Для подтверждения алиби у Пэриша есть Кейес и — точная дата «моего преступления», зафиксированная встроенными в видеокамеру часами. Что и говорить, Мартин состряпал хорошенькое дельце.
— Где она? — спросил он.
— Понятия не имею. Вручила мне коробку, поведала о случившемся и укатила.
— И не сказала куда?
— Это ведь так на нее похоже, ты не находишь?
— Пожалуй.
— Ну и получай то, что имеешь.
— А ты, Монро, получи вот это. — С этими словами его кулак вонзился в нижнюю часть моего живота. Все, что я смог сделать, это лишь чуть повернуться, чтобы хоть немного ослабить силу удара. Но меня подвела реакция, и я получил полную порцию — в следующую секунду я понял, что падаю и качусь под машину. Чуть не носом ткнулся в проржавевший глушитель.
— Это тебе за ту ночь на пляже, — сказал Пэриш.
Когда я немного пришел в себя и поднял голову, чтобы оглядеться, увидел две пары ног, взбирающихся по моей подъездной дорожке — к патрульной машине.
Я повернулся на бок и подтянул колени к желудку — именно это движение подсказала мне сделать острая боль.
Я попытался оценить масштабы нанесенного мне ущерба. Закрыл глаза и пролежал так довольно долго. Картина начала проясняться.
Ох уж эта ясность, которая приходит вместе с болью!
Итак, первое. В ту ночь Мартин убил Элис, приняв ее за Эмбер. От дубинки он впоследствии избавился. Второе. На месте происшествия он создал видимость того, что там поработал Полуночный Глаз. О действиях маньяка-убийцы знали лишь Винтерс, Пэриш, Шульц и, возможно, Чет Сингер. Третье. Он изменил свое решение, когда увидел возможность заткнуть мне рот. Он ввел меня в свой сценарий и — разыграл интермедию с телом Элис, которое вплоть до сегодняшнего дня — как я предполагаю — находилось в точно таком же морозильнике, только принадлежащем самому Мартину. Четвертое. Он навел порядок в спальне Эмбер. Пятое. В настоящий момент он вернул себе все те «вещдоки», которые оставались в квартире Эмбер и уличали его. Шестое. В непосредственной близости от моего дома было захоронено тело, появление которого там я никак, при всем своем желании, не мог объяснить.
Наконец я выбрался из-под машины и, войдя в дом, подошел к телефону. На четвертом звонке трубку снял отец. С ним все в порядке. С Эмбер вроде бы тоже, хотя я все-таки попросил его пойти и заглянуть в ее комнату.
— А с тобой-то все в порядке? — спросил он, снова взяв трубку.
— Я, папа, совсем в лоскутах.
— Могу через полчаса быть у тебя.
— Не надо. Ты не сможешь мне ничем помочь.
— Что-то с Иззи?
— Хуже. Вчера она разговаривала как малое дитя. Так... так больно было видеть это.
На меня снова нахлынул весь мой страх за Изабеллу и весь тот ужасающий кошмар, который обрушил на мою голову Мартин Пэриш. Я испытал тот же дикий, выворачивающий наизнанку все внутренности ужас, который однажды пережил в десять лет, когда безнадежно заблудился вместе с отцом и матерью в походе. Правда, сегодняшний страх оказался много сильнее, чем тот, далекий. Я не хотел ничего больше, как только заплакать. Но я не стану плакать. Не по причине, которую указывают модные психологи, оспаривающие расхожее мнение, будто слезы являются уделом одних лишь девчонок, это здесь ни при чем. Я не стану плакать потому, что действительно боюсь: слезы унесут из меня мою ярость, мои эмоции, которые со временем смогут мне очень даже пригодиться. Я же твердо вознамерился припрятать в себе все, что впоследствии можно будет использовать как оружие.
— Мне кажется, нож — плохая идея, — сказал мне отец.
— Согласен. Но больше-то ничего не работает. Ей все хуже.
Последовала долгая пауза.
— Сегодня ночью ко мне опять приходила твоя мать. Она по-прежнему предсказывает какое-то несчастье. Ты же знаешь, она уже подкинула мне несколько мудрых мыслей. Чувствует она себя отлично. Если ты хотя бы ненадолго угомонишься, она и к тебе придет.
— Да брось ты, пап. Я знаю, ты скучаешь по ней, но нельзя же переживать одно и то же всю жизнь.
Новая пауза, за время которой я успел пожалеть о том, что сказал. Но вот он заговорил снова:
— Сынок, не позволяй урагану унести тебя с собой. Любым способом, но постарайся сделать так, чтобы ты сумел над всем этим сохранить свой разум. Я знаю, что похожу на безумца или пижона-сектанта, но, когда... мама приходит, я... я действительно чувствую ее.
— Как там Эмбер ведет себя?
— Помогает. Даже весьма любезна. Правда, она подолгу сидит в гостиной — названивает кому-то. Она сильно испугана.
— Это очень важно, что ты сейчас с ней.
— "Ремингтон" всегда под рукой, хотя, по правде сказать, мне бы понравилось нечто иное, чем то, с чем я столкнулся лицом к лицу сейчас.
— Схватиться с капитаном из управления шерифа и, возможно, с парой его помощников, да?
— Против них мне не устоять.
— Ладно, оставайся пока в доме. Если вдруг нагрянут, преимущество на твоей стороне. Не бойся даже в полицию позвонить — я имею в виду местных полицейских, а не управление шерифа. Больше всего этому типу хотелось бы избежать огласки.
— Нет тут у нас никаких местных полицейских. Не забывай, мы ведь провинция!
— Черт, это так. Черт побери! — Я почувствовал, как все мои внутренности снова напряглись в очередном спазме боли.
— Как его хоть зовут-то, сынок? Уж это-то ты можешь сказать мне.
— Мартин Пэриш.
— Марти?
— Он самый. Обделался по уши. В случае смерти Эмбер ему светят немалые денежки, хотя я и не вполне уверен, что он охотится именно за деньгами. И все же одно могу сказать с уверенностью: он — в ярости.
— Он пристукнул ее сестру, думая, что это она?
— Именно.
— А с Винтерсом ты уже говорил?
— У меня нет никаких доказательств. Пока.
— Да, дела...
Несколько секунд отец хранил полное молчание. Наконец сказал:
— А в общем-то, мне нравится видеть ее у себя.
— Как только почувствуешь, что-то не так, немедленно звони мне.
— Я люблю тебя, сын. Помолись за мать. Она там тоже будет на твоей стороне.
Я повесил трубку. «Винтовки и призраки, — подумал я, — вот и все, что осталось у моего стареющего отца».
Я прилег на диван в моей берлоге и какое-то время смотрел на колышущийся за окном туман. Пережитые ужасы проходили передо мной снова. Вероятно, самый страшный из всех — прикосновения ледяного тела Элис.
Но даже это жуткое ощущение вскоре вытеснилось образом Полуночного Глаза, выглядывающего из окна краденого «форда-тауруса». С немым превосходством, которое светилось в его лице. Могучей массой и властью его предплечья и рук.
Мое тело стала бить дрожь. Каждый удар Мартина породил свою собственную, особую боль.
Из каньона донесся вой — тот самый, который, по мнению Изабеллы, издает Человек Тьмы.
Изабелла! Как же далеки от меня ее руки, ее голос, успокаивающая нежность ее бьющегося сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
— Где она? — спросил он.
— Понятия не имею. Вручила мне коробку, поведала о случившемся и укатила.
— И не сказала куда?
— Это ведь так на нее похоже, ты не находишь?
— Пожалуй.
— Ну и получай то, что имеешь.
— А ты, Монро, получи вот это. — С этими словами его кулак вонзился в нижнюю часть моего живота. Все, что я смог сделать, это лишь чуть повернуться, чтобы хоть немного ослабить силу удара. Но меня подвела реакция, и я получил полную порцию — в следующую секунду я понял, что падаю и качусь под машину. Чуть не носом ткнулся в проржавевший глушитель.
— Это тебе за ту ночь на пляже, — сказал Пэриш.
Когда я немного пришел в себя и поднял голову, чтобы оглядеться, увидел две пары ног, взбирающихся по моей подъездной дорожке — к патрульной машине.
Я повернулся на бок и подтянул колени к желудку — именно это движение подсказала мне сделать острая боль.
Я попытался оценить масштабы нанесенного мне ущерба. Закрыл глаза и пролежал так довольно долго. Картина начала проясняться.
Ох уж эта ясность, которая приходит вместе с болью!
Итак, первое. В ту ночь Мартин убил Элис, приняв ее за Эмбер. От дубинки он впоследствии избавился. Второе. На месте происшествия он создал видимость того, что там поработал Полуночный Глаз. О действиях маньяка-убийцы знали лишь Винтерс, Пэриш, Шульц и, возможно, Чет Сингер. Третье. Он изменил свое решение, когда увидел возможность заткнуть мне рот. Он ввел меня в свой сценарий и — разыграл интермедию с телом Элис, которое вплоть до сегодняшнего дня — как я предполагаю — находилось в точно таком же морозильнике, только принадлежащем самому Мартину. Четвертое. Он навел порядок в спальне Эмбер. Пятое. В настоящий момент он вернул себе все те «вещдоки», которые оставались в квартире Эмбер и уличали его. Шестое. В непосредственной близости от моего дома было захоронено тело, появление которого там я никак, при всем своем желании, не мог объяснить.
Наконец я выбрался из-под машины и, войдя в дом, подошел к телефону. На четвертом звонке трубку снял отец. С ним все в порядке. С Эмбер вроде бы тоже, хотя я все-таки попросил его пойти и заглянуть в ее комнату.
— А с тобой-то все в порядке? — спросил он, снова взяв трубку.
— Я, папа, совсем в лоскутах.
— Могу через полчаса быть у тебя.
— Не надо. Ты не сможешь мне ничем помочь.
— Что-то с Иззи?
— Хуже. Вчера она разговаривала как малое дитя. Так... так больно было видеть это.
На меня снова нахлынул весь мой страх за Изабеллу и весь тот ужасающий кошмар, который обрушил на мою голову Мартин Пэриш. Я испытал тот же дикий, выворачивающий наизнанку все внутренности ужас, который однажды пережил в десять лет, когда безнадежно заблудился вместе с отцом и матерью в походе. Правда, сегодняшний страх оказался много сильнее, чем тот, далекий. Я не хотел ничего больше, как только заплакать. Но я не стану плакать. Не по причине, которую указывают модные психологи, оспаривающие расхожее мнение, будто слезы являются уделом одних лишь девчонок, это здесь ни при чем. Я не стану плакать потому, что действительно боюсь: слезы унесут из меня мою ярость, мои эмоции, которые со временем смогут мне очень даже пригодиться. Я же твердо вознамерился припрятать в себе все, что впоследствии можно будет использовать как оружие.
— Мне кажется, нож — плохая идея, — сказал мне отец.
— Согласен. Но больше-то ничего не работает. Ей все хуже.
Последовала долгая пауза.
— Сегодня ночью ко мне опять приходила твоя мать. Она по-прежнему предсказывает какое-то несчастье. Ты же знаешь, она уже подкинула мне несколько мудрых мыслей. Чувствует она себя отлично. Если ты хотя бы ненадолго угомонишься, она и к тебе придет.
— Да брось ты, пап. Я знаю, ты скучаешь по ней, но нельзя же переживать одно и то же всю жизнь.
Новая пауза, за время которой я успел пожалеть о том, что сказал. Но вот он заговорил снова:
— Сынок, не позволяй урагану унести тебя с собой. Любым способом, но постарайся сделать так, чтобы ты сумел над всем этим сохранить свой разум. Я знаю, что похожу на безумца или пижона-сектанта, но, когда... мама приходит, я... я действительно чувствую ее.
— Как там Эмбер ведет себя?
— Помогает. Даже весьма любезна. Правда, она подолгу сидит в гостиной — названивает кому-то. Она сильно испугана.
— Это очень важно, что ты сейчас с ней.
— "Ремингтон" всегда под рукой, хотя, по правде сказать, мне бы понравилось нечто иное, чем то, с чем я столкнулся лицом к лицу сейчас.
— Схватиться с капитаном из управления шерифа и, возможно, с парой его помощников, да?
— Против них мне не устоять.
— Ладно, оставайся пока в доме. Если вдруг нагрянут, преимущество на твоей стороне. Не бойся даже в полицию позвонить — я имею в виду местных полицейских, а не управление шерифа. Больше всего этому типу хотелось бы избежать огласки.
— Нет тут у нас никаких местных полицейских. Не забывай, мы ведь провинция!
— Черт, это так. Черт побери! — Я почувствовал, как все мои внутренности снова напряглись в очередном спазме боли.
— Как его хоть зовут-то, сынок? Уж это-то ты можешь сказать мне.
— Мартин Пэриш.
— Марти?
— Он самый. Обделался по уши. В случае смерти Эмбер ему светят немалые денежки, хотя я и не вполне уверен, что он охотится именно за деньгами. И все же одно могу сказать с уверенностью: он — в ярости.
— Он пристукнул ее сестру, думая, что это она?
— Именно.
— А с Винтерсом ты уже говорил?
— У меня нет никаких доказательств. Пока.
— Да, дела...
Несколько секунд отец хранил полное молчание. Наконец сказал:
— А в общем-то, мне нравится видеть ее у себя.
— Как только почувствуешь, что-то не так, немедленно звони мне.
— Я люблю тебя, сын. Помолись за мать. Она там тоже будет на твоей стороне.
Я повесил трубку. «Винтовки и призраки, — подумал я, — вот и все, что осталось у моего стареющего отца».
Я прилег на диван в моей берлоге и какое-то время смотрел на колышущийся за окном туман. Пережитые ужасы проходили передо мной снова. Вероятно, самый страшный из всех — прикосновения ледяного тела Элис.
Но даже это жуткое ощущение вскоре вытеснилось образом Полуночного Глаза, выглядывающего из окна краденого «форда-тауруса». С немым превосходством, которое светилось в его лице. Могучей массой и властью его предплечья и рук.
Мое тело стала бить дрожь. Каждый удар Мартина породил свою собственную, особую боль.
Из каньона донесся вой — тот самый, который, по мнению Изабеллы, издает Человек Тьмы.
Изабелла! Как же далеки от меня ее руки, ее голос, успокаивающая нежность ее бьющегося сердца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100