Предвидя возможный арест, я поместил его в надежное место и принялся наблюдать за ним, выискивая в его обличье прежде всего те черты, которые несвойственны мне самому, чтобы затем воспроизвести их на собственном лице. Мои друзья устроили так, что ему пришлось провести ночь в префектуре, которую он покинул в то же время, что и я, это совпадение легко обнаружить. Заметь, что в префектуре должны были сохраниться следы его пребывания, иначе правосудие задалось бы вопросом, кто же я такой. А поскольку я подсунул ему эту великолепную приманку, оно должно было неизбежно - ты понимаешь, неизбежно польститься на нее и, несмотря на всю неправдоподобность подмены, признать ее в качестве свершившегося факта. Иначе ему пришлось бы расписаться в собственной некомпетентности.
- Да, да, так оно и есть, - пробормотал Ганимар.
- К тому же, - воскликнул Арсен Люпен, - в руках у меня был потрясающий козырь, припрятанный с самого начала, всеобщая уверенность в том, что я должен осуществить побег. Вот здесь-то все блюстители правосудия, не исключая и тебя, сделали грубый промах в развернувшейся между нами азартной игре, ставкой в которой была моя свобода вы в который раз внушили себе, что я просто-напросто бахвалюсь, что я, словно какой-нибудь желторотый юнец, потерял голову от собственных успехов. Но Арсену Люпену несвойственны подобные слабости. Как и во время следствия по делу Каорна, вы не сказали себе "Раз Арсен Люпен на все лады трезвонит о предстоящем побеге, значит, у него есть основания для этого". Да пойми же, черт побери, что для того, чтобы совершить побег, не покидая стен тюрьмы, нужно заранее убедить всех в его неизбежности. Нужно, чтобы все уверовали в него, чтобы этот предстоящий побег стал непреложной истиной, всеобщим убеждением. И я сумел внушить всем эту истину Арсен Люпен сбежит, Арсен Люпен не собирается присутствовать на собственном процессе! И когда ты заявил на суде, что "этот человек не является Арсеном Люпеном", все тут же поверили в правоту твоих слов. Да если бы хоть кто-то усомнился в этом, хоть кто-то высказал робкое возражение, я в ту же минуту проиграл бы всю партию! Достаточно было как следует непредвзято приглядеться ко мне, несмотря на все мои уловки, я был бы опознан. Но я был спокоен. И логически, и психологически такое простейшее предположение не могло прийти в голову никому.
Внезапно он схватил Ганимара за руку:
- Признайся, Ганимар, что через неделю после нашего свидания в тюрьме Санте ты ждал меня у себя дома в четыре часа, как я обещал.
- А как же твоя тюремная карета? - спросил Ганимар, пропустив его слова мимо ушей.
- То был чистейший блеф! Мои друзья отыскали и привели в порядок эту старую колымагу, чтобы попытаться осуществить побег. Я понимал, что он не может удастся без необыкновенного стечения обстоятельств, но счел нужным довести дело до конца, чтобы затем придать ему самую широкую огласку. Блистательно задуманная первая попытка придавала второй характер заведомо удачного предприятия.
- Так что сигара...
- ...была моим собственным изобретением. Равно как и нож с полой рукояткой.
- А записки?
- Я писал их сам.
- А ваша таинственная корреспондентка?
- Она была всего лишь одной из моих ипостасей. Я способен подделать любой почерк
Немного подумав, Ганимар полюбопытствовал:
- Как могло получиться, что антропометрическая служба, заполняя карточку Бодрю, не заметила, что ее данные совпадают с данными Арсена Люпена?
- Карточки Арсена Дюпена не существует.
- Полноте!
- Или по крайней мере она фальшива. Я много занимался этим вопросом. Система Бертильона включает прежде всего словесное описание - ты сам убедился, сколь оно несовершенно, - а затем следуют различные обмеры: головы, пальцев, ушей и т. д. С этим ничего не поделаешь.
- И как же ты поступил?
- Мне пришлось раскошелиться. Еще до моего возвращения из Америки один из сотрудников антропометрической службы за приличную мзду проставил неверную цифру в самом начале обмеров. Этого было достаточно, чтобы и остальные данные сместились, так что вся карточка вовсе не соответствует действительности и не совпадает с карточкой Бодрю.
После некоторой паузы Ганимар задал еще один вопрос:
- А что же ты собираешься делать теперь?
- Теперь, - воскликнул Люпен, - я собираюсь отдохнуть, как следует подкормиться и мало-помалу прийти в себя. Нелегко, конечно, побывать в шкуре Бодрю или еще кого-нибудь, сменить свою личность, как рубашку, выбрать новую внешность, голос, взгляд, почерк. Но наступает момент, когда за всем этим ты перестаешь видеть самого себя, - и тебе становится весьма грустно. Сейчас я испытываю те самые чувства, которые, должно быть, томили человека, потерявшего свою тень. Я отправлюсь на поиски своей тени... я должен ее отыскать.
Он встал и принялся расхаживать взад и вперед по аллее. Начинало смеркаться. Наконец он остановился перед Ганимаром:
- Как по-твоему, нам нечего больше друг другу сказать?
- Хотелось бы мне знать, - ответил инспектор, собираешься ли ты поведать всему свету правду о своем побеге... Ведь допущенная мною оплошность...
- О, никто и никогда не узнает, что сегодня на свободу был отпущен не кто иной, как Арсен Люпен. Мне выгодно, чтобы клубящийся вокруг меня таинственный мрак не рассеивался, чтобы мой побег навсегда остался в памяти людей этаким волшебным трюком. Так что не бойся ничего, мой добрый друг, и прощай. Я сегодня ужинаю в городе, мне надо успеть переодеться.
- А я-то думал, что ты собираешься отдохнуть.
- Увы! Существуют светские обязательства, которыми невозможно пренебречь. Отдыхать я начну только завтра.
- И где же ты ужинаешь?
- В английском посольстве.

1 2 3 4 5 6