Я услышал щелчок, затем свой голос, предлагающий оставить сообщение после сигнала. Затем раздался женский голос, смутно знакомый:
— Мистер Клайн?
Я выпрямился в кресле. Женщина в автоответчике всхлипнула.
— Это Эдна Роджерс, мать Шейлы.
Моя рука схватила трубку.
— Это я...
В ответ она только заплакала. Я тоже.
— Я не думала, что это будет так больно, — проговорила она через некоторое время.
Сидя один в своей квартире, бывшей совсем недавно нашей, я раскачивался взад и вперед.
— Я так давно вычеркнула ее из своей жизни, — продолжала миссис Роджерс. — Она уже не была моей дочерью. У меня есть другие дети. Она ушла, ушла навсегда. Я этого не хотела, просто так случилось. Когда полицейский пришел ко мне домой и сказал, что она умерла, я даже не отреагировала. Только кивнула, и все, вы понимаете?
Я не понимал, лишь молча слушал.
— А потом они вызвали меня сюда, в Небраску. Сказали, что у них есть отпечатки пальцев, но кто-то из семьи все равно должен ее опознать. Мы с Нилом сразу помчались в Бойсе, в аэропорт. Нас привезли в этот маленький полицейский участок... По телевизору это всегда делают за стеклом. Вы понимаете, что я имею в виду? Все стоят снаружи, а они привозят тело на каталке, и все это — за стеклом. А здесь... Этот ужасный ком, накрытый простыней. Она была даже не на носилках — просто на столе! И потом этот человек снял простыню, и я увидела ее лицо. Впервые за четырнадцать лет я увидела лицо Шейлы...
Она снова зарыдала. Я терпеливо ждал, держа трубку возле уха.
— Мистер Клайн... — начала она.
— Зовите меня Уилл.
— Уилл, вы любили ее, правда?
— Очень.
— Она была с вами счастлива?
Я подумал о кольце.
— Надеюсь, что да.
— Я собираюсь переночевать в Линкольне, а завтра утром вылетаю в Нью-Йорк.
— Это очень кстати. — Я рассказал о завтрашнем вечере.
— У нас будет потом время поговорить?
— Конечно.
— Я хотела бы кое-что узнать. И сообщить вам некоторые вещи — не очень приятные.
— Я не совсем понимаю...
— Увидимся завтра, Уилл. Тогда и поговорим.
* * *
В эту ночь ко мне пришли.
Во втором часу раздался звонок в дверь. Подумав, что это Крест, я с трудом встал на ноги и побрел открывать. Потом вдруг вспомнил о Призраке и оглянулся. Пистолет лежал на столе. Я в нерешительности остановился.
Еще звонок.
Я решительно потряс головой. Нет! Дело еще не так далеко зашло. Я к этому пока не готов. Подойдя к двери, я заглянул в глазок. Это был не Крест. И не Призрак.
За дверью стоял мой отец.
Я отпер дверь. Мы вглядывались друг в друга, как будто смотрели издалека. Отец запыхался, глаза у него были красные и припухшие. Я стоял неподвижно, внутри меня все сжималось. Он кивнул и протянул руки. Я шагнул к нему в объятия и прижался щекой к грубому старому свитеру, от которого пахло сыростью. Меня снова затрясло от рыданий. Отец стал гладить меня по голове, успокаивая. Ноги мои подкосились, но я не упал: отец держал меня. Держать ему пришлось долго.
Глава 23
Лас-Вегас
Морти Майер разделил десятки и подал знак сдающему. Сначала выпала девятка, потом туз. Девятнадцать и двадцать одно, отлично!
Морти везло — он выиграл восемь раз подряд, двенадцать из последних тринадцати. Выигрыш уже зашкаливал за одиннадцать тысяч. Сегодня был явно его день. Тело наполнилось звенящим ощущением азарта, в кончиках пальцев покалывало от возбуждения. Чудо как хорошо! Нет ничего лучше игры! Игра соблазнительнее любой женщины: она презирает, отвергает тебя, делает несчастным, а потом, когда ты уже готов отступиться, милостиво улыбается и гладит теплой рукой по лицу. И от этого так хорошо, так чертовски хорошо...
У сдающего перебор. Отлично, еще один выигрыш! Женщина с пересушенными волосами, похожими на клок сена, собрала карты и выдала Морти его фишки. Ему продолжало везти. Вот так вот! И что бы ни говорили эти придурки из Общества анонимных игроков, выиграть в казино все-таки можно! Ведь кто-то же должен выигрывать, правда? Даже просто по теории вероятности... Не могут же все проиграть! Значит, кое-кто обязательно возвращается домой с денежками, и никак иначе. А то, что никто не выигрывает, — это идиотское преувеличение. Именно из-за таких россказней у членов Общества анонимных игроков и нет никакого авторитета. Кто станет обращаться к ним за помощью, если они с самого начала врут?
Морти играл в Лас-Вегасе. В настоящем Лас-Вегасе, в самом городе, вдали от туристского рая с его шумом и музыкой, фальшивыми статуей Свободы и Эйфелевой башней, каруселями, кинотеатрами и фонтанами. Это было сердце Лас-Вегаса — здесь усталые, покрытые пылью мужчины, которые только что вылезли из грузовиков и едва ли могли похвастаться одним полным комплектом зубов на троих, проигрывали свои скудные заработки. У них были слезящиеся глаза и истощенные морщинистые лица, на которых солнце навечно выжгло печать тяжелой судьбы. Отпахав смену за рулем, такой человек приходил сюда, потому что не хотел возвращаться домой, в жалкую квартирку или трейлер со сломанным телевизором, орущими детьми и безобразно расплывшейся женой. С той, что когда-то целовала его в этом самом грузовике, а теперь смотрела с неприкрытым отвращением. Он приходил в призрачной надежде, что случится чудо и он сможет изменить свою жизнь. Но надежда никогда не длилась достаточно долго. Сейчас Морти не чувствовал, что она была даже с самого начала. В глубине души игроки знали, что им ничто не светит, что каждому свое. И они обречены на жизнь, полную разочарований, на то, чтобы вечно наблюдать за чужой удачей, прижавшись лицом к стеклу.
Сдающий сменился. Откинувшись на спинку стула, Морти созерцал свой выигрыш. По лицу его пробежала тень: как всегда, ему не хватало Лии. Он до сих пор, просыпаясь по утрам, поворачивался, ища ее рядом с собой, а когда вспоминал, то ощущал такую тоску, что не мог выползти из постели. Морти посмотрел на игроков, на их покрытые грязью лица. В прежние времена он назвал бы их неудачниками. Но у этих было оправдание, они могли находиться здесь — клеймо неудачника просто выжжено у таких на лбу. Сам Морти — дело другое. Его родители, приехавшие в Америку из какого-то польского местечка, принесли себя в жертву ради сына. Они чудом проскользнули в эту страну, пережили чудовищную нищету, находясь за целый океан от всего привычного и родного, дрались зубами и когтями за каждый доллар — и все ради того, чтобы Морти получил право на лучшую жизнь. Родители свели себя в могилу тяжелым трудом, едва дожив до того дня, когда их сын закончил медицинский факультет. Но они убедились, что их усилия кое-что значили и генеалогическая траектория семьи наконец-то изменилась к лучшему. Отец и мать Морти умерли счастливыми.
Шестерка и семерка. Морти взял еще. Десятка... Перебор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Мистер Клайн?
Я выпрямился в кресле. Женщина в автоответчике всхлипнула.
— Это Эдна Роджерс, мать Шейлы.
Моя рука схватила трубку.
— Это я...
В ответ она только заплакала. Я тоже.
— Я не думала, что это будет так больно, — проговорила она через некоторое время.
Сидя один в своей квартире, бывшей совсем недавно нашей, я раскачивался взад и вперед.
— Я так давно вычеркнула ее из своей жизни, — продолжала миссис Роджерс. — Она уже не была моей дочерью. У меня есть другие дети. Она ушла, ушла навсегда. Я этого не хотела, просто так случилось. Когда полицейский пришел ко мне домой и сказал, что она умерла, я даже не отреагировала. Только кивнула, и все, вы понимаете?
Я не понимал, лишь молча слушал.
— А потом они вызвали меня сюда, в Небраску. Сказали, что у них есть отпечатки пальцев, но кто-то из семьи все равно должен ее опознать. Мы с Нилом сразу помчались в Бойсе, в аэропорт. Нас привезли в этот маленький полицейский участок... По телевизору это всегда делают за стеклом. Вы понимаете, что я имею в виду? Все стоят снаружи, а они привозят тело на каталке, и все это — за стеклом. А здесь... Этот ужасный ком, накрытый простыней. Она была даже не на носилках — просто на столе! И потом этот человек снял простыню, и я увидела ее лицо. Впервые за четырнадцать лет я увидела лицо Шейлы...
Она снова зарыдала. Я терпеливо ждал, держа трубку возле уха.
— Мистер Клайн... — начала она.
— Зовите меня Уилл.
— Уилл, вы любили ее, правда?
— Очень.
— Она была с вами счастлива?
Я подумал о кольце.
— Надеюсь, что да.
— Я собираюсь переночевать в Линкольне, а завтра утром вылетаю в Нью-Йорк.
— Это очень кстати. — Я рассказал о завтрашнем вечере.
— У нас будет потом время поговорить?
— Конечно.
— Я хотела бы кое-что узнать. И сообщить вам некоторые вещи — не очень приятные.
— Я не совсем понимаю...
— Увидимся завтра, Уилл. Тогда и поговорим.
* * *
В эту ночь ко мне пришли.
Во втором часу раздался звонок в дверь. Подумав, что это Крест, я с трудом встал на ноги и побрел открывать. Потом вдруг вспомнил о Призраке и оглянулся. Пистолет лежал на столе. Я в нерешительности остановился.
Еще звонок.
Я решительно потряс головой. Нет! Дело еще не так далеко зашло. Я к этому пока не готов. Подойдя к двери, я заглянул в глазок. Это был не Крест. И не Призрак.
За дверью стоял мой отец.
Я отпер дверь. Мы вглядывались друг в друга, как будто смотрели издалека. Отец запыхался, глаза у него были красные и припухшие. Я стоял неподвижно, внутри меня все сжималось. Он кивнул и протянул руки. Я шагнул к нему в объятия и прижался щекой к грубому старому свитеру, от которого пахло сыростью. Меня снова затрясло от рыданий. Отец стал гладить меня по голове, успокаивая. Ноги мои подкосились, но я не упал: отец держал меня. Держать ему пришлось долго.
Глава 23
Лас-Вегас
Морти Майер разделил десятки и подал знак сдающему. Сначала выпала девятка, потом туз. Девятнадцать и двадцать одно, отлично!
Морти везло — он выиграл восемь раз подряд, двенадцать из последних тринадцати. Выигрыш уже зашкаливал за одиннадцать тысяч. Сегодня был явно его день. Тело наполнилось звенящим ощущением азарта, в кончиках пальцев покалывало от возбуждения. Чудо как хорошо! Нет ничего лучше игры! Игра соблазнительнее любой женщины: она презирает, отвергает тебя, делает несчастным, а потом, когда ты уже готов отступиться, милостиво улыбается и гладит теплой рукой по лицу. И от этого так хорошо, так чертовски хорошо...
У сдающего перебор. Отлично, еще один выигрыш! Женщина с пересушенными волосами, похожими на клок сена, собрала карты и выдала Морти его фишки. Ему продолжало везти. Вот так вот! И что бы ни говорили эти придурки из Общества анонимных игроков, выиграть в казино все-таки можно! Ведь кто-то же должен выигрывать, правда? Даже просто по теории вероятности... Не могут же все проиграть! Значит, кое-кто обязательно возвращается домой с денежками, и никак иначе. А то, что никто не выигрывает, — это идиотское преувеличение. Именно из-за таких россказней у членов Общества анонимных игроков и нет никакого авторитета. Кто станет обращаться к ним за помощью, если они с самого начала врут?
Морти играл в Лас-Вегасе. В настоящем Лас-Вегасе, в самом городе, вдали от туристского рая с его шумом и музыкой, фальшивыми статуей Свободы и Эйфелевой башней, каруселями, кинотеатрами и фонтанами. Это было сердце Лас-Вегаса — здесь усталые, покрытые пылью мужчины, которые только что вылезли из грузовиков и едва ли могли похвастаться одним полным комплектом зубов на троих, проигрывали свои скудные заработки. У них были слезящиеся глаза и истощенные морщинистые лица, на которых солнце навечно выжгло печать тяжелой судьбы. Отпахав смену за рулем, такой человек приходил сюда, потому что не хотел возвращаться домой, в жалкую квартирку или трейлер со сломанным телевизором, орущими детьми и безобразно расплывшейся женой. С той, что когда-то целовала его в этом самом грузовике, а теперь смотрела с неприкрытым отвращением. Он приходил в призрачной надежде, что случится чудо и он сможет изменить свою жизнь. Но надежда никогда не длилась достаточно долго. Сейчас Морти не чувствовал, что она была даже с самого начала. В глубине души игроки знали, что им ничто не светит, что каждому свое. И они обречены на жизнь, полную разочарований, на то, чтобы вечно наблюдать за чужой удачей, прижавшись лицом к стеклу.
Сдающий сменился. Откинувшись на спинку стула, Морти созерцал свой выигрыш. По лицу его пробежала тень: как всегда, ему не хватало Лии. Он до сих пор, просыпаясь по утрам, поворачивался, ища ее рядом с собой, а когда вспоминал, то ощущал такую тоску, что не мог выползти из постели. Морти посмотрел на игроков, на их покрытые грязью лица. В прежние времена он назвал бы их неудачниками. Но у этих было оправдание, они могли находиться здесь — клеймо неудачника просто выжжено у таких на лбу. Сам Морти — дело другое. Его родители, приехавшие в Америку из какого-то польского местечка, принесли себя в жертву ради сына. Они чудом проскользнули в эту страну, пережили чудовищную нищету, находясь за целый океан от всего привычного и родного, дрались зубами и когтями за каждый доллар — и все ради того, чтобы Морти получил право на лучшую жизнь. Родители свели себя в могилу тяжелым трудом, едва дожив до того дня, когда их сын закончил медицинский факультет. Но они убедились, что их усилия кое-что значили и генеалогическая траектория семьи наконец-то изменилась к лучшему. Отец и мать Морти умерли счастливыми.
Шестерка и семерка. Морти взял еще. Десятка... Перебор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80