Мне казалось, что такой человек существует где-то на свете — незаурядный, светлый, пытливый ум, способный изучить мой феномен, понять меня, извлечь мою великую тайну и поведать о ней людям. Но где он, этот человек? Могу ли я надеяться, что когда-нибудь встречу его?
И я погрузился в глубокую меланхолию, желая только, чтобы меня оставили в покое, или мечтая о смерти. Всю долгую осень меня терзали мысли о несовершенстве устройства мира. Я впал в какое-то оцепенение, и когда приходил в себя, то горько плакал и кричал от отчаяния.
Я до того исхудал, что стал похож на призрак. Издали завидя мою долговязую фигуру, от которой падала длинная тень, жители деревни насмешливо кричали:
— Вон святой дух идет!
Я качался на ветру, как былинка, был невесом, как солнечный луч, но при этом — огромного роста.
Постепенно в моей голове созрел план. Раз уж я обречен на тягостное существование, на безрадостную и сумрачную череду дней, к чему прозябать в бездействии? Нужно удостовериться в том, что на свете действительно нет ни единой души, способной понять меня. Я решил оставить свой суровый край и отправиться в город на поиски ученых — естествоиспытателей и философов. Прежде, чем обнародовать свои познания о другом мире, я сам мог послужить интересным объектом для исследований. Разве моя внешность, зрение, быстрота движений не заслуживали сами по себе пристального внимания ученых?
Чем больше я об этом думал, тем больше крепли мои надежды и возрастала решимость. Наконец я сообщил родителям о своих намерениях. Они не слишком хорошо поняли, о чем идет речь, но в конце концов уступили моим настойчивым просьбам. Мне было разрешено поехать в Амстердам с условием, что я вернусь обратно, если моя судьба сложится неудачно. И вот как-то утром я отправился в путь.
От Звартендама до Амстердама около ста километров. Я легко преодолел расстояние за два часа. Путешествие прошло без приключений, если не считать того, что в городках и поселках, через которые я пробегал, редкие прохожие буквально застывали на месте, изумленные скоростью моего бега. Чтобы не заблудиться, я несколько раз спрашивал дорогу у неторопливо бредущих стариков и, благодаря превосходно развитому чувству ориентации, оказался в Амстердаме около девяти часов утра.
Я решительно вошел в большой город и медленно побрел вдоль прекрасных каналов, смешавшись с толпой деловитых прохожих. Я не привлекал к себе особого внимания,, как опасался, а лишь изредка вызывал усмешки юных гуляк. Но все же остановиться я еще боялся и обошел почти весь город, пока не осмелился войти в кабачок на набережной Теерен Грахт. Место было спокойное. Дивный канал нес свои воды между рядами деревьев, и я заметил, что среди снующих по берегам модигенов появились новые разновидности. Слегка поколебавшись, я переступил порог кабачка и, как мог медленно, обратился к хозяину с просьбой указать мне больницу…
В его взгляде я прочел подозрение и любопытство. Он вынул изо рта трубку, снова затянулся и только тогда произнес:
— Бьюсь об заклад, вы из колоний?
Поскольку спорить с ним не имело смысла, я кивнул. В восторге от собственной проницательности, он задал новый вопрос:
— Вы, наверное, приехали из той части Борнео, куда нам, голландцам, невозможно попасть?
— Именно так.
Я ответил слишком быстро, он вытаращил глаза.
— Именно так, — повторил я медленнее. Хозяин удовлетворенно улыбнулся.
— Вам нелегко говорить по-голландски? Значит, вам нужна больница. Вы что, больны?
— Да.
Нас уже обступили посетители, прослышав, что я — людоед с Борнео. Однако, смотрели они на меня скорее с любопытством, чем с враждебностью. С улицы в кабачок стекались зеваки. Мне стало не по себе, но, стараясь сохранять спокойствие, я произнес, кашляя:
— Я очень болен.
— Их обезьянам тоже вреден наш климат, — добродушно произнес какой-то толстяк. — Он для них просто смертелен.
— Какая у него странная кожа… — добавил другой.
— Интересно, как у него устроены глаза? — поинтересовался третий, указывая на меня пальцем.
Меня окружили плотным кольцом, на меня были устремлены сотни любопытных взоров, а в кабачок заходили все новые и новые посетители.
— Какой он высокий!
— А до чего тощий!
— Непохоже, чтобы эти людоеды прилично питались. В голосах не чувствовалось неприязни, а несколько сердобольных даже попытались меня защитить:
— Не давите на него так, он ведь нездоров.
— Ну, приятель, не робей! — сказал толстяк, заметив мое беспокойство, — я отведу тебя в больницу.
Он взял меня за руку и с криком: «Дорогу больному!» — начал пробиваться сквозь толпу. У нас в Голландии зеваки довольно беззлобны. Они расступились, но тут же поспешили вслед за нами. Мы шли по набережной канала в сопровождении густой толпы, и люди кричали:
— Это людоед с Борнео!
Наконец, мы добрались до какой-то больницы. Был приемный час. Нас провели к студенту-практиканту, юноше в очках, который встретил нас весьма нелюбезно. Мой спутник сообщил ему:
— Это дикарь из колоний.
— Неужели дикарь? — вскричал тот.
Он снял очки, чтобы лучше меня рассмотреть, застыл в изумлении на несколько секунд, затем быстро спросил:
— Вы зрячий?
— Я прекрасно вижу.
Я произнес эту фразу слишком быстро.
— Это у него такой акцент, — с гордостью объяснил толстяк. — Ну-ка, приятель, повтори.
Я повторил, стараясь говорить разборчивее.
— У него необычное строение глаз… — пробормотал студент, — и цвет кожи… В вашем племени у всех такая кожа?
Тогда, делая невероятные усилия, чтобы он понял, я сказал:
— Я приехал встретиться с ученым.
— Значит, вы не больны!?
— Нет.
— Вы с Борнео?
— Нет.
— Откуда же вы?
— Из Звартендама, что неподалеку от Дисбурга.
— Так почему же ваш спутник утверждает, что вы с Борнео?
— Он так решил, а я не стал с ним спорить,
— Вы хотите встретиться с ученым?
— Да.
— Но зачем?
— Чтобы меня осмотрели.
— Вы надеетесь заработать денег?
— Нет, деньги мне не нужны.
— Выходит, вы не нищий?
— Нет.
— Почему же вы хотите, чтобы вас осмотрел ученый?
— Из-за особенностей моего организма.
Несмотря на все старания, я говорил слишком быстро. Приходилось повторять.
— Вы уверены, что отчетливо видите меня? — спросил юноша, не сводя с меня пристального взгляда. — Похоже, ваши глаза целиком состоят из роговицы…
— Я вас прекрасно вижу.
Я принялся шагать по комнате, хватая какие-то предметы, ставя их на место, подбрасывая в воздух.
— Невероятно! — с восхищением воскликнул студент почти дружелюбно, чем вселил в меня надежду. — Послушайте, — изрек он наконец, — думаю, что доктор Ван ден Хевель заинтересуется вашим случаем. Я предупрежу его. Посидите в этом кабинете. Значит, если я вас правильно понял, вы абсолютно здоровы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9