И наихудший ингредиент смеси, наигнуснейший, наигрязнейший поток, вливающийся в мутную реку, зовущую себя Америкой, самая мерзостная примесь в крови любого предположительно белого человека, зараза, вопиющая к небесам и нарушающая все нравственные устои…
Негры.
Агассис содрогнулся, вспомнив первую встречу с американскими чернокожими (если уж на то пошло, с любым представителем африканской расы), случившуюся всего лишь в прошлом году. В декабре он написал своей матери Розе – благодарение Богу, эта святая женщина пребывает в безопасности своего дома в Нёфшателе.
В Филадельфии я впервые имел продолжительный контакт с неграми: вся прислуга в моей гостинице была цветной. Не могу выразить мучительное впечатление, какое это произвело на меня, в особенности от того, что пробужденное ими во мне чувство противоречит всем нашим представлениям о братстве людей и особом происхождении нашего биологического вида. Но истина превыше всего. Все же я испытывал жалость, глядя на этих выродившихся существ, а их участь пробудила во мне сострадание при мысли, что и они все же люди. Тем не менее я не в силах подавить в себе чувство, что в них течет другая кровь, чем у нас. Эти черные лица с толстыми губами и скалящимися зубами, шерсть на головах, вывернутые колени, чрезмерно длинные руки, огромные кривые ногти и особенно синевато-серые ладони! Я не мог оторвать глаз от их физиономий, чтобы велеть им держаться подальше. И когда, прислуживая мне, они протягивали эти отвратительные лапы к моей тарелке, я жалел, что не могу удалиться и съесть простой кусок хлеба где-нибудь еще, лишь бы не обедать, имея подобную прислугу. Какое несчастье для белой расы – в некоторых странах так тесно связать свое существование с неграми! Сохрани нас Господь от такого соприкосновения!
Глядя на морскую мерзость у себя на коленях, Агассис внезапно увидел в ней воплощение всех своих страхов перед смешением рас. С дрожью он вспомнил сходным образом сшитую тварь, плод воображения миссис Шелли. Что, если Природа допустит существование подобных чудовищ? Даже мысль об этом…
С рыбы Агассис перевел взгляд на выжидающе застывшего перед ним человека.
Неотесанный рыбак неопределенного возраста, с морщинистым задубленным лицом, на котором щурились косящие глазки, одетый в сальный от ланолина вязанный косами свитер с высоким воротом, в вязаную же морскую шапку и мешковатые клетчатые штаны. В углу рта у него торчала незажженная глиняная трубка с длинным мундштуком – преисполненный надежд продавец, решивший, что настало время расхвалить товар.
– Так что, молодой человек? Что скажете? Ребята в порту как один говорят, что вы ищете всякие диковинки, а уж диковиннее этой редко увидишь.
Агассиса поразила такая наглость. Швейцарский акцент профессора – который многие дамы находили очаровательным, видимо, из-за заметного офранцуживания гласных, – стал особенно явным в стремлении припугнуть.
– Вы ждете, сэр, что я поверю, будто эта рыба была когда-либо единым целым и плавала по морям нашего мира?
Старый морской волк поскреб под шапкой.
– Э, выходит, ваш соколиный глаз заметил, как я слегка подлатал рыбину. Малый из моей команды собрался порезать ее для нашего котла, но тут подоспел я и, распознав ее научную ценность, пресек эту резню. К несчастью, он уже успел отхватить морду от хвоста. Ну, раз она немножко повреждена, цену можно и сбавить. И будет она сорок центов, деньги на бочку.
Агассис снял с колен парусину с ее содержимым и встал.
– Будьте добры, уйдите. Вы зря потратили мое время.
– Да погодите же, старина, вас, я вижу, не проведешь. Но имейте терпение, и я скажу вам правду. Я ж молчал, потому как не знал, по зубам она вам или нет.
– Хорошо, продолжайте. Как у вас тут говорят, я одни уши.
Сжав подбородок ладонью и еще более прищурясь, что придало ему сходство с кротом (Talpa europaea), рыбак начал:
– Так вот, вытащили мы сети на борт, а в них барракуд-гаи черный осетр…
– Это я уже понял.
– Может, и так. Да только вы знать не можете, что с ними была еще и меч-рыба. Так вот у нее имелся престранный инструмент. А именно шип с дырой на конце, будто ушко у иголки! Я и глазом не успел моргнуть, как эта меч-рыба взяла и располовинила двух других. Потом попрыгала по палубе туда, где мы паруса чинили. Подцепила она в ушко дратву и давай сшивать рыбин, вот как вы видели. Я принес их лишь в доказательство: меч-рыба страсть как тяжелая, чтобы и ее еще с собой тащить. Вот это диво я вам и предлагаю!
Победно завершив свое повествование широчайшей ухмылкой, рыбак стал ждать реакции Агассиса.
Тот был на мгновение ошеломлен, а потом расхохотался. Скверное настроение, которое преследовало его с самого утра и которому было множество неизбежных причин, от типично американской небылицы как рукой сняло.
Овладев собой, Агассис сказал:
– Ну хорошо. Принесите мне эту рыбу-хирурга, и я щедро за нее заплачу.
Рыбак протянул мозолистую руку, и Агассис ее пожал.
– Всенепременно, старина, не будь я капитан Дэн'л Стормфилд из Марблхеда .
С этими словами капитан Стормфилд удалился, прихватив с собой и жертву вивисекции, и приятный солоноватый запах моря, который Агассис заметил лишь по его отсутствию.
Воистину невоспитанные дети!
Кабинет Агассиса был весьма удобен, и здесь со своего прибытия на эти чужие берега ученый провел в усердных трудах немало дневных и ночных часов. В застекленных книжных шкафах стояли шеренги научных томов от Линнея до Лайла, а открытые нижние полки были отданы под зачитанные фолианты «Птиц Одюбона». На серванте разместились плоды недавних трудов – аккуратно собранные листы нескольких монографий. Задвинутый в угол круглый столик был погребен под ждущей ответа корреспонденцией. Удобный диван, используемый временами для послеобеденной дремы, теперь занимали большие картонные папки на завязках с рисунками из экспедиций. Несколько кожаных кресел и половиков были рассеяны по комнате (далеко не Бидемайер, но чего ожидать от столь неотесанных американских мужланов?…) Одну стену украшала акварель с изображением Мотье, родной деревушки Агассиса, окруженной озерами, написанная его давним ассистентом-рисовальщиком Йозефом Динкелем, который, к сожалению, предпочел не сопровождать своего патрона в Америку. На другой висела карта Северной Америки, утыканная зелеными флажками, обозначающими места уже посещенные (Ниагарский водопад, Галлифакс, Нью-Хейвен, Олбани, Филадельфия), и красными, указывающими планируемые поездки (озеро Верхнее, Чарльстон, Вашингтон, Скалистые горы…)
Тут он все утро предавался взаперти черной меланхолии, теперь столь успешно развеянной небылицей капитана Стормфилда. Агассис ощутил прилив привычной бодрости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79