Андрей отбросил их, прочтя литанию, которой его научил Уиндхэм Хаттиб, и глуповато ухмыльнулся.
– Извини, Уиндхэм. Я не хотел прерывать твою молитву.
Он подтянулся настолько, что смог ухватиться другой рукой за кровать, напрягся и утвердился на полу каюты движением, похожим на эволюции закрывающегося складного ножа.
– Не переживай. Я всё равно только что закончил.
Пока Андрей маневрировал, пытаясь принять сидячее положение на койке и убедиться при этом, что ноги его прочно утвердились на полу, Уиндхэм начал облачаться в ризы для утреннего богослужения. Божий человек улыбнулся Андрею.
– Что, помогла молитва? – что-то в лице Андрея должно было выдать его.
– Ответ утвердительный, – как всегда, эта форулировка, казалось, позабавила Уиндхэма. Священник никогда не спрашивал, почему Андрей использовал такое необычное словосочетание, так что это оставалось его тайной.
Несмотря на то, что Уиндхэм был на семь лет старше него, в душе оба, казалось, принадлежали к одному и тому же поколению. Тёмные глаза и густые, чёрные волосы Уиндхэма – не говоря уже об окладистой бороде священника, которую Андрей никогда не согласился бы носить – не оставляли при всем при том сомнений, что они не были братьями.
Как всегда, Андрей восхитился осторожной, собранной концентрацией, с которой облачался Уиндхэм. Сначала подрясник, потом ряса и плащ, чьи длинные концы спереди и сзади доставали до пола. Завершал композицию пояс, который удерживал всю конструкцию вместе. Даже в той вдумчивости, с которой Уиндхэм одевался, можно было распознать его преданность своему делу. Это, конечно, всё внешние признаки, однако они многое говорили о характере священника. Однажды он рассказал Андрею, что его ряса – на самом деле лишь урезанная версия полного одеяния, которое священник намеревался, однако, надеть на себя лишь тогда, когда будет возведен первый новый храм. Тем не менее, Андрей был поражен.
Уиндхэм поднял глаза и заметил, что Андрей наблюдает за ним.
– Ты не имеешь ничего против того, чтобы принять участие в богослужении? Нас бы тогда впервые оказалось больше тридцати человек.
Как всегда, его голос наполняло некое мирное тепло. Андрею хотелось, чтобы однажды его собственный голос зазвучал так же… но не теперь.
– Тридцать! Вас становится все больше и больше.
– Это так. Нас, может, и мало, но мы сильны. Ты не ответил на мой вопрос. Их взгляды встретились – один сверкал глазами, другой потешался.
– Не сегодня. Но не переставай меня спрашивать.
– Ты же знаешь, я не перестану этого делать никогда.
– Я этого и не ожидал.
– Доброго тебе дня.
– Спасибо, тебе также. – Уиндхэм в развевающемся одеянии покинул каюту, оставив за собой небольшое ароматное облачко, защекотавшее нос. Андрей стал готовиться к смене.
Несмотря на то, что он чувствовал запах своего немытого тела ещё с прошлых выходных, в том секторе, где располагалась его квартира, душевой день был по расписанию только завтра.
Удивительно, насколько нюх приспособился к постоянно регенерируемому воздуху. Он пару раз потянул руку – мускулы немедленно начали жаловаться на неласковое обращение. Потом он осторожно поднялся, чтобы не потерять снова контакт с поверхностью, и поднял койку. Под ней располагались его личные пожитки. Он вытащил чистую униформу, свежее белье и носки. Затем он запихал использованную одежду в коробку возле кровати, оделся и принялся возиться с туфлями на магнитных подошвах. Он исполнил немногие возможные в таких условиях гигиенические процедуры, убедился, что койка заправлена хорошо даже согласно строгим критериям его отца, и вышел из каюты.
Может быть, он сможет выкроить сегодня немного времени на симуляторе. Андрей знал: если ему придется ещё хоть один-единственный раз выслушивать бесконечные монологи старого доброго Якоби о преимуществах комбинированной тактики – он слетит с катушек.
В третью смену коридоры не были и наполовину так переполнены, как во время первой и, тем более, второй рабочей фазы. Первые шесть месяцев Андрей работал в первой смене, потом, однако, решил, что такого количества людей в узком закрытом пространстве он больше не выдержит. Не то, чтобы он не ценил общества – нет, он не торчал в одиноких, тёмных уголках, как, например, его брат Николай. И он знал, что количество жизненного пространства на «Гордости Маккенны» по сравнению с переполненностью на остальных тысяче трехстах сорока девяти прыжковых кораблях выглядит едва ли не райскими просторами. При этом об условиях, царящих на тридцати судах класса «Потемкин», которые одни только несли на себе пятьдесят семь посадочных кораблей, он старался вообще не думать. Не говоря уже о положении на трехстах семидесяти боевых кораблях. Нет, Андрей просто хотел проводить больше времени в одиночестве – немногие спокойные моменты, помогавшие ему привыкнуть к новой жизни.
Это также отдаляло его от политических дрязг и интриг на борту – по крайней мере, пока что. Конечно, все, кто последовал за Мечтой генерала, сделали это добровольно. Однако многих солдат изматывало это, казалось бы, бесконечное путешествие, которое месяц за месяцем уводило их все дальше от исследованных областей Вселенной… и первые неурядицы не заставили себя ждать.
А ещё и гражданские… им-то куда хуже приходится.
– Ну что, кадет, отправился в столовку? – Андрей едва не схватил инфаркт. Майору Джес Коул вечно удавалось бесшумно подкрасться сзади, хотя Андрей двигался не так чтобы уж очень медленно. Он безуспешно попытался определить – не пролетела ли она весь коридор по воздуху: подобное было запрещено, так как даже в эти часы нельзя было предугадать, не выйдет ли кто-нибудь из-за угла. В любом случае, в данный момент офицер пехоты двигалась пешком.
Очевидно, именно это и было причиной, почему она была в такой замечательной физической форме: рельефно выделяющиеся мускулы, мундир идеально подчеркивает линии тела. Бирюзовые глаза и огненно-рыжие волосы, которые сама Джес называла «что-то вроде красного», завершали картину. Андрей был горд тем, что мог называть её своим другом.
– Утвердительно. А потом – учиться.
– Ты с твоим «утвердительно», – заявила она и скроила самую серьёзную мину – это всегда вынуждало Андрея улыбаться. Она ответила улыбкой.
– Ты всегда так серьёзно разговариваешь.
Он пожал плечами, как всегда, неуверенный, каким образом ему реагировать на подобное замечание. Сам Андрей не считал себя слишком серьёзным, так почему другие должны о нём так думать? Его пожатие плеч было связано не только с вопросом, но и с ним самим. Если уж я не понимаю собственного брата, как мне прикажете понимать других людей?
– В Якоби можно просто влюбиться. Как там его лекции?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72