Отказ первой инстанции означал для Моунгов начало процедуры депортации. Именно на этом этапе в «Содействии беженцам» узнали об их деле и вступили в борьбу с СИН.
Согласно процедуре, супруги, получившие отказ на въезд в страну от канцелярии окружного директора на закрытых слушаниях, могли апеллировать к следующей инстанции, должностному лицу, которое проводило административные слушания по вопросам предоставления убежища.
Декстер заметил, что на закрытых слушаниях СИН привела и второй довод для отказа: нет оснований полагать, что Моунги подвергались преследованиям в силу расовой, национальной, религиозной принадлежности, из-за политических убеждений и/или социальной принадлежности. Он чувствовал, что мистер Моунг — убежденный антикоммунист или станет им после короткого разговора с ним. Пост директора лицея давал полное право заявлять об этом. Вот и получалось, что Кел без труда мог доказать преследование по двум последним признакам.
Его задача на слушаниях заключалась в том, чтобы убедить должностное лицо, которое их проводило, вынести решение об отмене депортации, согласно статье 247 (часть 1) Закона об иммиграции от 1965 года.
К одной из бумаг был приколот листочек от «Содействия беженцам». Из него Кел Декстер узнал, что административные слушания будет проводить некий Норман Росс. А также некоторые интересные подробности биографии последнего.
Декстер пришел в здание СИН, дом 26 на Федеральной площади, за час до слушаний, чтобы познакомиться и переговорить со своими клиентами. Сам он не мог похвастаться высоким ростом, но Моунги были еще меньше, миссис Моунг — просто Дюймовочкой. На мир она смотрела сквозь толстенные линзы очков. Согласно документам, ему было сорок восемь лет, ей — сорок пять.
Мистер Моунг держался очень спокойно. Поскольку Кел Декстер не говорил на французском, «Содействие беженцам» прислала женщину-переводчика.
Декстер провел этот час, задавая вопросы по исходному заявлению, но, похоже, Моунги ничего не могли к нему добавить.
Дело слушалось не в настоящем суде, но в большом зале, где для председательствующего на возвышении ставили стол и кресло.
Как и предполагал Декстер, представитель канцелярии окружного директора повторил аргументы, по которым Моунги получили отказ на закрытых слушаниях. Ничего не убавил, не прибавил. Сидя за столом, мистер Росс следил взглядом за теми же аргументами, напечатанными на лежащей перед ним бумаге, потом, изогнув бровь, посмотрел на новичка, присланного «Хонимен Флейшер».
Кел Декстер услышал, как за его спиной мистер Моунг прошептал жене: «Мы должны надеяться, что этот молодой человек добьется успеха, а не то нас пошлют на смерть». На своем родном языке.
Декстер начал с первого аргумента ОД: с момента захвата Пномпеня Красными кхмерами посольство США прекратило свою работу. Не было на территории Камбоджи и консульства. Ближайшая дипломатическая миссия находилась в столице Таиланда, Бангкоке, но решить такую непосильную для себя задачу Моунги, конечно же, не могли. Он заметил подобие улыбки в уголке рта Росса, когда тот увидел, как зарделся представитель СИН.
Кел Декстер понимал, главное сейчас — доказать, что для любого антикоммуниста попасться в руки фанатичных Красных кхмеров означало бы пытки и смерть. А уж тот факт, что антикоммунист имел высшее образование и работал директором лицея, просто гарантировал расставание с этим миром.
Прошлой ночью он узнал, что Норман Росс не всегда был Россом. Его отец прибыл в Америку в начале века Самюэлем Розеном из маленького городка на территории современной Польши, убежав от погромов, санкционированных царем и проводимых казаками.
— Очень легко, сэр, отказать во въезде тем, кто явился сюда без гроша за душой, в поисках только одного — права на жизнь. Очень легко сказать «нет» и умыть руки. Ничего не стоит заявить, что этим двум беженцам из Азии здесь не место и они должны вернуться туда, где их ждет арест, пытки и публичная казнь.
Но я спрашиваю вас, если бы так поступали наши отцы и их отцы, сколько людей, возвращаясь в свои залитые кровью страны, сказали бы: «Я пошел в землю свободы, я попросил предоставить мне шанс остаться в живых, но они заперли дверь и отослали меня умирать»? Сколько, мистер Росс? Миллион? Скорее, десять миллионов. Я прошу вас, не с точки зрения закона, не руководствуясь представленными мною убедительными доводами, но исходя из того, что Шекспир называл качеством милосердия, постановить, что в такой огромной стране, как наша, найдется место для одной супружеской пары, которая потеряла все, что у нее было, и просит только одного: шанса сохранить жизнь.
Норман Росс несколько минут раздумчиво смотрел на него. Потом стукнул карандашом по столу, словно судейским молотком, вынес решение: «В депортации отказано. Следующее дело».
Женщина из «Содействия беженцам», радостно улыбаясь, на французском рассказала Моунгам, что произошло. Теперь она и ее организация могли заняться процедурными вопросами. Адвокат более не требовался. Моунги могли оставаться на территории США под защитой государства и со временем получить разрешение на работу, статус беженца и в конце концов стать полноправными гражданами.
Когда женщина выговорилась, Декстер улыбнулся ей и сказал, что она может идти. Потом повернулся к мистеру Муонгу:
— А теперь пойдемте в кафетерий, и вы сможете рассказать мне, кто вы такие и что здесь делаете.
Говорил он на родном языке мистера Моунга. Вьетнамском.
На угловом столике в кафе на первом этаже Декстер внимательно осмотрел камбоджийские паспорта и другие документы, удостоверяющие личность их владельцев.
— Их проверяли лучшие эксперты Запада и признали подлинными. Где вы их добыли?
Беженец посмотрел на свою миниатюрную жену:
— Их изготовила она. Она — из нгхи.
Во Вьетнаме существовал клан, представители которого многие сотни лет были научной элитой Дайвьета, феодального государства, в середине девятнадцатого века завоеванного французами. Среди прочего они были удивительными каллиграфами. Мастерство передавалось из поколения в поколение. Они готовили все документы императоров.
Но времена изменились, в Индокитае надолго обосновались французы, потом появились японцы, в 1945 году началась освободительная война, и навыки нгхи нашли новое применение: некоторые из них переключились на изготовление поддельных документов.
Эта миниатюрная женщина в очках с толстенными линзами «сломала» глаза во время войны, изготовляя в подземной мастерской паспорта и удостоверения личности для агентов Вьетконга, настолько совершенные, что ее подопечные без опаски появлялись в любом южновьетнамском городе. При проверках их документы никогда не вызывали подозрений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86