Что я угнал катер не просто так и что я знаю, чей он, — проф наверняка догадался. Но копать не будет — вот и хорошо. Но почему?.. Вечно мне не хватает времени, чтобы все обдумать: мир вокруг вертится слишком быстро.
После душа посмотрел на себя в зеркало: физиономия у меня бледная и напряженная, как у покойника в стадии окоченения. Зато больше никто не злится.
На аэродром меня вез Филиппо, почему-то один. Когда мы оказались в элемобиле, он посмотрел на меня вопросительно. Я только помотал головой:
— Завтра.
— Хорошо. Но про бой-то расскажи.
Мы так увлеклись, что чуть не попали в аварию. И потом хохотали по этому поводу до самого аэродрома героического третьего истребительного.
Встречали меня без торжеств, но никаких упреков я не услышал. Сам полковник сообщил мне условия экзамена, я прошел тестирование по теоретическим вопросам (главным образом предполетная подготовка машины) и полетел плести небесные кружева. Лучше не скажешь — летчики поэтичны, почти как древние скандинавские скальды.
Хорошо, что с утра я не успел испугаться — слишком быстро все произошло. Экзамен оказался отнюдь не формальностью. Я, наверное, «патентованный отличник», или, как выражаются ребята с оттенком презрения: «зубрила» (что это значит?). Но здесь сделал пару ошибок — впрочем, это допускается, так что свои права я получу.
Майор Барлетта помог мне выбраться из катера: ноги так дрожали, что сам бы я не сумел.
— Таким учеником можно гордиться, — кивнул он, — только не угоняй больше ничего, ладно?
— Ладно, не буду. Да больше и не придется. Вы же мне дадите напрокат, если понадобится?
Я поклонился ему так, как принято кланяться на кемпо сенсею. Он ухмыльнулся, поклонился в ответ, потом хлопнул меня по плечу:
— Пошли, сделаем тебе красивый документ.
Никакого торжественного акта не было, но меня и Барлетту поздравляли все, кто оказывался поблизости — некоторые, по моим наблюдениям, даже не один раз, и по этому поводу майор рассказал анекдот про молодожена-склеротика.
Гостеприимный третий истребительный я покидал уже ближе к вечеру.
Корабль на Новую Британию по расписанию уже улетел, к тому же Филиппо и так догадался, что угон катера связан со спасением Бутса, так что при нем вполне можно было позвонить ребятам. Я так и сделал. Сначала Гвидо — он пострадал больше всех и, в отличие от меня, не получил никакой награды. Это несправедливо. Надо что-то сделать по этому поводу.
— Гвидо, привет.
— Привет.
Голос у него гораздо живее, чем вчера.
— Как дела?
— Ничего, в школу не ходил, так что нормально. Э-э, Энрик, — робко произнес он, — мне очень надо с тобой поговорить.
— Хорошо, давай встретимся и погуляем. Завтра или послезавтра, когда хочешь.
— Лучше завтра и пораньше.
Эк его припекло. Я был уверен, что он предпочтет еще денек поваляться дома.
— Ладно, я тебе перезвоню попозже: надо, чтобы меня отпустили.
— Угу. Ну, пока.
— До завтра.
Следующий звонок — Ларисе. Надо же дать ей убедиться, что я не умираю, а сама она обещала не спрашивать. Разговор оказался почти деловым и довольно грустным. Лариса сказала, что от нашей компании откололись Мария и Пьетро. Честно говоря, я не очень удивился: Пьетро интересовался Ларисой, а она не обращала на него внимания. А тихая, молчаливая Мария — я едва мог вспомнить ее голос — так на меня смотрела, что я чувствовал себя пловцом, потерявшим плавки, под лучом прожектора береговой охраны. Оба убедились, что им ничего не светит, и ушли.
Хвастать своими успехами в такой обстановке не хотелось. Хотя, возможно, «все к лучшему в этом лучшем из миров» — отношения между оставшимися избавятся от некоторой напряженности: не так сказал, не так повернулся. Разговаривать мы закончили, когда элемобиль уже подъезжал к воротам Лабораторного парка.
Все, остаток дня я проведу в горизонтальном положении, и горе тому, кто попытается мне помешать. Только надо узнать: можно ли мне завтра пойти погулять (можно), улетел ли корабль (улетел), и еще — перезвонить Гвидо (тот был просто счастлив). У-уф!
Глава 59
Я встретился с Гвидо в воротах Центрального парка. «Мне здорово влетело», — было написано у него на лбу крупными буквами, поэтому я постарался поскорее увести его в какую-нибудь пустынную аллею. Гвидо молчал, не решаясь начать серьезный разговор, ради которого он вытащил меня из дому.
— Пойдем полежим на травке, — предложил я, когда мы с ним подошли к одной уединенной полянке со столетним английским газоном.
— Угу, — согласился Гвидо, — м-м, Энрик, ты ведь не кричишь и не плачешь, когда тебя порют?
Я покачал головой.
— Поделиться опытом, как это делается?
— Ну-у да! Поделись.
И как же я этому научился? Просто решил — и все. И было мне семь лет. И наказывать меня тогда было просто некому. Правда, меня один раз поймали и опять переломали едва сросшиеся ребра, но это не то. Гвидо все это не поможет.
— Мне казалось, — осторожно начал я, — что ты теперь много тренируешься на кемпо. Вид у тебя такой... Уверенный.
— Угу, какое это имеет отношение?
— Самое прямое. Там же ты не рыдаешь, получив боккэном.
— Сравнил!
— Вот именно. Разницы никакой, считай, что это тренировка терпения. А ты, наверное, обижаешься?
— Конечно.
— А ты не обижайся. Если ты сам принял решение что-то сделать, то и отвечать за него придется. И это тоже твое решение. Я так понимаю, что оценок «D», «Е» и далее по алфавиту ты не получаешь?
— Нет, — развеселился Гвидо.
— Ну вот. Значит, все именно так, как я сказал.
— Понятно, — немного разочарованно потянул Гвидо.
— Есть еще одна маленькая хитрость. Я тебе пришлю файл: две длинные древние поэмы. Почитай — не пожалеешь. И выучи пару кусочков строк по пятьдесят. Поэмы написаны гекзаметром — это такой сложный стихотворный размер. Попытка повторить их хотя бы про себя и не сбиться требует полной отдачи. Как спарринг с сильнейшим партнером. Ты просто не заметишь, что тебя еще и лупят в это время.
— Здорово.
— М-мм, на самом деле, не совсем. Не будешь орать — тебе будет сильнее доставаться.
— Ну и пусть, — решительно прошептал Гвидо.
У Гвидо нет старшего брата, а он ему очень нужен. Ну что ж, против такого младшего братишки я не возражаю.
— Пойдем, — сказал я, — угощу тебя мороженым, надо же как-то подсластить нашу жизнь. И убери такое страдальческое выражение с физиономии, а то вся Этна зальется слезами от жалости к тебе, и будет всемирный потоп.
Гвидо улыбнулся:
— А какое ты любишь мороженое?
Я посмотрел на него с подозрением:
— А какое ты?
— Я первый спросил!
— А будешь все время кому-нибудь подражать, хотя бы даже и мне, я тебя сам отлуплю, и никакие гекзаметры не помогут. Понял?
— Нет!
— Ты не понимаешь, зачем человеку собственная личность?
Я подставился, но Гвидо не воспользовался ситуацией — сам я на его месте ехидно спросил бы «зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
После душа посмотрел на себя в зеркало: физиономия у меня бледная и напряженная, как у покойника в стадии окоченения. Зато больше никто не злится.
На аэродром меня вез Филиппо, почему-то один. Когда мы оказались в элемобиле, он посмотрел на меня вопросительно. Я только помотал головой:
— Завтра.
— Хорошо. Но про бой-то расскажи.
Мы так увлеклись, что чуть не попали в аварию. И потом хохотали по этому поводу до самого аэродрома героического третьего истребительного.
Встречали меня без торжеств, но никаких упреков я не услышал. Сам полковник сообщил мне условия экзамена, я прошел тестирование по теоретическим вопросам (главным образом предполетная подготовка машины) и полетел плести небесные кружева. Лучше не скажешь — летчики поэтичны, почти как древние скандинавские скальды.
Хорошо, что с утра я не успел испугаться — слишком быстро все произошло. Экзамен оказался отнюдь не формальностью. Я, наверное, «патентованный отличник», или, как выражаются ребята с оттенком презрения: «зубрила» (что это значит?). Но здесь сделал пару ошибок — впрочем, это допускается, так что свои права я получу.
Майор Барлетта помог мне выбраться из катера: ноги так дрожали, что сам бы я не сумел.
— Таким учеником можно гордиться, — кивнул он, — только не угоняй больше ничего, ладно?
— Ладно, не буду. Да больше и не придется. Вы же мне дадите напрокат, если понадобится?
Я поклонился ему так, как принято кланяться на кемпо сенсею. Он ухмыльнулся, поклонился в ответ, потом хлопнул меня по плечу:
— Пошли, сделаем тебе красивый документ.
Никакого торжественного акта не было, но меня и Барлетту поздравляли все, кто оказывался поблизости — некоторые, по моим наблюдениям, даже не один раз, и по этому поводу майор рассказал анекдот про молодожена-склеротика.
Гостеприимный третий истребительный я покидал уже ближе к вечеру.
Корабль на Новую Британию по расписанию уже улетел, к тому же Филиппо и так догадался, что угон катера связан со спасением Бутса, так что при нем вполне можно было позвонить ребятам. Я так и сделал. Сначала Гвидо — он пострадал больше всех и, в отличие от меня, не получил никакой награды. Это несправедливо. Надо что-то сделать по этому поводу.
— Гвидо, привет.
— Привет.
Голос у него гораздо живее, чем вчера.
— Как дела?
— Ничего, в школу не ходил, так что нормально. Э-э, Энрик, — робко произнес он, — мне очень надо с тобой поговорить.
— Хорошо, давай встретимся и погуляем. Завтра или послезавтра, когда хочешь.
— Лучше завтра и пораньше.
Эк его припекло. Я был уверен, что он предпочтет еще денек поваляться дома.
— Ладно, я тебе перезвоню попозже: надо, чтобы меня отпустили.
— Угу. Ну, пока.
— До завтра.
Следующий звонок — Ларисе. Надо же дать ей убедиться, что я не умираю, а сама она обещала не спрашивать. Разговор оказался почти деловым и довольно грустным. Лариса сказала, что от нашей компании откололись Мария и Пьетро. Честно говоря, я не очень удивился: Пьетро интересовался Ларисой, а она не обращала на него внимания. А тихая, молчаливая Мария — я едва мог вспомнить ее голос — так на меня смотрела, что я чувствовал себя пловцом, потерявшим плавки, под лучом прожектора береговой охраны. Оба убедились, что им ничего не светит, и ушли.
Хвастать своими успехами в такой обстановке не хотелось. Хотя, возможно, «все к лучшему в этом лучшем из миров» — отношения между оставшимися избавятся от некоторой напряженности: не так сказал, не так повернулся. Разговаривать мы закончили, когда элемобиль уже подъезжал к воротам Лабораторного парка.
Все, остаток дня я проведу в горизонтальном положении, и горе тому, кто попытается мне помешать. Только надо узнать: можно ли мне завтра пойти погулять (можно), улетел ли корабль (улетел), и еще — перезвонить Гвидо (тот был просто счастлив). У-уф!
Глава 59
Я встретился с Гвидо в воротах Центрального парка. «Мне здорово влетело», — было написано у него на лбу крупными буквами, поэтому я постарался поскорее увести его в какую-нибудь пустынную аллею. Гвидо молчал, не решаясь начать серьезный разговор, ради которого он вытащил меня из дому.
— Пойдем полежим на травке, — предложил я, когда мы с ним подошли к одной уединенной полянке со столетним английским газоном.
— Угу, — согласился Гвидо, — м-м, Энрик, ты ведь не кричишь и не плачешь, когда тебя порют?
Я покачал головой.
— Поделиться опытом, как это делается?
— Ну-у да! Поделись.
И как же я этому научился? Просто решил — и все. И было мне семь лет. И наказывать меня тогда было просто некому. Правда, меня один раз поймали и опять переломали едва сросшиеся ребра, но это не то. Гвидо все это не поможет.
— Мне казалось, — осторожно начал я, — что ты теперь много тренируешься на кемпо. Вид у тебя такой... Уверенный.
— Угу, какое это имеет отношение?
— Самое прямое. Там же ты не рыдаешь, получив боккэном.
— Сравнил!
— Вот именно. Разницы никакой, считай, что это тренировка терпения. А ты, наверное, обижаешься?
— Конечно.
— А ты не обижайся. Если ты сам принял решение что-то сделать, то и отвечать за него придется. И это тоже твое решение. Я так понимаю, что оценок «D», «Е» и далее по алфавиту ты не получаешь?
— Нет, — развеселился Гвидо.
— Ну вот. Значит, все именно так, как я сказал.
— Понятно, — немного разочарованно потянул Гвидо.
— Есть еще одна маленькая хитрость. Я тебе пришлю файл: две длинные древние поэмы. Почитай — не пожалеешь. И выучи пару кусочков строк по пятьдесят. Поэмы написаны гекзаметром — это такой сложный стихотворный размер. Попытка повторить их хотя бы про себя и не сбиться требует полной отдачи. Как спарринг с сильнейшим партнером. Ты просто не заметишь, что тебя еще и лупят в это время.
— Здорово.
— М-мм, на самом деле, не совсем. Не будешь орать — тебе будет сильнее доставаться.
— Ну и пусть, — решительно прошептал Гвидо.
У Гвидо нет старшего брата, а он ему очень нужен. Ну что ж, против такого младшего братишки я не возражаю.
— Пойдем, — сказал я, — угощу тебя мороженым, надо же как-то подсластить нашу жизнь. И убери такое страдальческое выражение с физиономии, а то вся Этна зальется слезами от жалости к тебе, и будет всемирный потоп.
Гвидо улыбнулся:
— А какое ты любишь мороженое?
Я посмотрел на него с подозрением:
— А какое ты?
— Я первый спросил!
— А будешь все время кому-нибудь подражать, хотя бы даже и мне, я тебя сам отлуплю, и никакие гекзаметры не помогут. Понял?
— Нет!
— Ты не понимаешь, зачем человеку собственная личность?
Я подставился, но Гвидо не воспользовался ситуацией — сам я на его месте ехидно спросил бы «зачем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97