Мэгги посмотрела на часы: четверть первого. Или он уехал, или лег спать. Она позвонила еще раз, потом повернулась и пошла обратно. Неожиданно дверь широко распахнулась. На пороге стоял Робин и держал в руке стакан.
— Входите, журналистка, я разговариваю по телефону.
Она вошла в салон. Он пальцем показал ей на бутылку водки и вернулся к телефону. По всей вероятности, он говорил о делах — речь шла об условиях какого-то контракта. Он налил себе выпить. Робин был без пиджака, рубашка с маленькими инициалами Р.С. на груди плотно облегала его тело. Бутылка водки была наполовину пуста, и Мэгги снова удивилась его способности поглощать спиртное.
— Извините, что заставил вас ждать, но и вы не побили рекорда скорости.
— Куда вы едете завтра? — Она вдруг почувствовала, что начинает волноваться.
— В Нью-Йорк. Я больше не буду читать лекции.
— А почему вы называете это лекциями? Сегодня вечером вы были великолепны. Вы говорили обо всем: о людях, о ваших заокеанских приключениях.
— Пошло все к черту! — Он поставил стакан и протянул к ней руку. — Итак, журналистка, ты меня поцелуешь?
Она почувствовала себя, как школьница.
— Меня зовут Мэгги Стюарт, — сказала она и упала в его объятия.
В ту ночь они трижды занимались любовью. Он шептал ей нежные слова, прижимал к себе, ласкал и обращался так, словно она была девственницей. Впервые в жизни Мэгги поняла, что испытывает женщина, когда мужчина занимается любовью с единственной целью — сделать ее счастливой. Она кончила сразу же, потом еще раз и еще. Робин нежно прижимал ее к себе и целовал. Затем, когда он снова начал ласкать ее, она отстранилась. Он спрятал лицо у нее на груди.
— Сегодня я обнаружил нечто особенное. Я очень пьян и, может, завтра ни о чем не вспомню. Но я хочу, чтобы ты знала, такого у меня не было ни с одной женщиной.
Она лежала спокойная и расслабленная. Знала, что он говорит правду, и боялась пошевелиться, нарушить это очарование. Холодный, резкий Робин Стоун вдруг оказался таким уязвимым! В темноте она смотрела на его лицо, прижатое к ее груди, и хотела запомнить каждое мгновение, каждое слово, которое он кричал в пароксизме страсти.
Внезапно он приподнялся, поцеловал ее, протянул руку к сигаретам, зажег сразу две и дал одну ей.
— Половина третьего, — он кивнул в сторону телефона. — Если тебе нужно завтра рано встать, попроси, чтобы тебя разбудили. В котором часу ты должна быть на работе?
— В одиннадцать.
— Как ты смотришь на то, если мы встанем в половине десятого? Позавтракаем вместе.
— Нет… я должна уйти сейчас.
— Нет! — Он приказывал, но его глаза смотрели умоляюще. — Не покидай меня.
— Мне нужно, Робин.
Мэгги соскочила с кровати, побежала в ванную и быстро оделась. Когда она вернулась в комнату, Робин сидел, прислонившись спиной к подушкам и, казалось, прекрасно владел собой. Он закурил сигарету и странно взглянул на нее.
— К кому ты сбегаешь? К мужу или любовнику?
— К мужу, — сказала она, стараясь смотреть ему прямо в глаза. Они у него были удивительно голубыми и холодными.
Он глубоко затянулся и, выпустив дым, спросил:
— Вы многим рисковали, когда шли сюда вечером?
— Только семьей.
— Идите сюда, журналистка! Она подошла к нему, и он посмотрел на нее так, словно хотел прочесть ее мысли.
— Я хочу, чтобы вы знали: мне было неизвестно, что вы замужем. Я говорю об этом честно.
— Не мучайтесь угрызениями совести, — тихо сказала она. Он рассмеялся странным смехом.
— Угрызениями совести? Бог ты мой, я нахожу это скорее забавным. Пока, журналистка!
— Меня зовут Мэгги Стюарт.
— Малышка, для женщин такого сорта, как ты, есть другое название!
Он наклонился, чтобы погасить сигарету. Она продолжала стоять возле кровати.
— Робин, сегодняшний вечер был чем-то новым и для меня. Я хочу, чтобы вы знали об этом. Вдруг он схватил ее за талию и зарылся головой в платье. Низким взволнованным голосом он умолял:
— Тогда не уходи! Ты говоришь, что любишь меня, а сама оставляешь!
Она никогда не говорила о любви! Мэгги удивленно взглянула на него. Он был словно в трансе.
— Робин, я должна уйти, но я вас никогда не забуду.
Он прищурил глаза и посмотрел на нее так, словно видел впервые.
— Я хочу спать. Спокойной ночи, журналистка!
Погасив свет, он повернулся на бок и сразу же уснул. Мэгги стояла, не веря своим глазам. Он не ломал комедию. Он действительно спал.
Она вернулась домой со смешанным чувством. Во всем этом было что-то ненормальное. Словно в нем было два человека, которые сливались в одного только тогда, когда он занимался любовью.
Было четыре часа утра. Мэгги проскользнула в спальню, погруженную в темноту.
Кровать Хадсона была пуста. Она быстро разделась и едва успела выключить свет, как услышала скрип гравия на дороге, ведущей к гаражу.
Мэгги притворилась спящей, когда Хадсон прокрался в спальню. Вскоре она услышала его пьяный храп.
В течение двух последних недель она с головой ушла в работу и выбросила Робина из головы. Вспомнила о нем только в тот день, когда, открыв записную книжку, внезапно обратила внимание на дату: четыре дня задержки! А Хадсон не прикасался к ней уже три недели. Робин Стоун! Она не приняла с ним никаких мер предосторожности! Мэгги закрыла лицо руками. Нет, она не станет избавляться от ребенка. Ребенок Робина был зачат в любви. А Хадсон давно хотел малыша. О нет! Это отвратительно! Но что она выиграет, сказав правду Хадсону? Он будет страдать, да и ребенок тоже. Мэгги встала, полная решимости оставить этого малыша.
Прошла еще одна неделя, и Мэгги решила, что необходимо заставить Хадсона заняться с ней любовью. В ту ночь она прижалась к нему в постели, но он оттолкнул ее. В темноте она закусила губу.
— Я хочу ребенка, Хадсон.
Она обвила его руками и попыталась поцеловать. Он повернулся к ней.
— Ладно, но без всяких прелюдий. Мы хотим ребенка, так будем блудить.
Через несколько недель Мэгги пошла к врачу. Он позвонил ей на следующий день и поздравил. У нее было уже шесть недель. Она решила выждать еще какое-то время, а потом сообщить новость Хадсону.
Несколько дней спустя они проводили один из редких вечеров дома. Хадсон за ужином вел себя миролюбиво. Спокойный, задумчивый, почти любезный, он предложил Мэгги подняться в маленькую гостиную и выпить по рюмочке. Сев на диван, он смотрел, как она наливает коньяк, потом взял свою рюмку и стал пить маленькими глотками.
— Ты можешь оставить свое кривляние по телевидению приблизительно через три месяца? — спросил он.
— Я могу попросить отпуск, но зачем?
— Я сказал отцу, что ты беременна.
Мэгги с изумлением уставилась на него. Потом решила, что доктор Блейзер, наверное, его предупредил. Вот почему у Хадсона такое необычное настроение. Она облегченно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Входите, журналистка, я разговариваю по телефону.
Она вошла в салон. Он пальцем показал ей на бутылку водки и вернулся к телефону. По всей вероятности, он говорил о делах — речь шла об условиях какого-то контракта. Он налил себе выпить. Робин был без пиджака, рубашка с маленькими инициалами Р.С. на груди плотно облегала его тело. Бутылка водки была наполовину пуста, и Мэгги снова удивилась его способности поглощать спиртное.
— Извините, что заставил вас ждать, но и вы не побили рекорда скорости.
— Куда вы едете завтра? — Она вдруг почувствовала, что начинает волноваться.
— В Нью-Йорк. Я больше не буду читать лекции.
— А почему вы называете это лекциями? Сегодня вечером вы были великолепны. Вы говорили обо всем: о людях, о ваших заокеанских приключениях.
— Пошло все к черту! — Он поставил стакан и протянул к ней руку. — Итак, журналистка, ты меня поцелуешь?
Она почувствовала себя, как школьница.
— Меня зовут Мэгги Стюарт, — сказала она и упала в его объятия.
В ту ночь они трижды занимались любовью. Он шептал ей нежные слова, прижимал к себе, ласкал и обращался так, словно она была девственницей. Впервые в жизни Мэгги поняла, что испытывает женщина, когда мужчина занимается любовью с единственной целью — сделать ее счастливой. Она кончила сразу же, потом еще раз и еще. Робин нежно прижимал ее к себе и целовал. Затем, когда он снова начал ласкать ее, она отстранилась. Он спрятал лицо у нее на груди.
— Сегодня я обнаружил нечто особенное. Я очень пьян и, может, завтра ни о чем не вспомню. Но я хочу, чтобы ты знала, такого у меня не было ни с одной женщиной.
Она лежала спокойная и расслабленная. Знала, что он говорит правду, и боялась пошевелиться, нарушить это очарование. Холодный, резкий Робин Стоун вдруг оказался таким уязвимым! В темноте она смотрела на его лицо, прижатое к ее груди, и хотела запомнить каждое мгновение, каждое слово, которое он кричал в пароксизме страсти.
Внезапно он приподнялся, поцеловал ее, протянул руку к сигаретам, зажег сразу две и дал одну ей.
— Половина третьего, — он кивнул в сторону телефона. — Если тебе нужно завтра рано встать, попроси, чтобы тебя разбудили. В котором часу ты должна быть на работе?
— В одиннадцать.
— Как ты смотришь на то, если мы встанем в половине десятого? Позавтракаем вместе.
— Нет… я должна уйти сейчас.
— Нет! — Он приказывал, но его глаза смотрели умоляюще. — Не покидай меня.
— Мне нужно, Робин.
Мэгги соскочила с кровати, побежала в ванную и быстро оделась. Когда она вернулась в комнату, Робин сидел, прислонившись спиной к подушкам и, казалось, прекрасно владел собой. Он закурил сигарету и странно взглянул на нее.
— К кому ты сбегаешь? К мужу или любовнику?
— К мужу, — сказала она, стараясь смотреть ему прямо в глаза. Они у него были удивительно голубыми и холодными.
Он глубоко затянулся и, выпустив дым, спросил:
— Вы многим рисковали, когда шли сюда вечером?
— Только семьей.
— Идите сюда, журналистка! Она подошла к нему, и он посмотрел на нее так, словно хотел прочесть ее мысли.
— Я хочу, чтобы вы знали: мне было неизвестно, что вы замужем. Я говорю об этом честно.
— Не мучайтесь угрызениями совести, — тихо сказала она. Он рассмеялся странным смехом.
— Угрызениями совести? Бог ты мой, я нахожу это скорее забавным. Пока, журналистка!
— Меня зовут Мэгги Стюарт.
— Малышка, для женщин такого сорта, как ты, есть другое название!
Он наклонился, чтобы погасить сигарету. Она продолжала стоять возле кровати.
— Робин, сегодняшний вечер был чем-то новым и для меня. Я хочу, чтобы вы знали об этом. Вдруг он схватил ее за талию и зарылся головой в платье. Низким взволнованным голосом он умолял:
— Тогда не уходи! Ты говоришь, что любишь меня, а сама оставляешь!
Она никогда не говорила о любви! Мэгги удивленно взглянула на него. Он был словно в трансе.
— Робин, я должна уйти, но я вас никогда не забуду.
Он прищурил глаза и посмотрел на нее так, словно видел впервые.
— Я хочу спать. Спокойной ночи, журналистка!
Погасив свет, он повернулся на бок и сразу же уснул. Мэгги стояла, не веря своим глазам. Он не ломал комедию. Он действительно спал.
Она вернулась домой со смешанным чувством. Во всем этом было что-то ненормальное. Словно в нем было два человека, которые сливались в одного только тогда, когда он занимался любовью.
Было четыре часа утра. Мэгги проскользнула в спальню, погруженную в темноту.
Кровать Хадсона была пуста. Она быстро разделась и едва успела выключить свет, как услышала скрип гравия на дороге, ведущей к гаражу.
Мэгги притворилась спящей, когда Хадсон прокрался в спальню. Вскоре она услышала его пьяный храп.
В течение двух последних недель она с головой ушла в работу и выбросила Робина из головы. Вспомнила о нем только в тот день, когда, открыв записную книжку, внезапно обратила внимание на дату: четыре дня задержки! А Хадсон не прикасался к ней уже три недели. Робин Стоун! Она не приняла с ним никаких мер предосторожности! Мэгги закрыла лицо руками. Нет, она не станет избавляться от ребенка. Ребенок Робина был зачат в любви. А Хадсон давно хотел малыша. О нет! Это отвратительно! Но что она выиграет, сказав правду Хадсону? Он будет страдать, да и ребенок тоже. Мэгги встала, полная решимости оставить этого малыша.
Прошла еще одна неделя, и Мэгги решила, что необходимо заставить Хадсона заняться с ней любовью. В ту ночь она прижалась к нему в постели, но он оттолкнул ее. В темноте она закусила губу.
— Я хочу ребенка, Хадсон.
Она обвила его руками и попыталась поцеловать. Он повернулся к ней.
— Ладно, но без всяких прелюдий. Мы хотим ребенка, так будем блудить.
Через несколько недель Мэгги пошла к врачу. Он позвонил ей на следующий день и поздравил. У нее было уже шесть недель. Она решила выждать еще какое-то время, а потом сообщить новость Хадсону.
Несколько дней спустя они проводили один из редких вечеров дома. Хадсон за ужином вел себя миролюбиво. Спокойный, задумчивый, почти любезный, он предложил Мэгги подняться в маленькую гостиную и выпить по рюмочке. Сев на диван, он смотрел, как она наливает коньяк, потом взял свою рюмку и стал пить маленькими глотками.
— Ты можешь оставить свое кривляние по телевидению приблизительно через три месяца? — спросил он.
— Я могу попросить отпуск, но зачем?
— Я сказал отцу, что ты беременна.
Мэгги с изумлением уставилась на него. Потом решила, что доктор Блейзер, наверное, его предупредил. Вот почему у Хадсона такое необычное настроение. Она облегченно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94