Он то и дело с явным смущением оборачивался в сторону обвиняемого. Вцепившись обеими руками в трибуну, он рассказывал о происшествиях, с которыми ему пришлось столкнуться, о погоне через всю Европу, о прибытии в Америку. Его слушали с такой жадностью, будто он повествовал о каких-то необыкновенных приключениях. Но в конце показаний, уже намекнув на свои беседы с Арсеном Люпеном, он дважды запнулся, словно не решаясь продолжать речь.
Было ясно, что его одолевает какая-то подспудная мысль. Председатель суда сказал ему:
- Если вы чувствуете себя неважно, не лучше ли вам прервать показания?
- Нет, нет, вот только...
Он снова запнулся, внимательно оглядел человека, сидящего на скамье подсудимых, и продолжал:
- Я прошу позволения рассмотреть обвиняемого поближе, мне кажется, что здесь что-то неладно.
Он подошел поближе, посмотрел на него еще внимательней, еще сосредоточенней и, обернувшись к членам суда, торжественным тоном произнес:
- Господин председатель, я утверждаю, что человек, сидящий вот здесь, напротив меня, не является Арсеном Люпеном.
После этих слов в зале воцарилась полная тишина. Озадаченный председатель крикнул:
- Что за ерунду вы мелете? Вы с ума сошли?
Инспектор спокойно продолжал:
- Не спорю, с первого взгляда можно обмануться: какое-то сходство между этим человеком и Люпеном существует. Но достаточно как следует приглядеться - и вы увидите, что нос, рот, волосы, цвет кожи - все это принадлежит не Люпену. А глаза! Да это же глаза алкоголика! А Люпен никогда не был пьющим.
- Хорошо, хорошо, но объяснитесь толком. К чему вы клоните?
- Да разве я знаю? Он подсунул вместо себя какого-то пропойцу, которому вы собираетесь вынести приговор. Добро, если бы он оказался хотя бы его сообщником!
Со всех сторон зала послышались возгласы, крики и смех столь неожиданный поворот дела изрядно взбудоражил публику. Председатель велел пригласить следователя, директора тюрьмы и надзирателя и на время прервал заседание.
Когда же оно возобновилось, мсье Бувье и директор, всмотревшись в обвиняемого, заявили, что они находят лишь отдаленное сходство между ним и Арсеном Люпеном.
- Но кто же тогда этот человек? - вскричал председатель. - Откуда он взялся? Как попал в руки правосудия?
Ввели двух надзирателей Санте. И те, ко всеобщему удивлению, признали в нем заключенного, которого поочередно стерегли и выводили на прогулку.
Председатель облегченно вздохнул. Но один из надзирателей уточнил:
- Да, да, мне кажется, что это он.
- Вам кажется пли вы уверены?
- Да я его. Черт побери, едва видел. Мне передали его вечером, и с тех пор он два месяца только и делал, что лежал лицом к стене.
- А что было перед этим?
- Перед этим он занимал камеру № 24.
Директор тюрьмы пояснил.
- После попытки побега мы перевели заключенного в другую камеру.
- А вы сами, господин директор, видели его в течение этил двух месяцев?
- У меня не было в этом необходимости... он вел себя спокойно.
- И этот человек не является тем заключенным, который был вам передан?
- Нет.
- Тогда кто же он?
- Этого я не могу сказать.
- Стало быть, мы можем констатировать подмену, осуществленную два месяца назад. Как вы ее объясняете?
- Это невозможно.
- Что же дальше?
Председатель в отчаянии обернулся к обвиняемому и заискивающим током произнес:
- Вы не могли бы объяснить мне, каким образом вы очутились в руках правосудия?
Судя по всему, этот благожелательный тон смягчил недоверие незнакомца или вывел его из сонного оцепенения. Он попытался дать ответ. Подвергнутый терпеливому и мягкому допросу, он сумел с грехом пополам связать пару фраз, из коих явствовало, что два месяца назад его доставили в префектуру полиции. Он провел там ночь, а наутро его отпустили, предварительно снабдив суммой в 75 сантимов. Но едва он вышел во двор, двое агентов подхватили его под руки и втолкнули в полицейскую колымагу. С тех пор он обитал в камере № 24, не чувствуя себя особенно несчастным... кормят там неплохо дают выспаться... так что оснований для жалоб у него не было.
Все это казалось вполне правдоподобным. Среди всеобщего смеха и возбуждения председатель отложил слушание дела до следующей сессии суда, чтобы собрать дополнительные сведения по данному вопросу.
Следствие тут же установило следующий факт, занесенный в полицейские протоколы:два месяца назад некий Дезире Бодрю и в самом деле провел ночь в префектуре полиции. Его освободили в два часа пополудни на следующий день. Как раз в это время Арсен Люпен после очередного допроса должен был покинуть префектуру в полицейской карете.
Неужели надзиратели сами допустили такую оплошность и, обманутые сходством обоих лиц, по невнимательности сунули в колымагу этого пьянчугу вместо своего подопечного? Но подобная небрежность с их стороны вряд ли совместима с их служебным долгом.
А может быть, подмена была подготовлена заранее? Но, во-первых, двор префектуры - самое неподходящее место для ее осуществления, а во-вторых, в таком случае следовало бы предположить, что Бодрю был в сговоре с Люпеном и дал себя задержать с единственной целью занять его место. Каким же образом мог осуществиться этот план, основанный исключительно на стечении невероятных случайностей, немыслимых совпадений и поразительных упущений?
Дезире Бодрю был подвергнут антропометрическому обследованию; карточки, соответствующей его описанию, в архиве обнаружено не было. Тем не менее его следы отыскались довольно легко. Этого бродягу знали в Курбевуа, Аньере и Левалуа. Он клянчил там милостыню и ночевал в халупах тряпичников, громоздящихся за заставой Терн. Впрочем, последний год он пропал из виду.
Неужели Арсен Люпен подкупил его? Никаких доказательств этому не было. Да если бы они и были, они ничего не прояснили бы в обстоятельствах побега заключенного. Чудо продолжало оставаться чудом. Для его объяснения было выдвинуто десятка два гипотез, но ни одна из них не выдерживала критики. В чем не оставалось сомнения, так это в самом факте побега - непостижимого и впечатляющего, в котором как публика, так и вершители правосудия усматривали основательную подготовку, совокупность тщательно продуманных и взаимосвязанных действий, развязка которых вполне оправдывала горделивое предсказание Арсена Люпена: "Я не собираюсь присутствовать на собственном процессе".
Целый месяц прошел в кропотливых поисках, а загадка так и оставалась загадкой. Нельзя было, однако, до бесконечности держать в заключении беднягу Бодрю. Процесс по его делу был бы смехотворным: какие обвинения можно было ему предъявить? Следовательно, пришлось подписать приказ о его освобождении. Но глава сыскной полиции велел установить за ним тщательное наблюдение.
1 2 3 4 5 6
Было ясно, что его одолевает какая-то подспудная мысль. Председатель суда сказал ему:
- Если вы чувствуете себя неважно, не лучше ли вам прервать показания?
- Нет, нет, вот только...
Он снова запнулся, внимательно оглядел человека, сидящего на скамье подсудимых, и продолжал:
- Я прошу позволения рассмотреть обвиняемого поближе, мне кажется, что здесь что-то неладно.
Он подошел поближе, посмотрел на него еще внимательней, еще сосредоточенней и, обернувшись к членам суда, торжественным тоном произнес:
- Господин председатель, я утверждаю, что человек, сидящий вот здесь, напротив меня, не является Арсеном Люпеном.
После этих слов в зале воцарилась полная тишина. Озадаченный председатель крикнул:
- Что за ерунду вы мелете? Вы с ума сошли?
Инспектор спокойно продолжал:
- Не спорю, с первого взгляда можно обмануться: какое-то сходство между этим человеком и Люпеном существует. Но достаточно как следует приглядеться - и вы увидите, что нос, рот, волосы, цвет кожи - все это принадлежит не Люпену. А глаза! Да это же глаза алкоголика! А Люпен никогда не был пьющим.
- Хорошо, хорошо, но объяснитесь толком. К чему вы клоните?
- Да разве я знаю? Он подсунул вместо себя какого-то пропойцу, которому вы собираетесь вынести приговор. Добро, если бы он оказался хотя бы его сообщником!
Со всех сторон зала послышались возгласы, крики и смех столь неожиданный поворот дела изрядно взбудоражил публику. Председатель велел пригласить следователя, директора тюрьмы и надзирателя и на время прервал заседание.
Когда же оно возобновилось, мсье Бувье и директор, всмотревшись в обвиняемого, заявили, что они находят лишь отдаленное сходство между ним и Арсеном Люпеном.
- Но кто же тогда этот человек? - вскричал председатель. - Откуда он взялся? Как попал в руки правосудия?
Ввели двух надзирателей Санте. И те, ко всеобщему удивлению, признали в нем заключенного, которого поочередно стерегли и выводили на прогулку.
Председатель облегченно вздохнул. Но один из надзирателей уточнил:
- Да, да, мне кажется, что это он.
- Вам кажется пли вы уверены?
- Да я его. Черт побери, едва видел. Мне передали его вечером, и с тех пор он два месяца только и делал, что лежал лицом к стене.
- А что было перед этим?
- Перед этим он занимал камеру № 24.
Директор тюрьмы пояснил.
- После попытки побега мы перевели заключенного в другую камеру.
- А вы сами, господин директор, видели его в течение этил двух месяцев?
- У меня не было в этом необходимости... он вел себя спокойно.
- И этот человек не является тем заключенным, который был вам передан?
- Нет.
- Тогда кто же он?
- Этого я не могу сказать.
- Стало быть, мы можем констатировать подмену, осуществленную два месяца назад. Как вы ее объясняете?
- Это невозможно.
- Что же дальше?
Председатель в отчаянии обернулся к обвиняемому и заискивающим током произнес:
- Вы не могли бы объяснить мне, каким образом вы очутились в руках правосудия?
Судя по всему, этот благожелательный тон смягчил недоверие незнакомца или вывел его из сонного оцепенения. Он попытался дать ответ. Подвергнутый терпеливому и мягкому допросу, он сумел с грехом пополам связать пару фраз, из коих явствовало, что два месяца назад его доставили в префектуру полиции. Он провел там ночь, а наутро его отпустили, предварительно снабдив суммой в 75 сантимов. Но едва он вышел во двор, двое агентов подхватили его под руки и втолкнули в полицейскую колымагу. С тех пор он обитал в камере № 24, не чувствуя себя особенно несчастным... кормят там неплохо дают выспаться... так что оснований для жалоб у него не было.
Все это казалось вполне правдоподобным. Среди всеобщего смеха и возбуждения председатель отложил слушание дела до следующей сессии суда, чтобы собрать дополнительные сведения по данному вопросу.
Следствие тут же установило следующий факт, занесенный в полицейские протоколы:два месяца назад некий Дезире Бодрю и в самом деле провел ночь в префектуре полиции. Его освободили в два часа пополудни на следующий день. Как раз в это время Арсен Люпен после очередного допроса должен был покинуть префектуру в полицейской карете.
Неужели надзиратели сами допустили такую оплошность и, обманутые сходством обоих лиц, по невнимательности сунули в колымагу этого пьянчугу вместо своего подопечного? Но подобная небрежность с их стороны вряд ли совместима с их служебным долгом.
А может быть, подмена была подготовлена заранее? Но, во-первых, двор префектуры - самое неподходящее место для ее осуществления, а во-вторых, в таком случае следовало бы предположить, что Бодрю был в сговоре с Люпеном и дал себя задержать с единственной целью занять его место. Каким же образом мог осуществиться этот план, основанный исключительно на стечении невероятных случайностей, немыслимых совпадений и поразительных упущений?
Дезире Бодрю был подвергнут антропометрическому обследованию; карточки, соответствующей его описанию, в архиве обнаружено не было. Тем не менее его следы отыскались довольно легко. Этого бродягу знали в Курбевуа, Аньере и Левалуа. Он клянчил там милостыню и ночевал в халупах тряпичников, громоздящихся за заставой Терн. Впрочем, последний год он пропал из виду.
Неужели Арсен Люпен подкупил его? Никаких доказательств этому не было. Да если бы они и были, они ничего не прояснили бы в обстоятельствах побега заключенного. Чудо продолжало оставаться чудом. Для его объяснения было выдвинуто десятка два гипотез, но ни одна из них не выдерживала критики. В чем не оставалось сомнения, так это в самом факте побега - непостижимого и впечатляющего, в котором как публика, так и вершители правосудия усматривали основательную подготовку, совокупность тщательно продуманных и взаимосвязанных действий, развязка которых вполне оправдывала горделивое предсказание Арсена Люпена: "Я не собираюсь присутствовать на собственном процессе".
Целый месяц прошел в кропотливых поисках, а загадка так и оставалась загадкой. Нельзя было, однако, до бесконечности держать в заключении беднягу Бодрю. Процесс по его делу был бы смехотворным: какие обвинения можно было ему предъявить? Следовательно, пришлось подписать приказ о его освобождении. Но глава сыскной полиции велел установить за ним тщательное наблюдение.
1 2 3 4 5 6