– Как насчет чашки кофе? – спросил Трэвис, вставая. – Я мигом сварю новый.
Я хочу, чтобы она осталась, молил он Бога, хочу, чтобы сидела со мной за столом и мы обсуждали бы предстоящий день, как супруги. Пусть этот волшебный миг продолжается.
– Я бы не отказалась.
Через несколько минут кофе уже булькал в стеклянном кофейнике, распространяя по всей кухне божественное благоухание. Фрэнсин поставила в посудомоечную машину последнюю тарелку, когда Трэвис налил им по чашке свежесваренного кофе.
– А почему бы нам не выйти во двор? – предложил он. – Так жаль упускать такую чудесную ночь!
Он пошел впереди, и они вместе уселись на качели. Аромат духов Фрэнсин витал в воздухе, как нежный запах какого-то цветка. Трэвис подавил в себе волну желания, от которого у него едва не перехватило дыхание.
Он наблюдал, как она пила свой кофе, потом перевел взгляд на ночное небо.
– Мне кажется, в Небраске звезды висят ниже, чем в любом другом месте на земле, – тихо произнесла она.
Трэвис улыбнулся.
– Помнишь, когда мы были маленькими, мы верили, что светлячки – это упавшие с неба звезды?
Фрэнсин рассмеялась, и от этого переливчатого смеха к сердцу его подступил ком.
– О Боже, я и забыла про это. – Она вздохнула. – В Нью-Йорке редко увидишь звезды. Из-за всех этих огней рекламы начинаешь думать, что звезды исчезли навсегда.
Оставайся здесь. Сердце Трэвиса жаждало произнести эти слова. Оставайся здесь, где звезды всегда живут на небесах. Оставайся и стань частью моей жизни. Он отпил кофе, заставляя себя молчать.
Даже если я раскрою перед ней свою душу, это ничего не даст. Я знаю, что она вернется назад в Нью-Йорк, снова начнет гнаться за своей мечтой, которой и так уже отдала почти всю свою жизнь… Ее грезы вечно будут стоять между нами.
Он отбросил в сторону грустные мысли, не желая размышлять более о том, что не в силах изменить. В тот момент он просто хотел наслаждаться мгновениями рядом с нею, исключив горькие воспоминания прошлого и мучительные видения будущего, в котором для него все равно не было места.
Он положил руку ей на спину, и она прильнула к нему, как делала тысячи раз прежде. В этой близости не было ничего интимного, просто удовольствие от доверия и глубокой дружеской привязанности.
– Маргарет и Сьюзи такие милые, Трэвис. Ты для них много значишь, – сказала она.
Он печально улыбнулся, и боль пронзила его сердце.
– Мне только жаль, что мамы нет и она этого не видит. Она бы могла гордиться ими. – Он крепче сжал ее плечи. – И я знаю, что и твоя мать гордилась бы тобой.
Фрэнсин снова вздохнула, нежно пощекотав своим дыханием его шею.
– Я хотела бы лучше помнить родителей, – сказала она. – Меня пугает, что с каждым прошедшим днем мои воспоминания о них становятся более расплывчатыми и слабыми и в один прекрасный день я могу даже не вспомнить, как они выглядели. Раньше временами я была рада, что не помню их, потому что просто с ума сходила по ним.
– С ума сходила? – удивленно поглядел на нее Трэвис.
– Они бросили меня. Именно так я чувствовала. – Она покачала головой и грустно улыбнулась. – Я понимаю, что это глупо, но я была очень зла, не только потому, что они ушли и никогда не вернутся, но и потому, что они оставили меня с человеком, не способным любить.
Какой-то миг она молчала, потом продолжила:
– Поппи никогда не говорил со мной о них. Мы никогда не вспоминали их, ни разу за все те годы, что я прожила здесь.
Трэвис молчал, инстинктивно понимая, что она должна выговориться, но его заинтриговали эти новые черты ее личности, та часть ее души, которую она никогда не открывала перед ним раньше.
За все годы их дружбы они ни разу не говорили о ее родителях. Эта тема была для него запретной.
– Расскажи мне все, что ты о них помнишь, – попросил он.
Фрэнсин села и посмотрела на звезды.
– Немного, какие-то бессвязные эпизоды – вот все, что я помню. Например, запах любимых духов матери и как ее руки гладили меня по голове. Я помню смех папы. У него был громкий, оглушительный смех, который я обожала.
Она поглядела на Трэвиса, и голубые глаза ее заволокла пелена от невысказанных чувств.
– Фрэнни… что с тобой? – спросил он.
Она допила кофе, потом поставила чашку на землю.
– Когда растешь без родителей, в сердце навсегда остается пустота, не так ли?
Трэвис подумал о своем отце, который умер, когда ему было пятнадцать лет, потом о смерти матери – тогда ему только исполнилось двадцать два. Это, без сомнения, оставило пустоту в его сердце, которую трудно было восполнить.
– Да, но такое случается довольно часто.
– Ужасно – держать ребенка вдали от родителей, если они оба живы, – сказала она.
Трэвис почувствовал какой-то странный дискомфорт. К чему она клонит? Что же происходит у нее в голове?
– Фрэнсин, о чем ты говоришь?
Она встала, повернувшись к нему спиной.
Он видел, как напряглось ее тело. В душе у него росла тревога.
– Поговори со мной откровенно, Фрэнсин, – сказал он, поставив чашку на землю рядом с ее.
Она повернулась к нему лицом, не смотря, однако, в его глаза. Вместо этого она поглядела вдаль, словно не находя в себе сил смотреть на него.
– Грэтхен твоя дочь, Трэвис.
Ему показалось, что она говорит на иностранном языке. Какой-то миг слова не доходили до него, и он с трудом смог привязать их к реальности.
Грэтхен моя дочь? Но как это может быть? Что собирается сделать Фрэнсин? Он нервно сглотнул.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он хриплым и напряженным голосом.
– Ей не три года. Ей четыре. Она была зачата в ночь накануне моего отъезда в Нью-Йорк. – Она посмотрела ему в глаза. – Она твоя дочь, Трэвис.
Радость переполнила его сердце. Куколка моя… моя дочь, моя малышка. Ничего удивительного, что я чувствовал с ней такую связь!
Но тут же злость перехлестнула радость, от нее у него стало тесно в груди: он понял, как много неповторимых дней детства Грэтхен прошло мимо него. Нет, они не прошли мимо. Их у меня отняли. Их украла Фрэнсин.
Он встал и подошел к Фрэнсин, остановившись в нескольких дюймах от нее.
– Как ты могла? Как ты могла скрывать это от меня?
Та умоляюще протянула к нему руки.
– Трэвис, я была уже в Нью-Йорке, когда поняла, что беременна.
– Но почему ты не позвонила мне? Не написала и не рассказала? Я имел право знать.
Горькие слова вырвались у него, заставив ее съежиться. Почувствовав боль в сердце, он отошел от нее.
Она резко вскочила и глубоко вздохнула.
– Да, у тебя было право знать, но в то время существовали другие причины, из-за которых я тебе об этом не рассказала.
– Какие у тебя могли быть причины? – резко спросил он.
И снова она отвела от него взгляд, словно не могла говорить, глядя ему в глаза.
– Ты всегда был честным человеком, Трэвис. Я знала, что ты будешь настаивать на том, чтобы мы поженились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35