несколько секунд спустя Рафики встала на все четыре лапы, издала радостный рев и потерлась головой о мои ноги, я же ответил ей нежными словами. Потом я последовал за ней к бочке, где она попила воды, и мы уселись рядом в предвечерней тишине. Глядя на нее, я гадал, о чем она размышляет. Ее глаза сомкнула дрема, но чуткие уши ловили каждый звук, доносившийся издали. Джулия наблюдала за нами из-за ограды, и мне хотелось разгадать ее мысли не меньше, чем мысли львицы.
Когда солнце село, Рафики зевнула несколько раз и принялась умываться, после чего поднялась, потерлась о мои ноги и пошла прочь. Я двинулся за нею. Сначала мы направились вдоль высохшего русла, к могиле Батиана, затем перешли на другой берег, и, когда прошагали еще сотню метров к востоку, она издала особый гортанный звук - сигнал для детенышей, что она рядом и скоро появится. Я остановился, ожидая, что она войдет в самую гущу кустов, где у нее, должно быть, спрятаны львята. Но то, что я увидел, потрясло меня - она легла на полянке возле старой норы земляного волка. И вдруг - я не мог поверить своим глазам - из норы показалась одна голова, затем другая, и вот уже все трое детенышей вылезли наружу, взволнованно приветствуя мамашу. Скрытый от львиных глаз, я любовался этим волшебным зрелищем, едва смея дохнуть. Чуть позже я тихонько вышел из укрытия, улыбнулся на прощание счастливому семейству и побрел к могиле Батиана. Посидев там немного, я поспешил обратно, чтобы до сумерек поспеть в лагерь к Джулии.
То, что Рафики прятала детенышей в волчьей норе, явилось для меня открытием. Я никогда не встречал упоминаний об этом в литературе. Львята обычно хоронятся в гуще кустов, в высокой траве, но - в норе посреди лужайки? Удивительно!
Увиденное мной на следующий день заставило задуматься о том, что ждет два прайда - мой и обитавший южнее - после потери их вожаков - Батиана и Темного. А увидел я одну из последних львиц прайда Нижней Маджале за пределами ее территории, в центре владений, занимаемых моим прайдом, - именно там, где я часто встречал Батиана и его сестричек. Она лежала в тени возле сухого русла Питсани и оглядывалась вокруг, словно кого-то искала. Я хорошо знал эту львицу. Она была далеко не молода, и ее легко было узнать по шишке на могучей шее.
Глядя на нее, я заподозрил, что у нее течка и она ищет Батиана. Ее детенышам последнего помета скоро исполнялось два года, и она оставила их в своих владениях на юге - тело подсказывало ей, что она снова может зачать. Она просидела так целый день, периодически нежно подзывая кого-то. Но все вокруг было пустынно. Отсутствие Батиана ощущалось везде. Это странное чувство - представьте, что изо дня в день вы любуетесь ласкающим взор пейзажем и вдруг в одно прекрасное утро обнаруживаете исчезновение впечатляющей цепи холмов, которая нравилась вам больше всего, отчего картина сразу теряет очарование.
Наблюдая за ней, я подумал, что Близнецы - отцы детенышей Рафики и Фьюрейи - теперь отправятся на юг, к двум прайдам, оставшимся без вожаков. Не причинят ли они зла детенышам моих львиц? В львином мире часто случается, что в случае ухода или гибели вожака новые самцы убивают зачатых от него детенышей. Знают ли Близнецы, что это их дети, или убьют их? Вот такие сложные вопросы приходили мне в голову, пока я наблюдал за львицей, лежавшей на берегу Пицани, - ответить на них могло только время.
В первый раз мы с Джулией заподозрили, что Фьюрейя и Рафики осознают исчезновение Батиана, когда однажды вечером сестрички подошли к ограде лагеря. Я вышел, уселся между ними и, как когда-то Батиан, почти бессознательно начал звать по-львиному:
- У-у-у-вы! У-у-у-вы! У-у-у-вы!
И тут же обе львицы удивленно уставились на меня. Джулия, наблюдавшая эту картину, позже запишет: «Как будто они подумали о Батиане - так внимательно они слушали Гарета. Странно было наблюдать эту сцену. Теперь Гарет стал у них за вожака прайда».
Несколько дней спустя Джулия вновь стала свидетельницей необычной сцены. Ранним вечером я услышал невдалеке от лагеря мягкое призывное завывание обеих львиц и вышел за ворота, ожидая их появления. А вот и они - пришли меня поприветствовать, требуя моего внимания и даже ревнуя из-за этого друг к другу. Потом они бросили взгляд на Джулию, стоявшую поблизости за оградой лагеря, и вдруг обе замерли на месте, уставившись в одну точку слева от нее. Мы с Джулией переглянулись и тоже посмотрели туда, куда были устремлены их взоры, но ничего не увидели - только след от машины и стену нашей хижины-столовой. Львицы же по-прежнему смотрели в одну точку, причем не тем удивленным взглядом, какой бывает у них, когда они наблюдают что-то необычное, и не напряженным, как во время охоты, а открыто и искренне, будто перед ними не враг и не добыча, а что-то нейтральное и знакомое. Они видели то, чего наши чувства постичь не могли; но мы с Джулией подумали об одном и том же. Затем они - куда медленнее, чем в прошлый раз, словно их занимало что-то важное, - поприветствовали меня, время от времени вновь обращая свой взор к некоей таинственной точке.
Три недели спустя я снова заметил, что одна из львиц смотрит так, будто заметила чье-то невидимое присутствие. Я пошел по следу львицы и трех детенышей (я не мог с уверенностью сказать, была ли то Фьюрейя или Рафики) в долину Питсани и увидел, что она подвела детенышей к норе земляного волка, куда те и спрятались. Затем след потянулся вверх по течению притока Питсани. Я медленно двинулся вперед. Пройдя около километра, я увидел сквозь густые кусты львицу, отдыхавшую на берегу. Она лежала на боку, положив лапы под щеку, и казалась такой одинокой, что меня охватило странное чувство печали. Я тихо позвал ее; она оглянулась - сперва с удивлением, потом совершенно спокойно. Это оказалась Фьюрейя. Она шагнула было вперед, но тут ее внимание привлекло что-то в нескольких метрах позади меня, и она скользнула туда. Секунд пять она стояла, замерев, с остановившимся взглядом, а затем медленно вернулась ко мне. И снова мы оба ощутили чье-то присутствие. Я покинул Фьюрейю в каком-то оцепенении, которое странным образом успокаивало меня.
Не успели высохнуть слезы по Батиану, как новая смерть - на этот раз человека - потрясла дикие земли Тули. Работник заповедника Андреас Энгельбрехт был убит слоном, когда пешком возвращался в лагерь из магазина. По духу и характеру Андреас не отличался от жителей этих суровых мест, и его смерть явилась шоком для многих из нас. Андреас много лет назад переехал сюда из Южной Африки и говорил на африкаанс; он женился на девушке из тсванов и какое-то время работал на скотоводческой ферме, граничащей с дикими землями, а затем в одном из заповедников. Именно на скотоводческих землях мы встретились и работали вместе, пытаясь забрать оттуда львов Тули, которым угрожали смертью под тем предлогом, что они режут скот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49