Здесь было его убежище. Единственное место, где ему никто не мешал. Лежа на спине и подложив руки под голову, он как следует все обдумает. Или можно уединиться в уютной бревенчатой хижине, ключ от которой дал ему Хью Рэндолф. Вообще-то это была штаб-квартира «Мудрых дев», но Кристофер частенько приходил сюда, пока девочки были в школе. В свое время домик принадлежал Джин Рэндолф, когда она была ребенком…
Джин… Он же запретил себе думать о ней! Вдруг взгляд его упал на розово-белое пятно, видневшееся на тропе. Носовой платок… да не просто платок. Розовый с белым! Цвета Сью Калвин. Она обожала все оттенки красного от бледно-розового до бордового. Однажды он проболтался ей о своем убежище. Она знала, что заседание попечительского совета может закончиться неблагополучно. Неужели предвидела, что он придет сюда? Кристофер не мог, не хотел разговаривать с ней в таком настроении.
Он повернулся и осторожно, будто по полю, усеянному куриными яйцами, двинулся вниз по тропе. И вдруг вздрогнул, услышав звонкий голосок:
– Хей-хо! Крис, куда это вы крадетесь?
Фанчон Фаррелл смотрела на него, сидя в своем стареньком седане. Кристофер перевел дух и рассмеялся:
– Принимаю меры предосторожности. Когда я в последний раз шел по этой тропе, потревожил гнездо шершней.
Фанчон захихикала:
– Не у всех шершней есть крылья. Мне кажется, какое-то жужжание доносится из директорского кабинета банка. Не спрашивайте, откуда я знаю, – не вчера родилась. Залезайте, я вас подвезу. – Увидев, что Кристофер колеблется, она добавила: – Впереди припаркован родстер Сью Калвин. Полагаю, она любуется пейзажем с того места, где стоит хижина. Ну так что? Едете?
Кристофер посмотрел в ее смеющиеся глаза. Ему была по душе Фанчон Фаррелл. Он улыбнулся ей в ответ, садясь в автомобиль.
Глава 6
Джин Рэндолф остановилась на пороге будуара, глядя на графиню, которая полулежала в шезлонге среди голубых подушек. Она давно покинула сцену, но так и не вышла из образа Великолепной Фанфани. Помада, тени и румяна нанесены виртуозно, тональный крем идеально сочетается с рыжеватым цветом волос, уложенных в замысловатую прическу. Все как всегда. «Живой экспонат в музее воспоминаний», – подумала девушка, окинув взглядом знакомый интерьер. Яркий солнечный свет смягчался, просачиваясь сквозь витраж в розовых тонах. Фотографии знаменитой дивы и живописные портреты рядами висели на стенах. Ее снимали и рисовали в образе самых знаменитых оперных персонажей: Джульетта, Астрофиамманте, Королева Ночи из «Волшебной флейты», Тоска, Фиделио, мадам Баттерфляй; Кармен, смуглая как цыганка; белоликая Розина в черной мантилье… За стеклом красовалась золоченая туфелька с высоким каблуком, из которой один наследный принц пил за здоровье певицы. Коллекция изумительной красоты вееров, подаренных обожателями королевского происхождения, соседствовала с очаровательными рамочками, в которых помещались стихи, посвященные «божественной Виттории», «великолепной Фанфани», сочиненные и подписанные поэтами на итальянском, французском, английском, испанском. Подарки из самых разных стран мира, дань голосу и очарованию женщины, томно возлежавшей сейчас на подушках, заполняли полки и столики. Над камином висел написанный яркими красками портрет яркой личности – покойного графа.
– Вы посылали за мной, графиня?
– Да. Я хочу узнать, что говорят девушки, с которыми ты общаешься – Сью Калвин и ее товарки–о моем пожертвовании.
– Ничего. По крайней мере, мне. Возможно, они жужжат об этом, как мухи, но сразу умолкают, как только появляюсь я. Но, если хотите знать мое мнение, любой дар, опутанный колючей проволокой в виде условий, – весьма скверный дар.
Великолепная Фанфани вспыхнула.
– Да что ты можешь знать о филантропии? В девяти случаях из десяти от пожертвований тянутся ниточки. – Она хитро усмехнулась. – А может, тебе не нравится, что я разбазариваю свое состояние? Dio mio! Когда твоя мать об этом услышит, то-то поднимет шум. Но она из моих денег в любом случае ничего не получит – у нее своих достаточно. А у меня есть план… Что такое, Карлотта? – капризным тоном обратилась она к появившейся на пороге смуглой женщине в черном платье и вышитом переднике.
– К вам пришел мистер Уинн, мадам. Он сказал, что вы за ним посылали.
Графиня поправила прическу, оценила свое отражение в зеркальце с замысловатой серебряной рамкой и развернула кружевной носовой платок, источавший тот самый приторный аромат, который так хорошо помнила Джин.
– Приведи его, Карлотта.
Когда горничная покинула будуар, Джин встала.
– Сиди, сиди, детка, – остановила ее графиня. – Ты же не боишься священников, а?
– Я ничего не боюсь. – Девушка сердито плюхнулась обратно в кресло.
– Тогда почему ты такая красная? Входите, мистер Уинн.
Джин показалось, что Кристофер на долю секунды нерешительно замер на пороге, когда увидел ее. Но это, конечно, воображение разыгралось – он бы не смог улыбнуться и кивнуть самым дружеским образом, если бы у него сердце дрогнуло так же, как у нее. Он был в обычном костюме, который носил в день судебного разбирательства. Раньше Джин почему-то считала, что священники одеваются в точности, как служащие похоронных бюро.
Кристофер Уинн сел в кресло рядом с шезлонгом, спиной к окну. Графиня посмотрела на него с плохо скрываемым торжеством и осведомилась:
– Как проходит кампания по увеличению денежного фонда?
Его глаза, ясные, серые, немного озорные, спокойно выдержали ее взгляд.
– Обратитесь за информацией к женской ассоциации и попечительскому совету.
Графиня досадливо поморщилась, однако Джин знала ее достаточно хорошо, чтобы понять: она уже празднует победу.
– Но по какой же причине вам ничего об этом не известно? Разве это не часть вашего долга – встать во главе вышеозначенной компании?
– Когда вы предложили свое пожертвование с условиями, вы знали, что я откажусь просить деньги у паствы?
– Я не сомневалась, что вы готовы на все ради церкви. Разве не так, дитя мое?
Прежде чем Джин смогла возмущенно возразить, Кристофер Уинн опередил ее:
– Оставим мисс Рэндолф вне нашей дискуссии. – Он слегка наклонился вперед в своем кресле, сцепив пальцы на одном колене. – Я действительно ставлю интересы церкви очень высоко, но выше всего для меня – интересы паствы. Если я озабочусь финансовыми проблемами, у меня не останется ни времени, ни сил помогать людям.
– Dio mio! Помогать кому? Толпе девиц, посещающих церковь только потому, что они по уши в вас влюблены?
КристоферУинн, белый как полотно, поднялся.
– Я уверен, что утомил вас разговорами, и…
Графиня подскочила на подушках.
– Вы прекрасно знаете, что это не так! Вы знаете, что дело в вашем проклятом упрямстве!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Джин… Он же запретил себе думать о ней! Вдруг взгляд его упал на розово-белое пятно, видневшееся на тропе. Носовой платок… да не просто платок. Розовый с белым! Цвета Сью Калвин. Она обожала все оттенки красного от бледно-розового до бордового. Однажды он проболтался ей о своем убежище. Она знала, что заседание попечительского совета может закончиться неблагополучно. Неужели предвидела, что он придет сюда? Кристофер не мог, не хотел разговаривать с ней в таком настроении.
Он повернулся и осторожно, будто по полю, усеянному куриными яйцами, двинулся вниз по тропе. И вдруг вздрогнул, услышав звонкий голосок:
– Хей-хо! Крис, куда это вы крадетесь?
Фанчон Фаррелл смотрела на него, сидя в своем стареньком седане. Кристофер перевел дух и рассмеялся:
– Принимаю меры предосторожности. Когда я в последний раз шел по этой тропе, потревожил гнездо шершней.
Фанчон захихикала:
– Не у всех шершней есть крылья. Мне кажется, какое-то жужжание доносится из директорского кабинета банка. Не спрашивайте, откуда я знаю, – не вчера родилась. Залезайте, я вас подвезу. – Увидев, что Кристофер колеблется, она добавила: – Впереди припаркован родстер Сью Калвин. Полагаю, она любуется пейзажем с того места, где стоит хижина. Ну так что? Едете?
Кристофер посмотрел в ее смеющиеся глаза. Ему была по душе Фанчон Фаррелл. Он улыбнулся ей в ответ, садясь в автомобиль.
Глава 6
Джин Рэндолф остановилась на пороге будуара, глядя на графиню, которая полулежала в шезлонге среди голубых подушек. Она давно покинула сцену, но так и не вышла из образа Великолепной Фанфани. Помада, тени и румяна нанесены виртуозно, тональный крем идеально сочетается с рыжеватым цветом волос, уложенных в замысловатую прическу. Все как всегда. «Живой экспонат в музее воспоминаний», – подумала девушка, окинув взглядом знакомый интерьер. Яркий солнечный свет смягчался, просачиваясь сквозь витраж в розовых тонах. Фотографии знаменитой дивы и живописные портреты рядами висели на стенах. Ее снимали и рисовали в образе самых знаменитых оперных персонажей: Джульетта, Астрофиамманте, Королева Ночи из «Волшебной флейты», Тоска, Фиделио, мадам Баттерфляй; Кармен, смуглая как цыганка; белоликая Розина в черной мантилье… За стеклом красовалась золоченая туфелька с высоким каблуком, из которой один наследный принц пил за здоровье певицы. Коллекция изумительной красоты вееров, подаренных обожателями королевского происхождения, соседствовала с очаровательными рамочками, в которых помещались стихи, посвященные «божественной Виттории», «великолепной Фанфани», сочиненные и подписанные поэтами на итальянском, французском, английском, испанском. Подарки из самых разных стран мира, дань голосу и очарованию женщины, томно возлежавшей сейчас на подушках, заполняли полки и столики. Над камином висел написанный яркими красками портрет яркой личности – покойного графа.
– Вы посылали за мной, графиня?
– Да. Я хочу узнать, что говорят девушки, с которыми ты общаешься – Сью Калвин и ее товарки–о моем пожертвовании.
– Ничего. По крайней мере, мне. Возможно, они жужжат об этом, как мухи, но сразу умолкают, как только появляюсь я. Но, если хотите знать мое мнение, любой дар, опутанный колючей проволокой в виде условий, – весьма скверный дар.
Великолепная Фанфани вспыхнула.
– Да что ты можешь знать о филантропии? В девяти случаях из десяти от пожертвований тянутся ниточки. – Она хитро усмехнулась. – А может, тебе не нравится, что я разбазариваю свое состояние? Dio mio! Когда твоя мать об этом услышит, то-то поднимет шум. Но она из моих денег в любом случае ничего не получит – у нее своих достаточно. А у меня есть план… Что такое, Карлотта? – капризным тоном обратилась она к появившейся на пороге смуглой женщине в черном платье и вышитом переднике.
– К вам пришел мистер Уинн, мадам. Он сказал, что вы за ним посылали.
Графиня поправила прическу, оценила свое отражение в зеркальце с замысловатой серебряной рамкой и развернула кружевной носовой платок, источавший тот самый приторный аромат, который так хорошо помнила Джин.
– Приведи его, Карлотта.
Когда горничная покинула будуар, Джин встала.
– Сиди, сиди, детка, – остановила ее графиня. – Ты же не боишься священников, а?
– Я ничего не боюсь. – Девушка сердито плюхнулась обратно в кресло.
– Тогда почему ты такая красная? Входите, мистер Уинн.
Джин показалось, что Кристофер на долю секунды нерешительно замер на пороге, когда увидел ее. Но это, конечно, воображение разыгралось – он бы не смог улыбнуться и кивнуть самым дружеским образом, если бы у него сердце дрогнуло так же, как у нее. Он был в обычном костюме, который носил в день судебного разбирательства. Раньше Джин почему-то считала, что священники одеваются в точности, как служащие похоронных бюро.
Кристофер Уинн сел в кресло рядом с шезлонгом, спиной к окну. Графиня посмотрела на него с плохо скрываемым торжеством и осведомилась:
– Как проходит кампания по увеличению денежного фонда?
Его глаза, ясные, серые, немного озорные, спокойно выдержали ее взгляд.
– Обратитесь за информацией к женской ассоциации и попечительскому совету.
Графиня досадливо поморщилась, однако Джин знала ее достаточно хорошо, чтобы понять: она уже празднует победу.
– Но по какой же причине вам ничего об этом не известно? Разве это не часть вашего долга – встать во главе вышеозначенной компании?
– Когда вы предложили свое пожертвование с условиями, вы знали, что я откажусь просить деньги у паствы?
– Я не сомневалась, что вы готовы на все ради церкви. Разве не так, дитя мое?
Прежде чем Джин смогла возмущенно возразить, Кристофер Уинн опередил ее:
– Оставим мисс Рэндолф вне нашей дискуссии. – Он слегка наклонился вперед в своем кресле, сцепив пальцы на одном колене. – Я действительно ставлю интересы церкви очень высоко, но выше всего для меня – интересы паствы. Если я озабочусь финансовыми проблемами, у меня не останется ни времени, ни сил помогать людям.
– Dio mio! Помогать кому? Толпе девиц, посещающих церковь только потому, что они по уши в вас влюблены?
КристоферУинн, белый как полотно, поднялся.
– Я уверен, что утомил вас разговорами, и…
Графиня подскочила на подушках.
– Вы прекрасно знаете, что это не так! Вы знаете, что дело в вашем проклятом упрямстве!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48