Длинноногие, недоступные, они были упоительно красивы...
От белых хризантем мысль перекинулась на балетные пачки, далее ряд ассоциаций привел к балету "Лебединое озеро", в памяти всплыли великие балерины, танцевавшие Одетту-Одиллию.
Интересно, Одетту и Одиллию всегда танцует одна и та же балерина. Может, потому, что в сказке это разные лебеди, в жизни же редко душа человеческая окрашена одним цветом. Есть в ней и черное, и белое. Одетта и Одиллия живет в каждом человеке.
Проходя мимо торговавшего чурчхелой восточного человека, она усмехнулась своим мыслям, - дескать, вот уж на кого профессор Моров был менее всего похож, так это на Одетту или Одиллию, по отдельности или вместе. Усмешку заметил продавец.
- Вай, дэвушка, пачему смеешься? Над ценой смеешься? Даром отдам. Одну чурчхелу подарю.
- Почему? - улыбнулась Марина.
- Ни пачему! За так, за красоту.
- За красоту? Или за так? Разные вещи, - шутливо надулась Марина.
- За красоту, - застонал, обнажив золотые коронки, продавец, протягивая одну чурчхелину.
- Спасибо, - ответила Марина и пошла дальше, протерев, чтобы не видел продавец - зачем обижать человека? - чурчхелину чистым носовым платком и с удовольствием откусывая кисло-сладкую ореховую массу.
Мир не без добрых людей, подумала она. Конечно, один цветок был бы ей в эту минуту милее, чем связка чурчхелы, если бы этот цветок подарил Князь. Но он был где-то далеко, и надо было довольствоваться тем, что предлагала жизнь. А она предлагала чурчхелу. Вот и спасибо жизни за этот подарок.
И все же профессор Моров похож на лебедя, усмехнулась она, подходя к крохотному закутку "Отдела пропусков" филиала Института проблем мозга на улице академика Бочвара. - На черного лебедя. Олицетворение зла и насилия. Но не дай Бог ему дать понять, что она такого о нем мнения. Она вспомнила его глаза, и ей стало страшно...
У Морова в этот день были какие-то эксперименты в филиале института в Щукино, между делом он решил показать корреспондентке престижного журнала все свои владения. Филиал размещался в корпусе бывшего оборонного НИИ, обычные коридоры, обычные лаборатории, напичканные какими-то приборами. Но чувствовалось, что после того, как корпус перешел к новому хозяину, тут многое изменилось. Был сделан евроремонт, - белые стены и потолок, встроенные светильники, ковровые покрытия и эргономические кресла для отдыха в коридорах и холлах.
По-отечески положив ей на плечо сухую костлявую, как птичья лапка, руку, Моров повел Марину по коридору, одновременно произнося афоризмы, долженствующие расположить к нему эту холодную красотку, и рассказывая об исследованиях, проводимых в филиале.
- В жизни каждого ученого, деточка, однажды проносится белая лошадь. И нужно успеть ухватить ее за хвост или за гриву. Эта белая лошадь - судьба. А хвост у судьбы скользкий. Ухватить - полдела... Надо еще и удержать... Я знаю много людей, которые окончили аспирантуры и докторантуры, но не защитились или защитили кандидатскую и остановились, получили докторский диплом - и стали эпикурействовать... А наука - вещь непрерывная. Тут нельзя останавливаться: остановился - считай, умер...
Он как-то странно, снизу вверх, словно ввинчиваясь в воздух, повел своей морщинистой длинной шеей, будто само слово "смерть" было ключевым для его сознания.
- Да-с... А смерть - это конец, дающий начало новой жизни. Все в природе взаимосвязано, деточка. Я продолжаюсь. Я никогда не останавливаюсь на достигнутом. И потому - всегда в движении...
- И все же прошу вас, профессор, сделать остановку. Я ведь шла сюда брать интервью у выдающегося биолога. И кое-что по теме вашей докторской прочитала, хотя не могу сказать, что все поняла.
Моров довольно хихикнул.
- Но здесь у меня впечатление, что я попала в хорошо оснащенную, но... клинику для душевнобольных. Да и в прошлый раз вы мне рассказывали об исследованиях и даже показывали больных, более похожих на обитателей обычной "психушки". Только там лечат от "белочки", а здесь - от более глубоких и серьезных трансформаций личности. Ни в коридоре, ни на дверях кабинетов, палат, аудиторий нет табличек. Но на кресле я прочитала табличку "Отделение шизофрении". Что все это значит?
- А вы наблюдательная... - зло вскинул веки над черными глазами Аркадий Борисович. - Для журналистки это хорошо... Да-c... Ho вы "клятвенно" обещали, что готовую статью мне покажете... Знаете ли, в нашем деле утечка информации иногда наносит непоправимый вред науке...
- Обязательно покажу вам статью, - заверила Марина.
- Да-с... Это, видите ли, все очень тесно взаимосвязано. Я действительно изобрел средство, снимающее некоторые негативные эмоции. И оно с успехом используется в лечении некоторых форм психозов. Естественно, и у нас, в филиалах НИИ, есть отделения, так сказать, с человеческим материалом. Ну, так проще и дешевле. Здесь мы опробуем новые средства и препараты. Ведь шизофрения до сих пор считается неизлечимой болезнью. И мой препарат здесь бессилен.
- Чем же лечат здесь больных?
- О, совершенно нейтральными препаратами. Они снимают агрессию, делают существование человека более комфортным.
- Например?
- Димедрол... Сульфазин... Ну да названия вам вряд ли что скажут.
- А галоперидол? - спросила Марина.
Аркадий Борисович на мгновение остановился, его костистая рука еще крепче стиснула плечико Марины.
- Откуда вы знаете это средство?
- Читала где-то...
- Ну, что ж... Тоже неплохое средство. Оно помогает нам бороться с человеческими недугами.
Неожиданно дверь одной из комнат отворилась, Марина и Моров повернули головы.
В комнате были покрашенные в белый цвет решетки. А за решетками множество детских голов, стриженых наголо. Лица худые, зрачки у всех настолько расширены, что, казалось, их глаза - сплошные черные тоннели, ведущие в никуда.
У большинства детей на лбу были швы. У кого-то зажившие, зарубцевавшиеся, у кого-то совсем свежие. Были и дети в марлевых повязках видимо, операции сделали совсем недавно.
А у одного подростка на лбу не было ни шрама, ни повязки, зато была вытатуированная надпись: "Врачи - пидары".
- Что это? - в ужасе спросила Марина, когда мгновенно оказавшийся рядом лаборант запер дверь на ключ.
- Просто плохо заперли дверь, - усмехнулся Моров.
- Но что - там?
- Там - пациенты, на которых уже не действует галоперидол.
- И чем же их лечат?
- Их уже бесполезно лечить. Они безнадежны.
- Зачем же их здесь держат?
- Они бесполезны для общества. Но еще могут послужить науке.
- Каким образом?
- Некоторым из них мы делаем лоботомию. Вы знаете, замечательные успехи. Отсечение лобных долей головного мозга приводит, правда, к потере личности, но о какой, пардон, личности можно говорить применительно к полному идиоту или буйно-помешанному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
От белых хризантем мысль перекинулась на балетные пачки, далее ряд ассоциаций привел к балету "Лебединое озеро", в памяти всплыли великие балерины, танцевавшие Одетту-Одиллию.
Интересно, Одетту и Одиллию всегда танцует одна и та же балерина. Может, потому, что в сказке это разные лебеди, в жизни же редко душа человеческая окрашена одним цветом. Есть в ней и черное, и белое. Одетта и Одиллия живет в каждом человеке.
Проходя мимо торговавшего чурчхелой восточного человека, она усмехнулась своим мыслям, - дескать, вот уж на кого профессор Моров был менее всего похож, так это на Одетту или Одиллию, по отдельности или вместе. Усмешку заметил продавец.
- Вай, дэвушка, пачему смеешься? Над ценой смеешься? Даром отдам. Одну чурчхелу подарю.
- Почему? - улыбнулась Марина.
- Ни пачему! За так, за красоту.
- За красоту? Или за так? Разные вещи, - шутливо надулась Марина.
- За красоту, - застонал, обнажив золотые коронки, продавец, протягивая одну чурчхелину.
- Спасибо, - ответила Марина и пошла дальше, протерев, чтобы не видел продавец - зачем обижать человека? - чурчхелину чистым носовым платком и с удовольствием откусывая кисло-сладкую ореховую массу.
Мир не без добрых людей, подумала она. Конечно, один цветок был бы ей в эту минуту милее, чем связка чурчхелы, если бы этот цветок подарил Князь. Но он был где-то далеко, и надо было довольствоваться тем, что предлагала жизнь. А она предлагала чурчхелу. Вот и спасибо жизни за этот подарок.
И все же профессор Моров похож на лебедя, усмехнулась она, подходя к крохотному закутку "Отдела пропусков" филиала Института проблем мозга на улице академика Бочвара. - На черного лебедя. Олицетворение зла и насилия. Но не дай Бог ему дать понять, что она такого о нем мнения. Она вспомнила его глаза, и ей стало страшно...
У Морова в этот день были какие-то эксперименты в филиале института в Щукино, между делом он решил показать корреспондентке престижного журнала все свои владения. Филиал размещался в корпусе бывшего оборонного НИИ, обычные коридоры, обычные лаборатории, напичканные какими-то приборами. Но чувствовалось, что после того, как корпус перешел к новому хозяину, тут многое изменилось. Был сделан евроремонт, - белые стены и потолок, встроенные светильники, ковровые покрытия и эргономические кресла для отдыха в коридорах и холлах.
По-отечески положив ей на плечо сухую костлявую, как птичья лапка, руку, Моров повел Марину по коридору, одновременно произнося афоризмы, долженствующие расположить к нему эту холодную красотку, и рассказывая об исследованиях, проводимых в филиале.
- В жизни каждого ученого, деточка, однажды проносится белая лошадь. И нужно успеть ухватить ее за хвост или за гриву. Эта белая лошадь - судьба. А хвост у судьбы скользкий. Ухватить - полдела... Надо еще и удержать... Я знаю много людей, которые окончили аспирантуры и докторантуры, но не защитились или защитили кандидатскую и остановились, получили докторский диплом - и стали эпикурействовать... А наука - вещь непрерывная. Тут нельзя останавливаться: остановился - считай, умер...
Он как-то странно, снизу вверх, словно ввинчиваясь в воздух, повел своей морщинистой длинной шеей, будто само слово "смерть" было ключевым для его сознания.
- Да-с... А смерть - это конец, дающий начало новой жизни. Все в природе взаимосвязано, деточка. Я продолжаюсь. Я никогда не останавливаюсь на достигнутом. И потому - всегда в движении...
- И все же прошу вас, профессор, сделать остановку. Я ведь шла сюда брать интервью у выдающегося биолога. И кое-что по теме вашей докторской прочитала, хотя не могу сказать, что все поняла.
Моров довольно хихикнул.
- Но здесь у меня впечатление, что я попала в хорошо оснащенную, но... клинику для душевнобольных. Да и в прошлый раз вы мне рассказывали об исследованиях и даже показывали больных, более похожих на обитателей обычной "психушки". Только там лечат от "белочки", а здесь - от более глубоких и серьезных трансформаций личности. Ни в коридоре, ни на дверях кабинетов, палат, аудиторий нет табличек. Но на кресле я прочитала табличку "Отделение шизофрении". Что все это значит?
- А вы наблюдательная... - зло вскинул веки над черными глазами Аркадий Борисович. - Для журналистки это хорошо... Да-c... Ho вы "клятвенно" обещали, что готовую статью мне покажете... Знаете ли, в нашем деле утечка информации иногда наносит непоправимый вред науке...
- Обязательно покажу вам статью, - заверила Марина.
- Да-с... Это, видите ли, все очень тесно взаимосвязано. Я действительно изобрел средство, снимающее некоторые негативные эмоции. И оно с успехом используется в лечении некоторых форм психозов. Естественно, и у нас, в филиалах НИИ, есть отделения, так сказать, с человеческим материалом. Ну, так проще и дешевле. Здесь мы опробуем новые средства и препараты. Ведь шизофрения до сих пор считается неизлечимой болезнью. И мой препарат здесь бессилен.
- Чем же лечат здесь больных?
- О, совершенно нейтральными препаратами. Они снимают агрессию, делают существование человека более комфортным.
- Например?
- Димедрол... Сульфазин... Ну да названия вам вряд ли что скажут.
- А галоперидол? - спросила Марина.
Аркадий Борисович на мгновение остановился, его костистая рука еще крепче стиснула плечико Марины.
- Откуда вы знаете это средство?
- Читала где-то...
- Ну, что ж... Тоже неплохое средство. Оно помогает нам бороться с человеческими недугами.
Неожиданно дверь одной из комнат отворилась, Марина и Моров повернули головы.
В комнате были покрашенные в белый цвет решетки. А за решетками множество детских голов, стриженых наголо. Лица худые, зрачки у всех настолько расширены, что, казалось, их глаза - сплошные черные тоннели, ведущие в никуда.
У большинства детей на лбу были швы. У кого-то зажившие, зарубцевавшиеся, у кого-то совсем свежие. Были и дети в марлевых повязках видимо, операции сделали совсем недавно.
А у одного подростка на лбу не было ни шрама, ни повязки, зато была вытатуированная надпись: "Врачи - пидары".
- Что это? - в ужасе спросила Марина, когда мгновенно оказавшийся рядом лаборант запер дверь на ключ.
- Просто плохо заперли дверь, - усмехнулся Моров.
- Но что - там?
- Там - пациенты, на которых уже не действует галоперидол.
- И чем же их лечат?
- Их уже бесполезно лечить. Они безнадежны.
- Зачем же их здесь держат?
- Они бесполезны для общества. Но еще могут послужить науке.
- Каким образом?
- Некоторым из них мы делаем лоботомию. Вы знаете, замечательные успехи. Отсечение лобных долей головного мозга приводит, правда, к потере личности, но о какой, пардон, личности можно говорить применительно к полному идиоту или буйно-помешанному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120