Не успокоить общественность?
А за всем этим ловко скрывается тщательно продуманная мистификация.
Кем, спросите вы?
Позвольте переадресовать этот вопрос следствию.
И заодно напомнить, что уникальный череп — сенсационная находка доктора Эрхарда — исчез. Растворился. Канул опять в небытие.
Но об этом как-то даже неприлично напоминать на фоне действительной трагедии и грандиозной бутафорской истерики, поднятой кем-то вокруг того, что произошло.
А между тем, вполне возможно, именно этот странный и даже страшный — согласен! — предмет следует рассматривать как центральное звено, подлинную причину и, возможно, ключ к отгадке кровавой фантасмагории в Поенари…"
Этот материал в отличие от большинства сообщений, комментариев, мистических и оккультных вариаций на тему Поенарской трагедии, завязших на этот час в виртуальной паутине, был подписан.
Автора звали Даном Брасовым.
Еще сообщалось, что он профессор и большой специалист по части средневековья.
— Неглупо, совсем даже неглупо… — Материал неизвестного профессора чем-то зацепил сознание репортера. Гурский даже позволил себе небольшую передышку. — Кому действительно понадобилось устраивать этот ритуальный цирк? А вот череп… Что-то там вроде было по поводу клонирования… И вообще — череп Дракулы! Впечатляет. Очень может быть. Да! Толковая версия. Но совершенно не фактурная. Нет уж, мы, следуя заветам вождя, пойдем другим путем. Протоптанным, правда. Но когда это нас пугало? Соперники?! Дети! Они содрогнутся, когда постигнут всю глубину, ужас и все величие версии Сергея Гурского!
Настроение у Гурского заметно улучшилось.
Удачные строки, начертанные рукой неизвестного коллеги, больше не раздражали да и вообще не занимали его.
Это правда — Сергей Гурский уже видел свою версию, чувствовал ее незримое присутствие в душной, захламленной комнатенке.
Знал ее на ощупь и на вкус, как всех своих многочисленных женщин.
И как женщине же, сразу, без долгих размышлений определил ей место в общем ранжире.
Достойное место, такое достойное, что, пожалуй, не случалось ему забираться так высоко доныне.
Вот что почувствовал сейчас Сергей Гурский.
И короткая нервная дрожь возникла где-то внутри, в районе солнечного сплетения, — редкая, судьбоносная дрожь.
Были у Сергея Гурского памятные тому примеры.
Он снова навис над компьютером.
Все складывалось, слава Богу, — ночью было спокойно, тихо, никто не дышал в затылок, писалось легко и быстро.
"Он пришел ко мне под утро. Чьи-то холодные пальцы коснулись плеча. Но чужое неожиданное прикосновение не испугало поначалу.
Спросонок, наверное.
— Кто? Что? — пробормотал я, еще не совсем проснувшись.
Но постепенно сознание возвращалось в реальность.
И страх тонкой струйкой просочился в душу.
Никого, кроме меня, не могло быть в этот час в квартире.
Но… кто-то был.
Его (откуда-то сразу же пришла уверенность, что ночной пришелец — мужчина) размытый силуэт был хорошо виден на фоне белой стены.
И еще — в комнате отчетливо веяло прохладой, хотя окна были плотно закрыты с вечера.
Да и не в окнах дело — говорю же, знания приходили ко мне бог весть откуда, но я немедленно принимал их на веру.
Теперь я был уверен, что прохладой тянет от него.
Странной прохладой, совсем не такой, что струится теперешними ночами по спящим уютным улицам.
Какой же? Нет, описать этого словами мне не под силу.
Пугающей, неземной, но и не небесной.
— Не бойся. Я не трону тебя, не причиню зла. Я хочу говорить с тобой, потому что боюсь. Очень боюсь…
Голос его был тих и глух.
Словно и не говорил вовсе мой ночной пришелец, а шелестел едва слышно.
Но каждое слово было мне понятно. И не вызывало сомнений.
Скажи он сейчас: встань — наверняка бы встал.
Скажи: открой окно — открыл бы не задумываясь.
Но он заговорил о другом.
И кровь застыла в моих жилах.
— Он восстал теперь после долгого сна. И призвал меня к себе, под сень своих лесов, на каменные скалы семи гор. Не меня одного. Ибо не спит Он теперь, и нельзя больше спать его слугам…"
Под парусом «Ахерона»
Маленький самолет бесшумно вынырнул из лиловой сумеречной пелены небес.
Легко скользнул вдоль глянцевого полотна посадочной полосы.
Стремительной, едва различимой тенью мелькнул в густом полумраке.
И замер.
Костас открыл глаза и не сразу понял, где он теперь.
А главное — куда и зачем направляется?
Ясно было одно — он в самолете, самолет совершил посадку.
Близилась ночь, и, как всегда в эту пору, небо почти слилось с землей.
Воздух пронизан был теплым влажным дыханием.
Оно немедленно наполнило маленький салон, как только открыли люк.
И, с удовольствием вдохнув его полной грудью, Костас подумал: «Значит — юг».
И сразу же вспомнил — Турция.
Почему Турция?
Это пока оставалось загадкой.
Речь поначалу шла о Цюрихе — напомаженный швейцарский адвокат буквально рвался на родину.
Костас его понимал и был совсем не против выпить светлого пива где-нибудь на Банхофштрассе.
Однако ждать нужно было как минимум до утра.
Выйдя из тюрьмы, они немедленно отправились обедать в «La Bastille» — небольшой и довольно уютный ресторан с неожиданно приличной французской кухней.
— Из тюрьмы — в тюрьму? — без тени улыбки констатировал Костас, разглядев вывеску заведения.
— Здесь прилично кормят. Говорю как француз — мы знаем толк в еде. К тому же это традиция.
— Кормиться в Бастилии?
— Нет, освобожденного узника прежде всего следует хорошо накормить.
— Действительно… Вырвавшись на свободу, человек жадно ест… Тысячу раз наблюдал эту сцену в кино и читал, наверное, никак не меньше… Но никогда не задумывался.
— Благодарите Бога! Об этом помнят адвокаты. И… те, К0го однажды уже хорошо кормили именно в этой связи.
Обед вышел на славу.
Настало время сыров — существенный, если не священный, обряд французской трапезы! — когда мобильный телефон едва слышно звякнул в недрах аккуратного адвокатского портфеля.
Крохотная золотая буква "D" над маленьким замком о многом говорила знающему взгляду.
Конец обеда был скомкан.
— В аэропорту уже ждет самолет, который доставит вас в Турцию. Там, разумеется, встретят, — сухо сообщил швейцарец, коротко поговорив с кем-то по телефону.
— А вы?
— Я лечу в Цюрих. Утром, разумеется.
Он был раздосадован, хотя и хранил привычную невозмутимость.
Однако Костас чувствовал — юристу обидно: личный самолет летит не за ним.
Личный самолет человека…
Впрочем, имя этого человека, как ни странно, до сих пор не было произнесено вслух.
Ни разу.
Даже когда формальности были закончены и они остались с адвокатом наедине.
Мысль эта показалась Костасу интересной. Она вспыхнула в сознании неожиданно и довольно ярко, но быстро погасла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
А за всем этим ловко скрывается тщательно продуманная мистификация.
Кем, спросите вы?
Позвольте переадресовать этот вопрос следствию.
И заодно напомнить, что уникальный череп — сенсационная находка доктора Эрхарда — исчез. Растворился. Канул опять в небытие.
Но об этом как-то даже неприлично напоминать на фоне действительной трагедии и грандиозной бутафорской истерики, поднятой кем-то вокруг того, что произошло.
А между тем, вполне возможно, именно этот странный и даже страшный — согласен! — предмет следует рассматривать как центральное звено, подлинную причину и, возможно, ключ к отгадке кровавой фантасмагории в Поенари…"
Этот материал в отличие от большинства сообщений, комментариев, мистических и оккультных вариаций на тему Поенарской трагедии, завязших на этот час в виртуальной паутине, был подписан.
Автора звали Даном Брасовым.
Еще сообщалось, что он профессор и большой специалист по части средневековья.
— Неглупо, совсем даже неглупо… — Материал неизвестного профессора чем-то зацепил сознание репортера. Гурский даже позволил себе небольшую передышку. — Кому действительно понадобилось устраивать этот ритуальный цирк? А вот череп… Что-то там вроде было по поводу клонирования… И вообще — череп Дракулы! Впечатляет. Очень может быть. Да! Толковая версия. Но совершенно не фактурная. Нет уж, мы, следуя заветам вождя, пойдем другим путем. Протоптанным, правда. Но когда это нас пугало? Соперники?! Дети! Они содрогнутся, когда постигнут всю глубину, ужас и все величие версии Сергея Гурского!
Настроение у Гурского заметно улучшилось.
Удачные строки, начертанные рукой неизвестного коллеги, больше не раздражали да и вообще не занимали его.
Это правда — Сергей Гурский уже видел свою версию, чувствовал ее незримое присутствие в душной, захламленной комнатенке.
Знал ее на ощупь и на вкус, как всех своих многочисленных женщин.
И как женщине же, сразу, без долгих размышлений определил ей место в общем ранжире.
Достойное место, такое достойное, что, пожалуй, не случалось ему забираться так высоко доныне.
Вот что почувствовал сейчас Сергей Гурский.
И короткая нервная дрожь возникла где-то внутри, в районе солнечного сплетения, — редкая, судьбоносная дрожь.
Были у Сергея Гурского памятные тому примеры.
Он снова навис над компьютером.
Все складывалось, слава Богу, — ночью было спокойно, тихо, никто не дышал в затылок, писалось легко и быстро.
"Он пришел ко мне под утро. Чьи-то холодные пальцы коснулись плеча. Но чужое неожиданное прикосновение не испугало поначалу.
Спросонок, наверное.
— Кто? Что? — пробормотал я, еще не совсем проснувшись.
Но постепенно сознание возвращалось в реальность.
И страх тонкой струйкой просочился в душу.
Никого, кроме меня, не могло быть в этот час в квартире.
Но… кто-то был.
Его (откуда-то сразу же пришла уверенность, что ночной пришелец — мужчина) размытый силуэт был хорошо виден на фоне белой стены.
И еще — в комнате отчетливо веяло прохладой, хотя окна были плотно закрыты с вечера.
Да и не в окнах дело — говорю же, знания приходили ко мне бог весть откуда, но я немедленно принимал их на веру.
Теперь я был уверен, что прохладой тянет от него.
Странной прохладой, совсем не такой, что струится теперешними ночами по спящим уютным улицам.
Какой же? Нет, описать этого словами мне не под силу.
Пугающей, неземной, но и не небесной.
— Не бойся. Я не трону тебя, не причиню зла. Я хочу говорить с тобой, потому что боюсь. Очень боюсь…
Голос его был тих и глух.
Словно и не говорил вовсе мой ночной пришелец, а шелестел едва слышно.
Но каждое слово было мне понятно. И не вызывало сомнений.
Скажи он сейчас: встань — наверняка бы встал.
Скажи: открой окно — открыл бы не задумываясь.
Но он заговорил о другом.
И кровь застыла в моих жилах.
— Он восстал теперь после долгого сна. И призвал меня к себе, под сень своих лесов, на каменные скалы семи гор. Не меня одного. Ибо не спит Он теперь, и нельзя больше спать его слугам…"
Под парусом «Ахерона»
Маленький самолет бесшумно вынырнул из лиловой сумеречной пелены небес.
Легко скользнул вдоль глянцевого полотна посадочной полосы.
Стремительной, едва различимой тенью мелькнул в густом полумраке.
И замер.
Костас открыл глаза и не сразу понял, где он теперь.
А главное — куда и зачем направляется?
Ясно было одно — он в самолете, самолет совершил посадку.
Близилась ночь, и, как всегда в эту пору, небо почти слилось с землей.
Воздух пронизан был теплым влажным дыханием.
Оно немедленно наполнило маленький салон, как только открыли люк.
И, с удовольствием вдохнув его полной грудью, Костас подумал: «Значит — юг».
И сразу же вспомнил — Турция.
Почему Турция?
Это пока оставалось загадкой.
Речь поначалу шла о Цюрихе — напомаженный швейцарский адвокат буквально рвался на родину.
Костас его понимал и был совсем не против выпить светлого пива где-нибудь на Банхофштрассе.
Однако ждать нужно было как минимум до утра.
Выйдя из тюрьмы, они немедленно отправились обедать в «La Bastille» — небольшой и довольно уютный ресторан с неожиданно приличной французской кухней.
— Из тюрьмы — в тюрьму? — без тени улыбки констатировал Костас, разглядев вывеску заведения.
— Здесь прилично кормят. Говорю как француз — мы знаем толк в еде. К тому же это традиция.
— Кормиться в Бастилии?
— Нет, освобожденного узника прежде всего следует хорошо накормить.
— Действительно… Вырвавшись на свободу, человек жадно ест… Тысячу раз наблюдал эту сцену в кино и читал, наверное, никак не меньше… Но никогда не задумывался.
— Благодарите Бога! Об этом помнят адвокаты. И… те, К0го однажды уже хорошо кормили именно в этой связи.
Обед вышел на славу.
Настало время сыров — существенный, если не священный, обряд французской трапезы! — когда мобильный телефон едва слышно звякнул в недрах аккуратного адвокатского портфеля.
Крохотная золотая буква "D" над маленьким замком о многом говорила знающему взгляду.
Конец обеда был скомкан.
— В аэропорту уже ждет самолет, который доставит вас в Турцию. Там, разумеется, встретят, — сухо сообщил швейцарец, коротко поговорив с кем-то по телефону.
— А вы?
— Я лечу в Цюрих. Утром, разумеется.
Он был раздосадован, хотя и хранил привычную невозмутимость.
Однако Костас чувствовал — юристу обидно: личный самолет летит не за ним.
Личный самолет человека…
Впрочем, имя этого человека, как ни странно, до сих пор не было произнесено вслух.
Ни разу.
Даже когда формальности были закончены и они остались с адвокатом наедине.
Мысль эта показалась Костасу интересной. Она вспыхнула в сознании неожиданно и довольно ярко, но быстро погасла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103