Приёма я ждал более трёх часов, а потом секретарша сказала:
– Начальник сегодня принять вас не может, вы идите в гостиницу, устраивайтесь, а завтра во второй половине дня придёте.
Я ещё в Вологде узнал адрес офицерской гостиницы на площади Коммуны, поблизости от театра Красной Армии, – туда и поехал.
Скоро я имел маленький отдельный номер, оставил в нём портфель, а сам пошёл гулять по городу. Мне надо было ещё посетить редакцию журнала «Новый мир», показать там «Лесную повесть», но туда я решил поехать после того, как устроятся мои дела в «Красной звезде».
Часу в десятом вернулся в гостиницу и лёг спать. Но через час-другой заслышал какую-то возню в номере и проснулся. Включил ночничок и увидел здоровенного лысого дядю, снимавшего гимнастёрку и готового уж ложиться спать. Я вскочил и сел на край койки. Он же, увидев меня, махнул рукой и выругался:
– Чёрт! Эти проклятые клетки! Я номером ошибся!
Он присел на стул и стал объяснять:
– Тут, видите ли, коридорная система, на этаже сто номеров и все одного размера. Я там в вестибюле в карты играл, ну, и вот… забрёл к вам. Простите, ради бога! Ваш номер тридцать второй, а мой тридцать третий. И мебель тут расставлена по стандарту: кровать, столик, стул – всё одинаково. Вы, наверное, вчера поселились. Тут до вас майор танкист с супругой жил.
Мой собеседник, судя по погонам на гимнастёрке, был тоже майором; широко улыбнулся, стал рассказывать.
– Случай тут на днях вышел: ребята в преферанс играли, припозднились. Один отвалился, пошёл спать. Вот так же зашёл в соседний номер, тихонько разделся, лёг в кровать. Женщина проснулась, обняла его. Ну, конечно, приняла за своего. А уж потом, когда страсти разогрелись, рукой головы коснулась. Батюшки! – лысый. Муж-то у неё кудлатый, а у этого голова точно коленка бабья.
– Ой! Никак Леонид Фомич?
– Валентина?.. А твой там, в вестибюле, пульку доигрывает.
Затихли на минуту. Валентина шепчет на ухо:
– Теперь-то уж… ладно. Если уж так вышло.
Чужой мужик, хоть и лысый, а женщине любопытно. Да и момент такой: назад дороги нет.
Майор долго и смачно смеялся.
– Вот они… эти проклятые клетки! Ну, да ладно, прости браток. Пойду к себе. А то ещё и к моей бабе забредёт какой-нибудь преферансист.
Он снова засмеялся и вышел. А мне было грустно. Я долго лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок. Вот она, супружеская верность. «Теперь-то уж… ладно», – говорит ему чужая жена. И вот что обидно: наверное, всякая на её месте поступила бы так же.
Это была минута, когда в сердце моём шевельнулась ревность.
На другой день подполковник Шапиро снова часа два подержал меня в приёмной. Я, конечно, понял, что никакая не занятость была тому причиной – подполковник явно демонстрировал ко мне неприязнь, но вот в чём я перед ним провинился – понять не мог. И когда он меня всё-таки принял, я мог убедиться, что начальник отдела кадров, как в своё время старший лейтенант Львов в Харькове, будет всячески тормозить мой приход в редакцию. Вопросы задавал нехотя, на меня не смотрел.
– Какое у вас образование?
– Среднее. И к тому же военное училище…
– Среднее! Да как же я вас оформлять буду? Вы об этом подумали?.. Что мне скажут там, в Главпуре?.. А?.. Должны же вы, наконец, понять моё положение?.. Едете в Москву, в главную военную газету!.. А какой такой ваш диплом я представлю начальству? Мне скажут: парень где-то там работал на заводе, потом немножко воевал на фронте – и давай его в Москву. В «Красной звезде» работать хочет. А?.. Я тоже хотел бы работать в Кремле, там, где кабинет товарища Сталина. Или министром по обороне! Хочу ездить в большой машине и с охраной. Я еду в Кремль, а все говорят: это Шапиро поехал на работу. Вам смешно! А мне не смешно выписывать заводскому парню удостоверение корреспондента «Красной звезды» и чтоб мне потом говорили: «Кого тащишь в редакцию?..».
Подполковник поднял на меня глаза, и я увидел в них холодный сумрак; такой был в тундре перед тем, как там открылось небо и началось северное сияние. В мокрой непроглядной вышине точно живые существа ползли тучи, и я будто бы даже слышал их шипение. В глазах Шапиро вот так же что-то копошилось и шелестело. Они были пустыми, в них, как в колодец, можно было провалиться.
– Ну, хорошо, хорошо. Генерал болен и не скоро поправится; у него воспаление лёгких. Завтра я к нему поеду и доложу вашу бумагу. Приходите вечером, мы что-нибудь придумаем.
И когда я выходил из кабинета, он вслед мне проворчал:
– Они делают глупости, а я должен расхлёбывать.
Был вечер, когда я выходил из редакции. Шёл мокрый противный снег, москвичи, подняв воротники, бежали по своим делам, никто ни на кого не глядел, никто никому не был нужен. Сознание полного одиночества и своей ничтожности – первое и весьма неприятное ощущение, которое я успел вынести от пребывания в столице. Теперь же, когда, как мне казалось, окончательно рухнула моя мечта стать столичным журналистом, я бы хотел поскорее уехать из Москвы. Уехать в Вологду, Сталинград – куда угодно, но только уехать. И если ещё вчера под сердцем теплилась надежда на устройство рукописи в журнале, то теперь и она испарилась. Уехать, уехать – и поскорее.
Назавтра пришёл в редакцию после обеда. На столе у секретарши увидел свою бумагу; она, как и прежде, лежала на самом краешке стола и готова была вот-вот свалиться.
Секретарша не ответила на приветствие, сняла трубку телефона, позвонила. И я услышал:
– Товарищ генерал! Офицер из Вологды у меня в приёмной.
Передала мне трубку:
– С вами будет говорить генерал.
Я взял трубку и встал по стойке «смирно». В трубке раздался хрипловатый голос:
– Должен перед вами извиниться: Главпур не разрешает мне взять вас в редакцию. Я хочу предложить вам поучиться на Высших курсах при Военно-политической академии. Год пройдёт незаметно, и тогда мы вас оформим. А? Вы согласны? Ну, и отлично. Я звонил начальнику академии, обо всём договорился. Зайдите к ним в отдел кадров – завтра же.
– Благодарю вас, товарищ генерал! – отчеканил я с радостью.
Такой оборот дела был для меня самым счастливым; отсутствие образования тянулось бы за мной всю жизнь, а тут – высшие курсы!
На следующий день утром я уже был в академии и стоял перед дверью, сбоку от которой была надпись: «Заместитель начальника отдела кадров». «Вот, – думаю, – сейчас войду, а и здесь сидит…» – вспомнился Шапиро, и я почувствовал, как по всему телу бежит неприятный холодок. Однако решительно открыл дверь:
– Можно к вам?
– Попробуйте! – раздался звонкий и будто бы весёлый голос.
Комната большая с красным потёртым ковром посредине. У окна стол и за ним майор – какой-то несерьёзный, мальчикоподобный; круглая голова с шапкой волнистых тёмных волос, зелёные улыбчивые глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142