«В трактире «Черный кит». Один барчук взгромоздился на бочку и демонстративно выкрикнул:
– Долой революцию! Виват кайзер!
– Чтоб ты подавился своим кайзером! Чтоб вам, баронскому отродью проклятому, наломали бока как следует! Чтоб от вас мокрое место осталось!…
Разрядив свою ярость, возница остальную часть пути сердито молчал. И корреспондент почувствовал себя счастливым, когда впереди показались рижский шлагбаум и будка стражника. Едва заморенные кони встали у главного телеграфа, как Шампион бросился к окошку телеграфиста.
– Невероятно спешно! Прошу передать молнией.
Склонившийся над аппаратом Морзе служащий поднял голову:
– А, господин Шампион! Не повезло вам! Заходите через пару часиков.
– Умоляю вас на коленях! Не только от своего имени – от имени всех моих читателей!
Телеграфист так энергично затряс головой, что половинки его окладистой, расчесанной надвое черной бороды разлетелись в стороны.
– Ведь вы знаете, господин Шампион, я бы с радостью! Но не примите за обиду, сегодня, ей-богу, не могу – на очереди правительственные депеши.
– Можете не извиняться, я вполне понимаю ваше затруднительное положение, – сказал Шампион, подсовывая ему красненькую. – Но у меня тоже правительственная депеша. Вот собственноручная подпись министра финансов!
Бородач телеграфист, не удостоив вниманием факсимиле министра, проворно засунул красненькую в боковой карман.
– Такие телеграммы я всегда готов передавать вне очереди. Через час ваша корреспонденция будет в Париже!
На улицу Шампион вышел с твердым намерением отправиться прямо домой, принять «снотворное» с пятью звездочками и завалиться на боковую. Однако достаточно ему было заметить около кафе Русениека, чтобы намерения его резко переменились. Давненько он уже не встречал своего приятеля. К тому же не исключена возможность, что он узнает что-нибудь новенькое. Надолго ли хватит читателям подробностей нападения на банк?
– Алло, господин Русениек!… Господин Русениек, подождите!… Одну минуточку! – крикнул он.
Однако тот, кого он назвал Русениеком, не остановился. Атамана теперь звали фон Вульфиусом. Под этой фамилией он снимал у старой баронессы-немки меблированную комнату с полным пансионом. Опасаясь предательства и новых арестов, Робис строго-настрого запретил ему появляться в людных местах. Целый день, запершись в четырех стенах, Атаман коротал время за бутылкой вина и любовной лирикой Аспазии. Однако как долго можно хоронить себя заживо? Когда ему принесли записку от Дины с приглашением зайти, он обрадовался предлогу вырваться на свободу. «Ведь и хозяйке может показаться подозрительным, что я целый день не высовываю носа из дому», – оправдывался он перед собой.
Он ускорил шаг. И вскоре Шампион потерял его из виду. Атаман подошел к двухэтажному дому, в котором находилось ателье «Парижский шик».
В делах предприятия мадам Герке наступил застой. Вдоль стен пустого салона с неживыми улыбками стояли одетые по последней моде восковые куклы. По углам ютились безголовые и безрукие манекены, и лишь натыканные в грудь булавки скрашивали их безнадежную наготу. Стараясь перещеголять нарочитой любезностью улыбки своих восковых подданных, мадам Герке вышла навстречу Атаману. Узнав, что посетителя сюда привело отнюдь не приближение осеннего сезона, а желание повидать одну из ее швей, она пренебрежительно указала никелированным аршином наверх.
Помещение, в котором работали швеи, было далеко не таким шикарным, как приемная на первом этаже. Потолки здесь были ниже. Через запыленные окна, выходившие в каменную шахту двора, чудом протиснулся чахлый солнечный лучик. Громко стрекотало несколько швейных машин. Остальные были накрыты чехлами, и табуретки перед ними пустовали. В эти кризисные времена мадам Герке оставила лишь самых искусных мастериц.
Увидав Атамана, Дина бросила ножницы и кинулась ему навстречу.
Атаман благодарно улыбнулся. Ему захотелось сказать ей что-нибудь нежное, ласковое – ведь до сих пор им так редко удавалось поговорить о своих чувствах. Но и на этот раз он промолчал. Обстановка гардеробной, куда они вышли, не слишком располагала к любовным излияниям.
– Что случилось? Почему ты меня позвала? – сдержанно спросил он.
Дина ожидала поцелуя или хотя бы теплого слова, но, уже успев привыкнуть к внезапным сменам настроения у Атамана, не обиделась. Стараясь подделаться под его тон, она ответила:
– Фауст телеграмму прислал. Ему не продлили вид на жительство… Насколько поняла, заказ на оружие остается в силе, но заниматься этим придется кому-то еще. Брат уже на пути в Ригу.
– И это все? Больше тебе нечего сказать мне? – В голосе Атамана слышалось разочарование.
Дина покраснела.
– А ты сам не чувствуешь?… О телеграмме я могла сообщить и в письме… Мне очень хотелось повидать тебя… Я так переволновалась. Здесь встретиться все-таки безопаснее, правда? В ателье приходит много разного народу, не то что дома…
Атаман усмехнулся:
– Подумаешь! Робис уж совсем через край хватил со своей осторожностью. Обо мне вообще нечего беспокоиться. Меня еще ни разу никто не поймал и не поймает.
Дина провела пальцами по голове Атамана.
– Кругом столько горя и крови, столько каждый день гибнет народу, – задумчиво сказала она. – Временами мне кажется, что я вообще не имею права быть счастливой. И даже не знаю – счастлива ли я…
– Кто может поручиться за то, что он счастлив? – проговорил Атаман. – Нынешний мир, в котором мы живем, похож на клетку с хищными зверями, где сильный готов перегрызть глотку слабому. А жизнь, Дина, должна быть садом, где цветы не отнимают друг у друга ни солнца, ни влаги и расцветают вместе… А пока что к счастью мы не можем предъявлять такие высокие требования. Я, например, стараюсь быть довольным тем, что мне приносит сегодняшний день, каждый его миг. Скучал вот по тебе, а теперь увидел – и счастлив!…
И действительно, их счастье было коротким. За спиной Атамана с шумом распахнулась дверь, и он увидел своих извечных врагов – шпиков Регуса.
Атаман мгновенно оценил обстановку. Если бы рядом с ним находился Робис или кто-нибудь из других товарищей, он, не колеблясь, пустил бы в ход оружие. Два боевика против трех агентов – такая стычка пустяк. Но рядом стояла Дина. Сопротивляться – значит подвергнуть ее опасности. В храбрости Дины Атаман не сомневался, но у нее не было навыка боевых схваток. Как это ни противно его натуре, но надо бежать, оставить Дину. Ничем страшным ей это наверняка не грозит – полиция Дину не знает. Атаман был в полной уверенности, что шпики пришли за ним.
Бежать?… Куда?… Путь к двери отрезан. Стрелять нельзя – из-за Дины. Остается только окно. От него до земли шесть метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Долой революцию! Виват кайзер!
– Чтоб ты подавился своим кайзером! Чтоб вам, баронскому отродью проклятому, наломали бока как следует! Чтоб от вас мокрое место осталось!…
Разрядив свою ярость, возница остальную часть пути сердито молчал. И корреспондент почувствовал себя счастливым, когда впереди показались рижский шлагбаум и будка стражника. Едва заморенные кони встали у главного телеграфа, как Шампион бросился к окошку телеграфиста.
– Невероятно спешно! Прошу передать молнией.
Склонившийся над аппаратом Морзе служащий поднял голову:
– А, господин Шампион! Не повезло вам! Заходите через пару часиков.
– Умоляю вас на коленях! Не только от своего имени – от имени всех моих читателей!
Телеграфист так энергично затряс головой, что половинки его окладистой, расчесанной надвое черной бороды разлетелись в стороны.
– Ведь вы знаете, господин Шампион, я бы с радостью! Но не примите за обиду, сегодня, ей-богу, не могу – на очереди правительственные депеши.
– Можете не извиняться, я вполне понимаю ваше затруднительное положение, – сказал Шампион, подсовывая ему красненькую. – Но у меня тоже правительственная депеша. Вот собственноручная подпись министра финансов!
Бородач телеграфист, не удостоив вниманием факсимиле министра, проворно засунул красненькую в боковой карман.
– Такие телеграммы я всегда готов передавать вне очереди. Через час ваша корреспонденция будет в Париже!
На улицу Шампион вышел с твердым намерением отправиться прямо домой, принять «снотворное» с пятью звездочками и завалиться на боковую. Однако достаточно ему было заметить около кафе Русениека, чтобы намерения его резко переменились. Давненько он уже не встречал своего приятеля. К тому же не исключена возможность, что он узнает что-нибудь новенькое. Надолго ли хватит читателям подробностей нападения на банк?
– Алло, господин Русениек!… Господин Русениек, подождите!… Одну минуточку! – крикнул он.
Однако тот, кого он назвал Русениеком, не остановился. Атамана теперь звали фон Вульфиусом. Под этой фамилией он снимал у старой баронессы-немки меблированную комнату с полным пансионом. Опасаясь предательства и новых арестов, Робис строго-настрого запретил ему появляться в людных местах. Целый день, запершись в четырех стенах, Атаман коротал время за бутылкой вина и любовной лирикой Аспазии. Однако как долго можно хоронить себя заживо? Когда ему принесли записку от Дины с приглашением зайти, он обрадовался предлогу вырваться на свободу. «Ведь и хозяйке может показаться подозрительным, что я целый день не высовываю носа из дому», – оправдывался он перед собой.
Он ускорил шаг. И вскоре Шампион потерял его из виду. Атаман подошел к двухэтажному дому, в котором находилось ателье «Парижский шик».
В делах предприятия мадам Герке наступил застой. Вдоль стен пустого салона с неживыми улыбками стояли одетые по последней моде восковые куклы. По углам ютились безголовые и безрукие манекены, и лишь натыканные в грудь булавки скрашивали их безнадежную наготу. Стараясь перещеголять нарочитой любезностью улыбки своих восковых подданных, мадам Герке вышла навстречу Атаману. Узнав, что посетителя сюда привело отнюдь не приближение осеннего сезона, а желание повидать одну из ее швей, она пренебрежительно указала никелированным аршином наверх.
Помещение, в котором работали швеи, было далеко не таким шикарным, как приемная на первом этаже. Потолки здесь были ниже. Через запыленные окна, выходившие в каменную шахту двора, чудом протиснулся чахлый солнечный лучик. Громко стрекотало несколько швейных машин. Остальные были накрыты чехлами, и табуретки перед ними пустовали. В эти кризисные времена мадам Герке оставила лишь самых искусных мастериц.
Увидав Атамана, Дина бросила ножницы и кинулась ему навстречу.
Атаман благодарно улыбнулся. Ему захотелось сказать ей что-нибудь нежное, ласковое – ведь до сих пор им так редко удавалось поговорить о своих чувствах. Но и на этот раз он промолчал. Обстановка гардеробной, куда они вышли, не слишком располагала к любовным излияниям.
– Что случилось? Почему ты меня позвала? – сдержанно спросил он.
Дина ожидала поцелуя или хотя бы теплого слова, но, уже успев привыкнуть к внезапным сменам настроения у Атамана, не обиделась. Стараясь подделаться под его тон, она ответила:
– Фауст телеграмму прислал. Ему не продлили вид на жительство… Насколько поняла, заказ на оружие остается в силе, но заниматься этим придется кому-то еще. Брат уже на пути в Ригу.
– И это все? Больше тебе нечего сказать мне? – В голосе Атамана слышалось разочарование.
Дина покраснела.
– А ты сам не чувствуешь?… О телеграмме я могла сообщить и в письме… Мне очень хотелось повидать тебя… Я так переволновалась. Здесь встретиться все-таки безопаснее, правда? В ателье приходит много разного народу, не то что дома…
Атаман усмехнулся:
– Подумаешь! Робис уж совсем через край хватил со своей осторожностью. Обо мне вообще нечего беспокоиться. Меня еще ни разу никто не поймал и не поймает.
Дина провела пальцами по голове Атамана.
– Кругом столько горя и крови, столько каждый день гибнет народу, – задумчиво сказала она. – Временами мне кажется, что я вообще не имею права быть счастливой. И даже не знаю – счастлива ли я…
– Кто может поручиться за то, что он счастлив? – проговорил Атаман. – Нынешний мир, в котором мы живем, похож на клетку с хищными зверями, где сильный готов перегрызть глотку слабому. А жизнь, Дина, должна быть садом, где цветы не отнимают друг у друга ни солнца, ни влаги и расцветают вместе… А пока что к счастью мы не можем предъявлять такие высокие требования. Я, например, стараюсь быть довольным тем, что мне приносит сегодняшний день, каждый его миг. Скучал вот по тебе, а теперь увидел – и счастлив!…
И действительно, их счастье было коротким. За спиной Атамана с шумом распахнулась дверь, и он увидел своих извечных врагов – шпиков Регуса.
Атаман мгновенно оценил обстановку. Если бы рядом с ним находился Робис или кто-нибудь из других товарищей, он, не колеблясь, пустил бы в ход оружие. Два боевика против трех агентов – такая стычка пустяк. Но рядом стояла Дина. Сопротивляться – значит подвергнуть ее опасности. В храбрости Дины Атаман не сомневался, но у нее не было навыка боевых схваток. Как это ни противно его натуре, но надо бежать, оставить Дину. Ничем страшным ей это наверняка не грозит – полиция Дину не знает. Атаман был в полной уверенности, что шпики пришли за ним.
Бежать?… Куда?… Путь к двери отрезан. Стрелять нельзя – из-за Дины. Остается только окно. От него до земли шесть метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62