Бэкстона мы нагнали к утру.
Ночь мы провели в вади Гадаф. Следующий день не отличался от предыдущего: мы опять с упорством осилили сорок миль. Третий день являлся последним перед взрывом моста. Утром мы увидали Муагтар, место нашей засады. Мы настойчиво подвигались вперед. С юга показался турецкий аэроплан, пролетел вдоль нашей колонны и исчез впереди, в направлении Аммана.
В полдень мы с трудом добрели до Муаггара. Мы разослали людей в окрестные деревни, чтобы разузнать новости. Они вернулись с вестью, что нам не везет. Три турецких отряда числом в сорок человек каждый провели минувшую ночь в трех деревнях, соседних с большим мостом. Между тем границы этих деревень мы неминуемо должны были пересечь.
Наскоро устроили совет. Аэроплан мог нас заметить и не заметить. В худшем случае это вызвало бы усиление охраны моста, чего я не слишком боялся. Турки сочли бы нас авангардом отряда, совершившего третий набег на Амман, и, вероятно, предпочли бы сконцентрировать свои войска, чем разбрасывать их.
Люди же Бэкстона являлись великолепными бойцами, а он еще раньше разработал замечательные планы. Успех казался предрешенным.
Но возникло сомнение в ценности моста, вернее, в том, во сколько английских жизней он нам обойдется и насколько их число будет соответствовать запрещению Бартоломью нести потери.
Люди Бэкстона не могли бы рассеяться после взрыва, как стая птиц, и найти сами обратную дорогу в Муаггар. В ночном сражении некоторые из них были бы отрезаны и могли погибнуть. Нам пришлось бы дожидаться их, что могло бы нам стоить еще больших потерь. Весь урон мог составить пятьдесят человек, а я исчислял ценность моста менее чем в пять. Бэкстон согласился со мной. Мы решили отказаться от нашего замысла и немедленно двинуться обратно.
Наши люди были разочарованы, услышав об этом решении. Они горячо верили, что план будет выполнен полностью.
Желая выиграть хотя бы то, что мы могли, я послал всех старшин с целью распустить преувеличенные слухи о нашей численности и рассказывать о нашем приходе как о рекогносцировке армии Фейсала, намеревающейся с новолунием штурмом занять Амман. Прослышав о нас, турки пришли в ужас. Их кавалерия ринулась вперед. Пустые жестянки из-под мяса, которыми была усыпана вершина горы, и глубокие следы огромных автомобилей, изрезывавшие склоны долины, подтвердили бессвязные рассказы поселян. Не пролив ни капли крови, мы добились задержки врага на неделю. Разрушением же моста мы выиграли бы недели две, не более.
Мы подождали, пока сгустились сумерки, и выступили в Азрак, лежавший в пятидесяти милях от нас. Наступила светлая лунная ночь. Мы двигались вплоть до наступления бледного утра. Через два дня пути, выбившись из сил, мы добрались до пункта назначения. Там отряд отдыхал в течение двух дней. На третий мы отправились в Баир.
Оттуда я решил поехать с броневиками в Аба-эль-Лиссан, ибо в Баире Бэкстон находился с испытанными друзьями и мог действовать без моей помощи. Джойс, Доуни и Юнг рассказали, что все идет чудесно. Действительно, приготовления закончились, и Джойс уехал в Каир, а Доуни – в ставку главнокомандующего, чтобы рассказать Алленби о наших успехах и о неукоснительном осуществлении его плана.
Наши дрязги
Судно, пришедшее из Джидды, привезло почту из Мекки. Фейсал развернул «Эль-Кибла» (газету короля Гуссейна) и увидел на ее страницах королевский указ, гласящий, что дураки называют Джафар-пашу командующим войсками арабской Северной армии, тогда как в арабской армии, в рядах которой шейх Джафар наравне с другими выполняет свой долг, вообще нет чина выше капитана.
Король Гуссейн, узнав, что Алленби представил Джафара к отличию, опубликовал свой указ, не предупредив о нем Фейсала. Он намеревался досадить этим северным городским арабам, сирийским и месопотамским офицерам, которых король презирал за распущенность, в то же время боясь их образованности. Он знал, что они сражаются не ради его господства, а ради освобождения своих областей, чтобы самим управлять ими, и жажда власти непреодолимо охватила старика.
Джафар заявил Фейсалу о своей отставке. Его примеру последовали наши дивизионные офицеры и штабы с полковыми и батальонными командирами. Я упрашивал их не обращать внимания на причуды семидесятилетнего, отрезанного в Мекке от мира старика, величие которого они сами создали. Фейсал же отказался принять их отставку, указав, что приказы о производстве были изданы им и что указ оскорбляет его одного.
Придя к такому выводу, он телеграфировал в Мекку и получил ответную телеграмму, называвшую его изменником и ставившую его вне закона. Тогда Фейсал сложил с себя командование на Акабском фронте. Гуссейн назначил ему в преемники Зейда. Зейд немедленно отказался. Шифрованные послания Гуссейна стали бессмысленными от ярости, и военная жизнь Аба-эль-Лиссана внезапно застопорилась.
Доуни до отхода судна позвонил мне из Акабы и уныло спросил, не потеряна ли всякая надежда. Я ответил, что все зависит от случая, но что, может быть, мы преодолеем трудности.
Перед нами открывались три пути. Первый – найти средство давления на короля Гуссейна, чтобы он взял назад свое постановление. Второй – продолжать нашу деятельность, не признавая его. Третий – провозгласить формальную независимость Фейсала от отца.
Каждый путь имел своих сторонников как среди англичан, так и среди арабов. Мы послали Алленби телеграмму, прося смягчить инцидент. Гуссейн был упрям и изворотлив, и могли потребоваться недели, чтобы вырвать у него извинение. В обычных условиях мы могли бы допустить потерю этих недель, но сейчас находились в злосчастном положении, ибо через три дня нам следовало выступить в экспедицию на Дераа. Приходилось искать какое-либо средство продолжать войну, пока в Египте не найдут разрешения вопроса.
Моим первым долгом являлось срочное извещение Нури Шаалана о том, что я не смогу встретиться с ним на сборе его племен в Кафе, но что я буду в Азраке к его услугам с первого дня новолуния. Это было печально, потому что Нури мог заподозрить, что я изменил решение, и отменить сбор, а без племен руалла исчезла бы половина нашей силы и значения при походе на Дераа 16 сентября. Однако нам приходилось рисковать этой меньшей потерей, ибо без Фейсала, регулярных войск и орудий экспедиция могла совсем не состояться.
Второй моей обязанностью было отправить в Азрак караваны с грузом, провиантом и боеприпасами. Все эшелоны, под начальством назначенных офицеров, выступили в путь согласно программе, разумеется не вовремя, но лишь с незначительным опозданием.
Следующим нашим долгом являлось своевременное отправление войск в Азрак. Чтобы осуществить это, следовало восстановить их доверие к офицерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Ночь мы провели в вади Гадаф. Следующий день не отличался от предыдущего: мы опять с упорством осилили сорок миль. Третий день являлся последним перед взрывом моста. Утром мы увидали Муагтар, место нашей засады. Мы настойчиво подвигались вперед. С юга показался турецкий аэроплан, пролетел вдоль нашей колонны и исчез впереди, в направлении Аммана.
В полдень мы с трудом добрели до Муаггара. Мы разослали людей в окрестные деревни, чтобы разузнать новости. Они вернулись с вестью, что нам не везет. Три турецких отряда числом в сорок человек каждый провели минувшую ночь в трех деревнях, соседних с большим мостом. Между тем границы этих деревень мы неминуемо должны были пересечь.
Наскоро устроили совет. Аэроплан мог нас заметить и не заметить. В худшем случае это вызвало бы усиление охраны моста, чего я не слишком боялся. Турки сочли бы нас авангардом отряда, совершившего третий набег на Амман, и, вероятно, предпочли бы сконцентрировать свои войска, чем разбрасывать их.
Люди же Бэкстона являлись великолепными бойцами, а он еще раньше разработал замечательные планы. Успех казался предрешенным.
Но возникло сомнение в ценности моста, вернее, в том, во сколько английских жизней он нам обойдется и насколько их число будет соответствовать запрещению Бартоломью нести потери.
Люди Бэкстона не могли бы рассеяться после взрыва, как стая птиц, и найти сами обратную дорогу в Муаггар. В ночном сражении некоторые из них были бы отрезаны и могли погибнуть. Нам пришлось бы дожидаться их, что могло бы нам стоить еще больших потерь. Весь урон мог составить пятьдесят человек, а я исчислял ценность моста менее чем в пять. Бэкстон согласился со мной. Мы решили отказаться от нашего замысла и немедленно двинуться обратно.
Наши люди были разочарованы, услышав об этом решении. Они горячо верили, что план будет выполнен полностью.
Желая выиграть хотя бы то, что мы могли, я послал всех старшин с целью распустить преувеличенные слухи о нашей численности и рассказывать о нашем приходе как о рекогносцировке армии Фейсала, намеревающейся с новолунием штурмом занять Амман. Прослышав о нас, турки пришли в ужас. Их кавалерия ринулась вперед. Пустые жестянки из-под мяса, которыми была усыпана вершина горы, и глубокие следы огромных автомобилей, изрезывавшие склоны долины, подтвердили бессвязные рассказы поселян. Не пролив ни капли крови, мы добились задержки врага на неделю. Разрушением же моста мы выиграли бы недели две, не более.
Мы подождали, пока сгустились сумерки, и выступили в Азрак, лежавший в пятидесяти милях от нас. Наступила светлая лунная ночь. Мы двигались вплоть до наступления бледного утра. Через два дня пути, выбившись из сил, мы добрались до пункта назначения. Там отряд отдыхал в течение двух дней. На третий мы отправились в Баир.
Оттуда я решил поехать с броневиками в Аба-эль-Лиссан, ибо в Баире Бэкстон находился с испытанными друзьями и мог действовать без моей помощи. Джойс, Доуни и Юнг рассказали, что все идет чудесно. Действительно, приготовления закончились, и Джойс уехал в Каир, а Доуни – в ставку главнокомандующего, чтобы рассказать Алленби о наших успехах и о неукоснительном осуществлении его плана.
Наши дрязги
Судно, пришедшее из Джидды, привезло почту из Мекки. Фейсал развернул «Эль-Кибла» (газету короля Гуссейна) и увидел на ее страницах королевский указ, гласящий, что дураки называют Джафар-пашу командующим войсками арабской Северной армии, тогда как в арабской армии, в рядах которой шейх Джафар наравне с другими выполняет свой долг, вообще нет чина выше капитана.
Король Гуссейн, узнав, что Алленби представил Джафара к отличию, опубликовал свой указ, не предупредив о нем Фейсала. Он намеревался досадить этим северным городским арабам, сирийским и месопотамским офицерам, которых король презирал за распущенность, в то же время боясь их образованности. Он знал, что они сражаются не ради его господства, а ради освобождения своих областей, чтобы самим управлять ими, и жажда власти непреодолимо охватила старика.
Джафар заявил Фейсалу о своей отставке. Его примеру последовали наши дивизионные офицеры и штабы с полковыми и батальонными командирами. Я упрашивал их не обращать внимания на причуды семидесятилетнего, отрезанного в Мекке от мира старика, величие которого они сами создали. Фейсал же отказался принять их отставку, указав, что приказы о производстве были изданы им и что указ оскорбляет его одного.
Придя к такому выводу, он телеграфировал в Мекку и получил ответную телеграмму, называвшую его изменником и ставившую его вне закона. Тогда Фейсал сложил с себя командование на Акабском фронте. Гуссейн назначил ему в преемники Зейда. Зейд немедленно отказался. Шифрованные послания Гуссейна стали бессмысленными от ярости, и военная жизнь Аба-эль-Лиссана внезапно застопорилась.
Доуни до отхода судна позвонил мне из Акабы и уныло спросил, не потеряна ли всякая надежда. Я ответил, что все зависит от случая, но что, может быть, мы преодолеем трудности.
Перед нами открывались три пути. Первый – найти средство давления на короля Гуссейна, чтобы он взял назад свое постановление. Второй – продолжать нашу деятельность, не признавая его. Третий – провозгласить формальную независимость Фейсала от отца.
Каждый путь имел своих сторонников как среди англичан, так и среди арабов. Мы послали Алленби телеграмму, прося смягчить инцидент. Гуссейн был упрям и изворотлив, и могли потребоваться недели, чтобы вырвать у него извинение. В обычных условиях мы могли бы допустить потерю этих недель, но сейчас находились в злосчастном положении, ибо через три дня нам следовало выступить в экспедицию на Дераа. Приходилось искать какое-либо средство продолжать войну, пока в Египте не найдут разрешения вопроса.
Моим первым долгом являлось срочное извещение Нури Шаалана о том, что я не смогу встретиться с ним на сборе его племен в Кафе, но что я буду в Азраке к его услугам с первого дня новолуния. Это было печально, потому что Нури мог заподозрить, что я изменил решение, и отменить сбор, а без племен руалла исчезла бы половина нашей силы и значения при походе на Дераа 16 сентября. Однако нам приходилось рисковать этой меньшей потерей, ибо без Фейсала, регулярных войск и орудий экспедиция могла совсем не состояться.
Второй моей обязанностью было отправить в Азрак караваны с грузом, провиантом и боеприпасами. Все эшелоны, под начальством назначенных офицеров, выступили в путь согласно программе, разумеется не вовремя, но лишь с незначительным опозданием.
Следующим нашим долгом являлось своевременное отправление войск в Азрак. Чтобы осуществить это, следовало восстановить их доверие к офицерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92