Уже несколько раз за последние месяцы Джонатан брался за перо, пытаясь освободить мудрость великого человека от головоломного немецкого синтаксиса, но все его усилия разбивались о неподъемное сложноподчиненное предложение. «Отменное радушие дает жизни то, что отменная кухня дает пищеварению», – начинал он писать с чувством, что преодолеет наконец незримое препятствие. «Это выражение нашего уважения к изначальной ценности каждого человека, вверившегося нашему попечению в какой-то момент своего жизненного пути, независимо от его положения в обществе, а также нашей взаимной ответственности перед духом человеческим, заключенным...» Здесь он опять потерял нить. Есть вещи, которые перевести невозможно.
Перед ним стоял портативный телевизор герра Стриппли, похожий больше на маленький чемоданчик. Вот уже пятнадцать минут действие в нем развивалось по одному и тому же сценарию, напоминавшему компьютерную игру. Воздушный бомбардировщик осуществляет наводку на серое пятно. Это далеко внизу маячит здание. Камера стрекочет громче. Ракета поражает цель, пронизывая здание насквозь. Фундамент лопается, как хлопушка, и голос диктора становится масленым от удовольствия. Прямое попадание. Еще две ракеты – сверх заказа. О жертвах никто не вспоминает. С такой высоты их не видно. Ирак не Белфаст...
Затемнение кадра. Софи с Джонатаном – в машине.
Джонатан вел машину. Темные очки и платок наполовину скрывали обезображенное лицо Софи. Каир еще не проснулся. Розовые предрассветные краски проступили на темном небе. Со всеми мыслимыми предосторожностями он, бывалый солдат, вывел ее из гостиницы и посадил в автомобиль. Джонатан вел его по направлению к пирамидам, но у Софи были другие намерения.
– Нет, – сказала она. – По этой дороге.
Над ветхими памятниками каирского городского кладбища висели смрадные испарения. В призрачном чаду от тлеющего мусора, среди сложенных из жестяных банок и пластиковых упаковок укрытий, словно вороны над падалью, копошились человеческие отбросы. Джонатан остановил машину, свернув на песчаную обочину. На свалку и со свалки с грохотом проезжали грузовики, оставляя после себя зловоние.
– Сюда я привела Фрэдди, – сказала Софи. Одна щека у нее до смешного вздулась. Она цедила слова через уголок рта.
– Зачем? – спросил Джонатан, подразумевая, зачем теперь она привела сюда его.
– «Посмотри на этих людей, – сказала я ему. – Всякий раз, когда кто-нибудь продает оружие очередному арабскому тирану, они все больше погружаются в нищету. А знаешь почему? Послушай меня, Фрэдди. Потому что гораздо легче и веселее содержать армию, чем пытаться накормить голодных. Ты же араб, Фрэдди. Никто из нас, нынешних египтян, не сможет отречься от этого. Мы – арабы. Хорошо ли, что твои арабские братья станут пушечным мясом из-за твоих, Фрэдди, прихотей?»
– Понимаю, – сказал Джонатан. Его как англичанина слегка смущали такие признания. Политика и эмоции – разные вещи.
– «Нам не нужны вожди, – говорила я. – Новым гением арабского народа будет скромный человек, мастер своего дела. Он запустит механизм и даст людям чувство собственного достоинства вместо войны. Он будет управляющим, а не военным. Он будет таким, как ты, Фрэдди, если ты повзрослеешь».
– И что же Фрэдди? – Он не переставал чувствовать свою вину. Ее разбитое лицо постоянно напоминало ему об этом. Синяки под глазами начали приобретать желто-фиолетовый оттенок.
– Он сказал, это не мое дело. – Она почти задохнулась от ярости, и Джонатан почувствовал себя еще неуютнее. – Я ответила: «Это мое дело! Жизнь и смерть – это мое дело! Арабы – это мое дело! И ты, Фрэдди, – тоже!»
«Ты сама себя выдала, – подумал Джонатан с тоской. – Ты дала ему понять, что с тобой нужно считаться, что ты вовсе не слабая женщина, от которой можно отделаться, как только придет такая охота. Ты дала ему знать, что козыри в твоих руках, и пригрозила открыть их, не догадываясь, что я это уже сделал».
– Египетские власти ему не указ, – продолжала Софи. – Они куплены Фрэдди и предпочитают не вмешиваться.
– Бегите из Каира, – сказал Джонатан. – Вы знаете, на что способны Хамиды. Бегите, и чем скорее, тем лучше.
– Они найдут меня и в Париже. Какая разница, где быть убитой.
– Скажите Фрэдди, что он должен помочь вам. Пусть он защитит вас от братьев.
– Фрэдди боится меня. Когда ему не нужно изображать храбреца, он самый последний трус. Почему вы смотрите на дорогу?
Потому что у него не было сил смотреть ни на нищих, ни на нее.
Но она не требовала ответа. Возможно, в глубине души эта женщина, не раз сталкивавшаяся с мужской слабостью, понимала его стыд.
– Нельзя ли чашечку кофе, мистер Пайн? По-египетски. – Эти слова, произнесенные с мужественной улыбкой, хлестнули его больнее, чем любые упреки.
Он заказал для нее кофе в одном из уличных магазинчиков и привез обратно на автостоянку. Потом позвонил домой Огилви, но попал на служанку. «Его нет», – прокричала та. А миссис Огилви? «Его нет», – упорно твердила она. Джонатан позвонил в посольство. Его нет. Он в Александрии на регате.
Джонатан позвонил в яхт-клуб и попросил оставить записку. Пьяный мужской голос ответил, что сегодня нет никакой регаты.
Он позвонил в Луксор, американскому приятелю по имени Ларри Кермоди: «Ларри, нет ли пустующих комнат?»
Тут же набрал номер Софи.
– У моего друга-археолога в Луксоре пустует квартира, – сообщил он. – В особнячке под названием Чикаго-Хауз. Вы поживете там неделю-две. – Последовавшее молчание он попытался заполнить шуткой. – Похоже на монашескую келью для приема заезжих академиков. Вход со двора, выход – на крышу. Никто не узнает, что вы там.
– А вы со мной, мистер Пайн?
Джонатан ни секунды не колебался.
– Вы можете уволить телохранителя?
– Он уже сам уволился. Фрэдди, очевидно, решил, что я не заслуживаю того, чтобы меня охранять.
Он позвонил агенту по транспортным связям, обслуживавшему отель, – англичанке с пропитым голосом по имени Стелла.
– Послушайте, Стелла. Две очень важные персоны инкогнито должны сегодня же вылететь в Луксор за любую плату. Я знаю, что аэропорт не функционирует. Я знаю, что нет самолетов. Чем вы можете помочь?
Длительное молчание. Стелла прекрасный психолог. Она слишком давно в Каире.
– Так, я знаю, что ты очень важная персона, но дама-то кто? – Она оглушает Джонатана мерзким, хриплым смехом, который еще долго булькает и сипит в его ушах.
* * *
Они сидели бок о бок на крыше Чикаго-Хауз, пили водку и глядели на звезды. За время полета она не проронила ни слова. Он предложил ей поесть, но Софи отказалась. Он укрыл ее плечи шалью.
– Роупер – самый страшный человек в мире, – вдруг заявила она.
Джонатан не смог бы утверждать, что хорошо разбирается, кто есть кто в этом мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141