– Годится. А я из этих текстов нужные страницы ладить буду. Может, и выйдет у нас книга.
Сидели мы с маршалом, чай пили, а тут и Надежда приходит. Я ей маршала представил. Она нам картошку с салом пожарила. Наш гость с удовольствием ел и картошку. При этом говорил:
– Бульба у нас в Белоруссии – первая еда. Я в детстве любил, когда мама нам пюре с молочком заделает.
Составили расписание, когда и в котором часу я буду появляться у него в кабинете, и на том расстались. Провожать вышли вместе с Надеждой. Шофёр предупредительно раскрыл дверцу «ЗИМа», и маршал, не торопясь, со свойственной ему важностью залезал в кабину. Пожимая мне руку, фамильярно сказал:
– Да зови ты меня по имени-отечеству. Нам с тобой длинную дорогу вместе пройти суждено, – нам тесная дружба нужна, а не чинопочитание.
Поклонился Надежде:
– Ну, привет, ребята! Очень рад, что с вами познакомился.
На меня кивнул:
– Первая-то встреча у нас давно произошла, да он не пожелал со мной, стариком, в одной упряжке идти – за кордон махнул, да вот, видите, нашёл я его. Видно, уж судьба у нас такая – вместе в историю шагнуть.
Поднял руку, и автомобиль тронул. И как только он растворился в потоке машин, Надежда сказала:
– Кто это?
– Маршал авиации. Красовский Степан Акимович.
– Знаю, что маршал, а зачем он?
– Что зачем?
– Ну, зачем приезжал?
– А-а-а… Да так. Приятели мы.
Надежда тряхнула меня за плечи, почти прокричала:
– Ну, ладно тебе идиотку из меня строить! Приятеля нашёл! Говори: зачем он приезжал?
Я понял: Надежду мою разыграть не удастся. Рассказал ей о цели визита маршала, на что Надежда, умеющая зрить в корень, заметила:
– Журнальные евреи хотели уязвить тебя, а судьба вон как распорядилась: маршала тебе в подарок послала.
Жизнь разворачивала меня в сторону серьёзной литературы, мне предстояло написать первую книгу.
Глава пятая
Я сижу в электричке, и она как на крыльях несёт меня в Монино. Здесь городок Военно-воздушной академии, и здесь же на окраине в зелёном живописном уголке живёт маршал Степан Акимович Красовский – строитель и пестун боевой авиации, первый заместитель командующего Воснно-Воздушными Силами СССР, и он же начальник академии.
Красовский никогда не сидел за рулём самолёта, не оканчивал никаких академий, и даже не имеет среднего образования, но во время войны был советником Сталина по вопросам авиации, командовал 2-й Воздушной ударной армией, которую бросали на самые тяжёлые участки фронта.
Маршал Красовский – непререкаемый авторитет и любимец лётчиков.
Такого человека мне послала судьба, мы вместе должны были выполнить задачу государственной важности; его книгой решено открыть серию военных мемуаров. Я горжусь, что именно мне поручено оказать в этом помощь автору.
Два-три раза в неделю езжу в Монино. Я знаю: меня ждёт маршал, мы сейчас будем с ним работать.
– Здравствуйте, Степан Акимович! Вы как всегда – бодрый, весёлый и хотите мне рассказать что-то интересное.
– Проклинаю день, когда я подставил шею под этот хомут! Я теперь и ночью думаю, что бы ещё вам рассказать из своей жизни. Жизнь-то у меня вон какая! Пять войн и полдюжины революций. Не жил, а в котле кипел.
Я уже успел нажать кнопку включения магнитофона, наша беседа записывается. Каждое слово! Всё, что наговорил мне маршал за три месяца нашей работы. Стенографистки всё переписали и перенесли на бумагу, и я в портфеле таскаю тысячу страниц текста наших бесед. Триста из них я уже обработал и превратил в страницы книги, но маршалу не показываю; боюсь, как бы он не закапризничал и не перестал рассказывать. Он сейчас в ударе, верит, что книга будет, и даже как-то воскликнул:
– Учёный совет академии знает, что я пишу книгу; говорят, зачтут её как докторскую монографию и даже присвоят звание профессора. Вот будет потеха! – всего-то три класса церковно-приходской школы закончил, и вдруг – профессор!..
Жарко. На дворе в разгаре лето, температура за тридцать… Окна кабинета открыты, мощная магнитофонная установка чуть шелестит своими колёсами.
Маршал снимает китель и сидит в кресле в нижней шёлковой рубашке. Его секретарь и майор-референт знают, что минуты эти святые, никого не впускают. И уж если министр обороны позвонит или командующий Военно-Воздушных Сил, – тогда чуть приоткроют дверь, скажут, кто звонит. Но вообще-то нас не беспокоят. Маршал, откинувшись в кресле, пытается оживить в памяти те далёкие годы, когда он, помощник моториста, садится с лётчиком в похожий на стрекозу или на этажерку французский самолёт «Фарман», кладёт на колени мешочек с железными заострёнными штырями, которыми они «обстреливали» позиции белых частей. Штырёк такой летит к земле со свистом и визгом, он со всё большей скоростью ввинчивается в воздух и, если попадёт в голову или плечо, насквозь пронизывает человека.
Степан Акимович замолкает и долго задумчиво смотрит в окно. Потом наклоняется ко мне и на ухо говорит:
– Не хочу, чтобы этот чёрт, – кивает в сторону магнитофона, – всё записывал, но тебе скажу: сыпал я эти дьявольские гостинцы в сторонку от людей. Лётчик однажды заметил мои хитрости, показал кулак. А я всё равно – не мог кидать на головы солдат эти смертоносные стерженьки. Война-то была гражданская, люди и там и тут были наши, русские.
Помню, я пытался оставить в книге эти знаки величия русской души, да в то время ещё не созрело общество до осознания истинных причин и побуждений гражданской войны. Белые для нас были белыми, а красными мы называли всех людей, которые якобы крушили старую «нищую» Россию и воевали за интересы рабочих и крестьян.
Так начиналась лётная жизнь будущего маршала авиации, – в сущности, лётного в ней ничего не было, а была работа – вначале самая чёрная, самая разная, а уж потом горячие ветры времени вынесли его на командные высоты реактивной авиации, а затем и космонавтики. Монинская Воздушная академия уже тогда превращалась в центр подготовки не только командиров авиации, но и покорителей космоса. Где-то за партами учебных аудиторий сидели будущие космонавты и среди них старший лейтенант или уже в то время капитан Юрий Гагарин.
В военном городке мне выделена двухкомнатная квартира, – временно, конечно, на период работы. Тут телефон. И в Москве по просьбе маршала нам установили телефон.
Условия идеальные; я иногда по несколько дней задерживаюсь, и Надя меня понимает, говорит: «Ты только в столовую ходи вовремя и ночью не работай. Тебе ещё много предстоит написать книг. Будь здоров, и о нас не беспокойся».
Да уж, что и говорить: условия для меня созданы хорошие. Выбор Красовского одобрили в Военном издательстве. Заведующий вновь созданной редакции мемуарной литературы полковник Михаил Михайлович Зотов мне сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142