– Этого никогда не будет, – сказала она.
– Ну, не скажи, – упрямо заявил он.
– Если бы только знать, что хирург к нам дружелюбен, – сказала она, – Мы бы могли взять сына и убежать.
– Но это же глупо! Как бы мы смогли обслуживать чан без всех этих механизмов и… – У меня этот механизм внутри, – сказала она, – Я… родилась с ним.
Гарви уставился на нее, потрясенный до глубины души и лишившийся дара речи.
– Я не хочу, чтобы Киборги или опты контролировали жизнь нашего сына, – сказала она, – регулировали его мозг с помощью гипнотического газа, делали из него двойников ради каких-то своих целей, толкали его и вели его и… – Не заводись, – сказал он.
– Ты же слышал, что он сказал, – сказала она, – Двойники! Они могут управлять всем – даже нашим существованием! Они могут привести нас в состояние… чтобы мы… сделали все, что угодно! Из всего, что нам известно, они сделали так, что мы сейчас очутились здесь!
– Лиз, ну будь благоразумной.
– Благоразумной! Посмотри на меня! Они могут взять часть моей кожи и вырастить идентичную копию. Меня!
Идентичную мне! И как ты тогда отличишь, где я? Как ты узнаешь, что это та самая я? Ну как?
Он схватил ее свободную руку и на мгновение не мог найти нужных слов. Наконец, он заставил себя расслабиться, тряхнул головой, – Ты, это ты, Лиз. Ты не плоть, выращенная из клетки. Ты… все, через что мы прошли вместе, и были… и сделали вместе. Они ведь не могут сделать двойник памяти… это недоступно двойнику.
Она прижалась щекой к грубой ткани его куртки, ища в ней успокоения, живого ощущения того, что бы сказало ее телу, что он здесь, что он настоящий.
– Они сделают двойников из нашего сына, – сказала она, – Вот каковы их планы. Ты знаешь об этом.
– Тогда у нас будет много сыновей.
– С какой целью? – она взглянула на него, ресницы ее были влажными от непролитых слез, – Ты слышал, что сказал Глиссон. Что-то извне помогло формированию нашего эмбриона. Что это было?
– Откуда мне знать?
– Кто-то должен знать.
– Я знаю тебя, – сказал он, – Ты можешь верить, что это бог.
– А что еще это могло быть?
– Любое – шанс, случайность, какой-нибудь манипулятор высшего порядка. Может быть, кто-то открыл такое, о чем они и не подозревают.
– Один из нас? Они бы не смогли!
– Тогда сама природа, – сказал Гарви, – Природа сама встала на защиту интересов человека.
– Иногда ты говоришь как приверженец культа.
– Но это же не Киборги, – сказал он, – Мы знаем это.
– Глиссон сказал, что это благоприятно.
– Но это же генетическое формирование. Это же для них богохульство. Физическое изменение биорамы, вот что это такое по-ихнему.
– Таких, как Глиссон, – сказала она, – Это робот с человеческой плотью, – Она снова прижалась к нему щекой, – Вот чего я боюсь – они сделают это с нашим сыном, с нашими сыновьями.
– Служба курьеров считает, что Киборгов приходится один на сотню, – сказал он, – Пока мы будем держаться вместе, мы победим.
– Но мы ведь просто плоть, – сказала она, – и такие слабые.
– И мы можем сделать то, что все эти стерри, взятые вместе, не смогут сделать, – напомнил он ей, – Мы можем сохранить навсегда наш род.
– Какое это имеет значение? – спросила она, – Оптимены никогда не умирают.
Глава 8
Свенгаард подождал до вечера и проверил все места через экраны наблюдения в своем кабинете прежде, чем идти в комнату с чаном. Несмотря на то, что это была его больница, и у него были здесь все права, он сознавал, что совершает недозволенное. Значимость беседы в Централе не ускользнула от него. Оптименам это бы не понравилось, но он должен был взглянуть в этот чан.
Он задержался в темноте комнаты с чаном, постоял там возле двери, ощущая то непривычное чувство, что он никогда не присутствовал в этой комнате без того, чтобы она не была полностью в блеске огней. Видны были только сияющие лампочки, в приборах и записывающих устройствах – слабые точки и кружки люминесценции, по которым он ориентировался.
Звук – трам-трам-трам – жизнеобеспечивающих насосов создавал странный контрапунктный ритм, который наполнял полумрак ощущением срочности. Свенгаард представил все эмбрионы (по утренним подсчетам двадцать один), клетки их вытягивались, двоились и еще раздваивались, и еще раз в странном экстазе роста – становясь уникальными, отличными, разными индивидуальностями.
Контрацептивный газ, который пронизывал все пространство, в котором находились простые смертные, был не для них. Еще не для них. Сейчас они могли расти почти так же, как их предки вырастали до того, как появились генные инженеры.
Свенгаард принюхался.
Обоняние его, инстинктивно обостренное темнотой, ощущало аминотическую засоленность воздуха. Из-за этого запаха эту комнату можно было бы принять за естественный берег моря с бурлящей жизнью его живительного озона.
Свенгаард встряхнулся и напомнил себе: «Я субмолекулярный инженер, генный хирург, и здесь нет ничего необычного».
Но даже и эта мысль не действовала.
Он оторвался от двери, направился по линии, ведущей к чану с эмбрионом Дюранов. В мозгу у него ясно запечатлелась картина, которую он увидел в этом эмбрионе – вторжение, которое наполнило клетки аргинином. Вторжение. Откуда оно взялось? Может Поттер был прав? Это какой-то неизвестный создатель стабильности? Стабильности… порядка… систем. Расширенных систем… бесконечных аспектов энергии, которая оставляла все вещество несубстанциальным.
В шепчущей темноте эти мысли вдруг стали устрашающими. Он споткнулся о низкую подставку для инструментов, тихонько ругнулся. Желудок его напрягся от ощущения срочности, тревоги и страстным желанием закончить визит до того, как дежурная сестра пойдет с ежечасным обходом.
Фигура насекомого, тень против тени, выступила на стене перед ним. Он застыл на месте, и ему понадобилась минута, чтобы узнать в тени знакомые очертания мезонного микроскопа.
Свенгаард повернулся к светящимся цифрам на чанах – двенадцать, тринадцать, четырнадцать… пятнадцать. Вот наконец и нужный. Он проверил фамилию на надписи, прочитав ее при свете лампочки прибора: «Дюран».
Что-то в этом эмбрионе заставило встревожиться оптименов, а в Безопасности поднялся шум. Его постоянная компьютерная сестра ушла – куда, никто не мог сказать. Замена ее ходила, как мужчина.
Свенгаард обошел вокруг микроскопа, мягко двигаясь в темноте, установив инструмент над чаном, устроил удобно ноги. Под пальцами ощущалось биение в чане. Он настроил на сканирование и наклонился.
Из бурлящей клеточной массы вверх шел гидрофелический генный сегмент. Он сфокусировал на него, забыв про темноту, когда он направил взор в поле зрения микроскопа. Мезонные пробы скользили вниз… вниз в митохондрильную структуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48