— Так это, значит, ты, — сказала Лайза. Она стояла у кухонного стола с большим ножом в руке просто потому, что мыла посуду. — Как ты узнал?
— Я получил открытку от Роджера.
— От Роджера?
— На ней был изображен собор в Брюгге. Он просил меня разыскать вас, потому что, может, вам нужна помощь, а он давно уже отсутствует.
— А кто это — Роджер? — спросил я.
— Ох, я и забыл. Он же любит, чтоб его звали Капитаном, верно? — И отец повернулся ко мне: — А ты немало наделал хлопот, Виктор.
Это имя разозлило меня. Я сказал:
— Я теперь Джим.
— Ну, это твоя мать выбрала тебе имя Виктор. Мне оно никогда не нравилось. В нем есть что-то хвастливое. Я думаю, она так решила потому, что ты родился где-то в мае, когда мы отмечаем день победы над немцами.
— Ничего подобного. Я родился в сентябре.
— Ну, тогда, значит, по другой причине. Может, твоя мать считала своей победой уже само твое появление на свет. Победой надо мной. Я, знаешь ли, не очень хотел иметь ребенка.
— Ну, в общем, я теперь Джим.
— Джим — чуть лучше, но все равно немного банально.
— Никакая твоя помощь нам не нужна, — заявила Лайза.
— Жаль, этот дурак не сказал мне раньше, где вы оба прячетесь. Это избавило бы меня от многих хлопот в связи с Виктором. Ладно, ладно, пусть будет Джим, если тебе так больше нравится. Сначала на меня налетела эта твоя тетушка, а потом некий идиот по имени Бэйтс. Он прислал мне удивительное письмо. Заявил, что он директор твоей школы. До той минуты в жизни о нем не слыхал. Деньги-то я всегда платил человеку, которого они там зовут казначеем. Но, конечно, больше всего я натерпелся от твоей тетушки. Как ты, старушка?
— В порядке.
— Никаких неприятностей по части нутра?
— Нет.
— А как дела у Роджера, то есть я хочу сказать, Капитана?
— Он заботится о нас. Можешь не волноваться. Говорю тебе, он отлично о нас заботится.
— Из Брюгге?
— Он вынужден время от времени уезжать по делам.
— По делам? Это Капитан-то? Не смеши меня. — Он оглядел кухоньку. — А ты не предложишь мне чайку, Лайза, — по старой дружбе?
— Садись, если тебе так уж хочется пить.
Я заметил, что ее нежелание общаться с ним нисколько не обескураживало его.
— Он, по-моему, снова попал в беду.
— Снял бы уж ты пальто, раз собрался чай пить.
— Нет, нет. Я у вас не задержусь. Я ведь, как птица, залетел на минутку, Лайза. Но твой Капитан все-таки перегнул палку, когда выкрал мальчишку. Неудивительно, что он скрывается в Брюгге.
— Ничего он в Брюгге не скрывается. И вовсе он его не выкрал. Он же выиграл его у тебя. Выиграл по-честному в трик-трак. В трик-трак ведь не сплутуешь.
— Еще не придумано такой игры, в которой нельзя было бы сплутовать. И играли мы не в трик-трак, а в шахматы. В трик-трак сплутовать трудновато, а вот в шахматах… особенно после стаканчика-другого. Человек немного устает. Внимание его рассеивается. Переставишь пешку — вот тебе и мат. Ты ведь знаешь, Роджер любит чуточку сдвинуть детали. Взять хотя бы это имя — Капитан, как ты называешь его. Он же был сержантом, а вовсе не капитаном, когда немцы его сцапали, и я не думаю, чтобы в плену его могли повысить до офицера. Если он вообще был в плену — плену такого рода. Больно богатое у него воображение.
— Я не верю тебе. Ты всегда ревновал к нему.
— А в общем, какое это имеет значение, верно? Хочет быть капитаном — пусть себе… хотя, конечно, небезопасно это было — сцапать мальчишку.
— Он его вовсе не сцапал. И ты прекрасно это знаешь: он выиграл его в трик-трак.
— Я же сказал, что мы играли в шахматы, да и выиграл-то он, сплутовав.
— Ты же написал письмо директору школы, где говорил, что он может взять мальчика.
— Да, на день — покормить обедом и сводить в кино. А, да ладно, не будем спорить из-за таких мелочей, Лайза. Но все-таки какого черта он это сделал?
— Не хотел, чтоб я была одна, — вот почему. Он-то думает о других.
— Вот тут ты, пожалуй, права. Стыд и срам, что у тебя нет собственного ребенка.
— Ты же в этом виноват.
— Ты прекрасно знаешь, что сама хотела избавиться от того ребенка, Лайза. Вини мясника-доктора, а не меня.
— Я не хотела иметь _от тебя_ ребенка — это правда.
В ту пору их препирательство было выше моего разумения и еще долгие годы оставалось для меня тайной, так что этот диалог, который я пытаюсь сейчас воспроизвести, казался мне тогда полной бессмыслицей, а то, что я изложил здесь сейчас, основано уже на пришедшем ко мне позже понимании. Тогда меня тревожило лишь то, что Лайза еле сдерживалась. Я понимал, что она обижена и что это Сатана обидел ее. У меня не было ни малейшего сомнения в том, кто из них виноват.
— Почему ты не уходишь? — сказал я Сатане и, мобилизовав все мужество, на какое был способен, добавил: — Тебя же здесь не хотят видеть.
— Вы только посмотрите, кто заговорил! Да я же твой отец, малыш.
— А она — моя мама, — сказал я уверенно и победоносно, впервые произнеся это слово.
— Браво, — сказал Сатана, — браво.
— Чай перед тобой. Пей же, — сказала ему Лайза.
— Я бы попросил еще кусочек сахара. Ты забыла, Лайза, что я падок на сладкое.
— Я ничего не хочу о тебе помнить. Сахарница — на столе. Бери сколько хочешь.
— Тогда тебе, наверное, надо забыть и Капитана, раз ты хочешь забыть меня. Без меня-то ты бы с ним ведь не встретилась.
— Это правда, и я благодарю тебя за это, но больше — ни за что.
— Да ладно уж. Разве я так плохо к тебе относился?
— Ты дал мне мертвого ребенка, а он привел мне Джима.
— Я только надеюсь, что ты будешь в состоянии удержать при себе своего Джима.
— О, никаких денег от тебя мне не нужно. Капитан…
— Я имел в виду не деньги, Лайза; предупреждаю тебя — его тетка идет по следу. Она даже беседовала с частным сыщиком.
— И ты, я полагаю, скажешь ей, где мы находимся?
— Неужели ты правда думаешь, Лайза, что я настоящий сатана? Нет, обещаю тебе, я ничего не скажу его тетке, ничего. Слишком уж она напоминает мою жену — только еще хуже. Я уверен, ты будешь смотреть за мальчиком много лучше, чем она.
Он допил чай и уставился в чашку, точно собирался гадать на чаинках.
— Можешь не верить мне, Лайза, — сказал он, — но я хотел бы помочь.
— Не верю.
— Но ты же веришь ему? !
— У меня есть для этого достаточно оснований.
— О, он наплел тебе кучу сказок. Я тоже когда-то им верил. Но самым правдивым человеком на свете его не назовешь. Даже эти его усики… Какого они теперь цвета?

5
Однако усов у Капитана уже не было, когда несколько недель спустя, взбежав по лестнице, я открыл дверь, так как звонок прозвонил долгожданным кодом, оповещая, что идет свой. За время отсутствия Капитана между мной и Лайзой возникло, по-моему, что-то вроде привязанности. Мне стала нравиться Лайза, но моя тяга к ней еще была непрочным чувством ребенка, а ее чувство ко мне вполне могло быть автоматическим откликом на мое отношение и столь же легко могло исчезнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40