях, кто в Тайницком саду, а кто и вне Кремля, на стрельбище. Днем сразу гарнизон не соберешь, это ясно. А вдруг нападение готовится именно днем? Весьма вероятно. Может, у этого самого «Национального центра» и в Кремле, среди военспецов – преподавателей курсов, есть свои люди, которые информировали заговорщиков, что днем на Кремль нападать сподручнее. Все может быть! Надо, пожалуй, отменить на время всякие учения, связанные с выводом курсантов из Кремля.
Сказано – сделано. Я решил назавтра же отдать нужное распоряжение. Надо только предварительно посоветоваться с Варламом Александровичем… Глянул на часы: четвертый час ночи. Пожалуй, Варлам Александрович уже ушел домой, поздно. Впрочем, может, и не ушел? Попробуем.
Я снял трубку и попросил соединить меня с Аванесовым.
– Аванесова? Соединяю, – послышался бодрый голос дежурного Верхнего коммутатора.
Варлам Александрович был у себя.
– Павел Дмитриевич? Хорошо, что позвонил. Я как раз вернулся с Лубянки и собирался сам тебе звонить. Есть серьезные новости, зайди. Кстати, тебе будет одно поручение.
Через несколько минут я был уже в кабинете Аванесова. Варлам Александрович, дымя, как всегда, папиросой, пристально рассматривал какие-то бумаги. Увидев меня, он устало откинулся на спинку кресла и привычным жестом поправил пенсне. Вид у него был до крайности утомленный, но голос звучал бодро, энергично:
– Ну-с, Павел Дмитриевич, новости серьезные. Кажется, мы таки нащупали военную организацию «Национального центра». И знаешь, где? В школе маскировки.
– У Сучковых?..
– Да, да, не удивляйся. Именно у Сучковых, в школе военной маскировки.
Школу военной маскировки я знал превосходно. Помещалась она в Кунцево, по соседству с дачей, на которой жил прошлым летом Яков Михайлович с семьей, куда часто ездили Аванесов, Ярославский, другие товарищи.
Инициаторами создания школы были офицеры военного времени братья Сучковы, незаурядные специалисты в области военной маскировки. Казались они людьми вполне лояльными, советскими, подлинными энтузиастами своего дела. Один из них – начальник школы – даже был принят в прошлом году в партию. Братья Сучковы при жизни Якова Михайловича неоднократно бывали у него на даче, ходили они иногда и в Кремль, и с обоими я был знаком.
Остроумные, порой дерзкие и почти всегда полезные и дельные проекты Сучковых нередко увлекали Николая Ильича, и Подвойский охотно помогал школе.
Неужели же эти самые Сучковы оказались такими негодяями, впутались в белогвардейский заговор? А комиссар школы, тот что же? Просто шляпа! Уж он-то обязан был заметить, выяснить, разобраться. Впрочем, комиссар этот производил впечатление человека, весьма легкомысленного. У него был роман с сотрудницей Управления делами Совнаркома Озеревской, интересной женщиной лет двадцати восьми – тридцати.
Озеревская жила в Кремле. Муж ее, военный работник, постоянно бывал в разъездах, и Озеревская частенько в его отсутствие обращалась ко мне с просьбой выдать пропуск в Кремль ее знакомому – это как раз и был комиссар школы военной маскировки.
Между тем Варлам Александрович подробно рассказал мне о событиях минувшего дня.
Дело, оказывается, обстояло так. В это утро в Кунцево, в школу военной маскировки, поехала пожилая женщина – инструктор Московского комитета партии – с целью ознакомиться с постановкой партийной работы. Была она там впервые, никого, кроме комиссара, в школе не знала, и ее никто из сотрудников школы и курсантов не знал.
Когда она приехала, комиссара на месте не оказалось, он куда-то ненадолго вышел. Она решила подождать, так как не хотела начинать работу, не побеседовав с комиссаром школы. Ждать пришлось в пустом, полутемном коридоре. От нечего делать она начала читать вывешенные на доске объявлений приказы и распоряжения по школе, с трудом разбирая расплывавшиеся в полумраке строки.
Возле того места, где она стояла, коридор под прямым углом поворачивал вправо, и видеть, что делалось за углом, она не могла, но слышала все. В то же время и ее из-за угла не было видно.
Она успела уже два раза прочесть немногочисленные приказы и подумала было отправиться сама на поиски комиссара, как послышались чьи-то шаги и голоса. Сначала она не обратила на это внимания, мало ли кто ходил мимо и разговаривал, но шаги приближались, собеседники остановились как раз за углом, поблизости от нее, видимо закуривая, и она невольно прислушалась. Судя по голосам, беседовали трое. Говорили они негромко, некоторые слова терялись, но и то, что она услышала, ее потрясло.
Разговор был примерно таков:
– А ты уверен, что не передумают?
– Нет, все решено окончательно. Повторяю: выступаем через неделю. Да и нельзя тянуть, наши того и жди будут под Москвой. Пора ударить отсюда.
– Эх, и ударим! Эх, ударим…
Чиркнула спичка, другая. Раздалась короткая грубая брань. Уже громче прозвучал голос:
– Спички шведские, головки советские. Пять минут вонь, одну – огонь.
Собеседники вышли из-за угла. Их было действительно трое. Заметив незнакомую женщину, они на мгновение остановились, но женщина так пристально разглядывала приказы, столько в ее фигуре было глубокого безразличия ко всему окружающему, что они, молча переглянувшись, быстро прошли мимо.
Тогда представительница Московского комитета не спеша последовала за ними. Она умела достаточно хорошо владеть собой и прекрасно понимала, насколько важно выяснить, кто именно вел разговор, свидетелем которого она невольно стала.
К ее счастью, собеседники вошли в канцелярию, находившуюся в противоположном конце коридора. Побыв там две-три минуты, они вышли и направились на улицу.
Не теряя времени, она зашла в канцелярию, сказала, что больше комиссара ждать не будет, некогда, заедет, мол, завтра, и, между прочим, выяснила фамилии «симпатичных курсантов», заходивших сюда только что. Затем отправилась в Москву, в ВЧК, прямо к Дзержинскому…
– Завтра с утра, – закончил Варлам Александрович свой рассказ, – мы их возьмем. Постараемся сделать это тихо, без шума. Но все равно через день-два об аресте станет известно. Придется тогда, по-видимому, курсантов разоружить, школу расформировать. Но тут вот какое дело. Как ты знаешь, в Кусково имеется другая военная школа. Курсанты там, как и в кунцевской школе маскировки, больше из бывших юнкеров и гимназистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Сказано – сделано. Я решил назавтра же отдать нужное распоряжение. Надо только предварительно посоветоваться с Варламом Александровичем… Глянул на часы: четвертый час ночи. Пожалуй, Варлам Александрович уже ушел домой, поздно. Впрочем, может, и не ушел? Попробуем.
Я снял трубку и попросил соединить меня с Аванесовым.
– Аванесова? Соединяю, – послышался бодрый голос дежурного Верхнего коммутатора.
Варлам Александрович был у себя.
– Павел Дмитриевич? Хорошо, что позвонил. Я как раз вернулся с Лубянки и собирался сам тебе звонить. Есть серьезные новости, зайди. Кстати, тебе будет одно поручение.
Через несколько минут я был уже в кабинете Аванесова. Варлам Александрович, дымя, как всегда, папиросой, пристально рассматривал какие-то бумаги. Увидев меня, он устало откинулся на спинку кресла и привычным жестом поправил пенсне. Вид у него был до крайности утомленный, но голос звучал бодро, энергично:
– Ну-с, Павел Дмитриевич, новости серьезные. Кажется, мы таки нащупали военную организацию «Национального центра». И знаешь, где? В школе маскировки.
– У Сучковых?..
– Да, да, не удивляйся. Именно у Сучковых, в школе военной маскировки.
Школу военной маскировки я знал превосходно. Помещалась она в Кунцево, по соседству с дачей, на которой жил прошлым летом Яков Михайлович с семьей, куда часто ездили Аванесов, Ярославский, другие товарищи.
Инициаторами создания школы были офицеры военного времени братья Сучковы, незаурядные специалисты в области военной маскировки. Казались они людьми вполне лояльными, советскими, подлинными энтузиастами своего дела. Один из них – начальник школы – даже был принят в прошлом году в партию. Братья Сучковы при жизни Якова Михайловича неоднократно бывали у него на даче, ходили они иногда и в Кремль, и с обоими я был знаком.
Остроумные, порой дерзкие и почти всегда полезные и дельные проекты Сучковых нередко увлекали Николая Ильича, и Подвойский охотно помогал школе.
Неужели же эти самые Сучковы оказались такими негодяями, впутались в белогвардейский заговор? А комиссар школы, тот что же? Просто шляпа! Уж он-то обязан был заметить, выяснить, разобраться. Впрочем, комиссар этот производил впечатление человека, весьма легкомысленного. У него был роман с сотрудницей Управления делами Совнаркома Озеревской, интересной женщиной лет двадцати восьми – тридцати.
Озеревская жила в Кремле. Муж ее, военный работник, постоянно бывал в разъездах, и Озеревская частенько в его отсутствие обращалась ко мне с просьбой выдать пропуск в Кремль ее знакомому – это как раз и был комиссар школы военной маскировки.
Между тем Варлам Александрович подробно рассказал мне о событиях минувшего дня.
Дело, оказывается, обстояло так. В это утро в Кунцево, в школу военной маскировки, поехала пожилая женщина – инструктор Московского комитета партии – с целью ознакомиться с постановкой партийной работы. Была она там впервые, никого, кроме комиссара, в школе не знала, и ее никто из сотрудников школы и курсантов не знал.
Когда она приехала, комиссара на месте не оказалось, он куда-то ненадолго вышел. Она решила подождать, так как не хотела начинать работу, не побеседовав с комиссаром школы. Ждать пришлось в пустом, полутемном коридоре. От нечего делать она начала читать вывешенные на доске объявлений приказы и распоряжения по школе, с трудом разбирая расплывавшиеся в полумраке строки.
Возле того места, где она стояла, коридор под прямым углом поворачивал вправо, и видеть, что делалось за углом, она не могла, но слышала все. В то же время и ее из-за угла не было видно.
Она успела уже два раза прочесть немногочисленные приказы и подумала было отправиться сама на поиски комиссара, как послышались чьи-то шаги и голоса. Сначала она не обратила на это внимания, мало ли кто ходил мимо и разговаривал, но шаги приближались, собеседники остановились как раз за углом, поблизости от нее, видимо закуривая, и она невольно прислушалась. Судя по голосам, беседовали трое. Говорили они негромко, некоторые слова терялись, но и то, что она услышала, ее потрясло.
Разговор был примерно таков:
– А ты уверен, что не передумают?
– Нет, все решено окончательно. Повторяю: выступаем через неделю. Да и нельзя тянуть, наши того и жди будут под Москвой. Пора ударить отсюда.
– Эх, и ударим! Эх, ударим…
Чиркнула спичка, другая. Раздалась короткая грубая брань. Уже громче прозвучал голос:
– Спички шведские, головки советские. Пять минут вонь, одну – огонь.
Собеседники вышли из-за угла. Их было действительно трое. Заметив незнакомую женщину, они на мгновение остановились, но женщина так пристально разглядывала приказы, столько в ее фигуре было глубокого безразличия ко всему окружающему, что они, молча переглянувшись, быстро прошли мимо.
Тогда представительница Московского комитета не спеша последовала за ними. Она умела достаточно хорошо владеть собой и прекрасно понимала, насколько важно выяснить, кто именно вел разговор, свидетелем которого она невольно стала.
К ее счастью, собеседники вошли в канцелярию, находившуюся в противоположном конце коридора. Побыв там две-три минуты, они вышли и направились на улицу.
Не теряя времени, она зашла в канцелярию, сказала, что больше комиссара ждать не будет, некогда, заедет, мол, завтра, и, между прочим, выяснила фамилии «симпатичных курсантов», заходивших сюда только что. Затем отправилась в Москву, в ВЧК, прямо к Дзержинскому…
– Завтра с утра, – закончил Варлам Александрович свой рассказ, – мы их возьмем. Постараемся сделать это тихо, без шума. Но все равно через день-два об аресте станет известно. Придется тогда, по-видимому, курсантов разоружить, школу расформировать. Но тут вот какое дело. Как ты знаешь, в Кусково имеется другая военная школа. Курсанты там, как и в кунцевской школе маскировки, больше из бывших юнкеров и гимназистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75