Следующий час, пока на помосте происходила неизбежная канцелярская волокита армейский и жандармский люд еле сдерживал рвущихся к помосту людей. Верноподданнические чувства окружающих грозили меня не только подавить своей безмерностью, но и затоптать в буквальном смысле слова. Я же по очереди вписывал в подготовленные писарями документы имена, которые там уже были начертаны, но легчайшим росчерком карандаша. Далее, крестьяне вставали на колени, и я вручал каждому грамоту. Точнее каждая бумага была положена в небольшой деревянный неброский ларчик, партию которых я бесплатно выбил у одного местного купца, даровав ему право повесить на дверях его лабаза на Арбате небольшую табличку, о том, что его товаром воспользовался цесаревич. После того, как всем мужикам, бабам и детям были вручены ларчики, я спросил у собравшихся, кого из своих рядов они хотели бы видеть старостой? Все взгляды скрестились на одном кряжистом мужике, с проседью на висках, после чего я отделил его от толпы. Оставшимся мужикам были розданы пистоли, кои я увёл у одного из местных оружейников, так же за право на табличку, надо сказать оружие сие помнило ещё если не Ивана Грозного, то Петра точно. Мужики, те кто за нового старосту, вскидывали пистоль вверх, а потом передавали для голосования жене, затем детям. Победа нового старосты на импровизированных выборах была полной, через год я наказал же провести голосование, так как написано. Первым моим поручением старосте было научиться читать и писать, вторым передать вольные в руки отсутствующим селянам.
В конце я особо поблагодарил здесь присутствовавших моих учителей, за то что они привили любовь к знаниям и стихам. Посему я попросил у собравшихся полной тишины, попросил подать мне гитару и попросил селян на помосте исполнять каждый год эту песню, после выборов старосты. Я легонько начал проигрыш, сказал, что посвящаю эту песню всем героям 12-го года, и запел:
– Над нашими домами проноситься набат
– И запустенье улицы одело.
– Ты обучи любви Арбат,
– А дальше, дальше наше дело.
– Ты обучи любви Арбат,
– А дальше, дальше наше дело.
Тишь и гладь над Красной площадью была полной, даже птах небесных не было слышно, они были сбиты с толку и напуганы переходом людского моря от гомона к почти полной тишине.
– Гляжу на двор Арбатский, надежды не тая.
– Вся жизнь моя встаёт перед глазами.
– Прощай Москва, душа твоя.
– Всегда, всегда пребудет с нами.
– Прощай Москва, душа твоя,
– Всегда, всегда пребудет с нами.
Константин Иванович подошёл ко мне, неся в руках серебряный поднос со стоящего на краю столика, на котором лежала груда бумаги, символизирующая крепостные свидетельства. Он поставил поднос на пол, и поднес к слегка посыпанной бумаге поданный ему факел.
– Кафтаны и пистоли нам дали писаря,
– Но долю себе выбрали мы сами.
– Прощай Москва, душа твоя,
– Всегда в огне пребудет с нами.
– Прощай Москва, душа твоя.
– Всегда, всегда пребудет с нами.
Ещё вначале действа невзначай брошенные в толпе тремя моими малолетними порученцами в задних рядах толпы ростки стали давать всходы. Когда же я сходил с помоста толпа дружно славила Александра Освободителя. Но вот выбираться из растревоженного города мне пришлось чуть ли не с боем. перед этим, правда, я направил отцу фельдъегеря, с полным перечнем моих действий в Москве, дабы мой вариант событий он услышал первым, а уж потом читал доносы недоброжелателей.
В ларчике крестьян, внизу было по два экземпляра песни со словами и музыкой, а так же с моей подписью. Перед отъездом я посоветовал продать крестьянам в городе по одному экземпляру, по десять рублей или более, половину из этих денег следовало сдать старосте в общинную кассу.
Выбравшись, наконец, из растревоженного города я, почти без свиты, оставив сестру и мать на попечении Голицына, ринулся в стольный град. Мне было очень желательно успеть на официальный запуск Царско-Сельской железной дороги. В Петербурге я был 27-го октября, не посетив некоторые из запланированных мест, но свой план перевыполнив, отдохнув день, и велев архитектору в зимнем дворце перестроить камин как было, я явился 29-го к моим будущим подчинённым в голубом мундире и начал командовать, с троих, которые не выказали должного рвения, сорвал погоны и отправил в солдаты, возвысил тех, кто первыми скрутили вчерашних начальников. Привёл весь наличный состав к присяге мне лично, как к цесаревичу, отчёт о своих действиях. завизированный покладистым карьеристом Дубельтом, безропотно принявшим новшества. Копия моего письма, а так же предыдущего, была передана писарям для тиражирования, а, через час, взмыленные цензоры были направлены во все типографии Петербурга с Приказом напечатать оные письма без купюр и комментариев. И чтобы к завтрему этот таблоид продавался на каждом городском перекрёстке, о несогласии, нарушении или искажении приказа доложить для принятия надлежащих мер, о чём особо уведомить газетчиков. Простым солдатам в казармы Гвардии и в части войск Петербургского округа листки должны выдаваться бесплатно, если какой-либо офицер ослушается присутствующих и читающих неграмотным солдатам цензоров, тот должен быть немедля арестован и препровожден в 3-е отделения, о чём у каждого цензора, явившегося в казармы, в окружении десяти вооружённых жандармов, будет моё личное повеление, имя куда, в случае необходимости ареста, они должны вписать сами. Цензор и солдаты остаются в казармах, постепенно меняясь, они должны в письменном виде предоставлять мне пожелания, составленные со слов отдельных бойцов. Должность их с сего дня называется заместитель командира по политической части, так же они обязаны по полчаса в день заниматься с солдатами чтением, счётом и письмом, для чего им будут выданы соответствующие реквизиты. Сообщение об этом приказе так же было отправлено отцу с фельдъегерем, в службу которых так же был отправлен дежурный десяток с цензором.
Вечером 29-го я повстречался с Инженером Гёстнером, строитель Царско-сельской дороги хворал. Австриец, конечно, крепился, но видно тяжёлые повреждения, полученные им в начале месяца при резкой остановке поезда и ударе грудью о поручень, не прошли для его здоровья даром. Я знал из его биографии, что жить ему осталось пару лет, но отпускать его проводить последние годы в солнечную Филадельфию не собирался. Мы проговорили с ним далеко за полночь, оказывается о моих начинаниях с Красильниковым и Черепановыми он уже знал, а так же успел увидеть в них опасных конкурентов. Умный малый. Но я так же знал о его заветной мечте, о богатстве, которое проистекает от владения личной железной дорогой, а лучше всей железнодорожной сетью России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70