– ласково пробежало в мыслях. – Еще тогда сказала…»
И меня пуще забило лихорадкой. Я завидовал крикунам-мальчишкам с зеленым луком, подрядчику, ехавшему на дрожках, бутошнику, который со мной раскланялся. Хотелось всем объявить, что сегодня у нас экзамен и я страдаю. Попался знакомый плотник, чинивший у нас беседку, и спросил на ходу, застанет ли мамашу, деньжонок надо. Я сказал, что застанет, и не удержался:
– А я вот иду в гимназию… у нас сегодня страшный экзамен, латинское экстемпорале!…
Он посочувствовал:
– Да, бядовое ваше дело.
Сады в переулках уже зеленели густо. На сиренях лиловые елочки торчали, рябины выпустили белые пенки цвета. Доносило черемухой, травою. На церковном дворе густо золотился одуванчик, ходили с цыплятами наседки. Хотелось прилечь на травке и ни о чем не думать. Пухлые облачка недвижно стояли в небе. Я молился на каких-то угодников на церкви, сухих и строгих, на архангела с мечом и в шлеме, – как будто Цезарь.
Как всегда на экзаменах, в гимназии было празднично и по-другому. Все приоделись, подтянулись, словно сейчас привезут икону. Дозубривали в книжках, тревожно ощупывали карманы. В саду курили. Отчаянные раскачивались на брусьях, прыгали в чехарду и ели завтрак. Первый ученик Соколов 3-й ходил с помощником классного наставника в обнимку. Его перевели без экзамена, и он приехал полюбоваться и похвастать, что едет сегодня в Нижний, а оттуда по Волге и по Каме. Иные, по уголкам, крестились. Женька сидел под гимнастикой и надписывал на манжетах.
Сообщили, что «Бегемот» приехал и кому-то сказал _ «держитесь!»
Женька поглядел страшными глазами:
– Говори все случаи на «quin»! Когда «сомневался», когда «не сомневался»? Ничего в голове не получилось. Когда «si» с чертовым конъюнктивом? Все «ш» ы перепутал! А после «timeo» – «quin»?
Он прямо меня засыпал. Я старался ему втолковать, но он ничего не понял и обругал зубрилой.
– Хочешь моей погибели! Завидуешь, что назначила свиданье? – Я сам имею от нее письма!… – сказал я резко. – Я тебе дам списать. Будет тридцать восьмая глава… увидишь!
– Почем ты знаешь?… – бормотал он, уже отыскивая по «Цезарю». – Это?… «После того, как пришли послы. Цезарь приказал…»?
– Уверен! Я знаю назубок.
Женька вырвал из книжки, и нас потащили на экзамен. Отчаянные засовались по карманам. Робкие вознесли моленья.
«Бегемот», рыжий и толстопузый, вытянул снизу бороду, поймал и погрыз кончики.
– «Листики» выложить на стол! Кого поймаю – выгоню! Caveant consules! Готовы? Место самое легкое, не раз читанное…
«Господи! – глядел я на „Бегемота“ с верой, – пусть это будет – „После того, как пришли послы…!“»
– Готовы, римляне? Ба-бушкин…! Ба-бушкин!… пойдешь к де-душке! – замотал пальцами «Бегемот». – Вы, близнецы, там…! За доску сядешь!… Готовы? Гм…
«После того, как пришли послы… Цезарь приказал не допускать их…»
В голове сладко зазвенело, и я кротко взглянул на «Бегемота». Женька гымкнул и лихо толкнул меня:
– Откуда ты, черт?!
А я старательно выводил, дыша «ароматами Востока».
Через час работа была готова, с хитрыми изменениями где надо. «Бегемот» подошел ко мне, обдавая табачным духом и тесня животом, как глыбой.
– И раздушился же ты, мой друг… – сказал он, трогая мою голову, словно хотел отвинчивать. – Хороший-то латинист что значит!…
Я был в восторге: даже «Бегемот» восхищается ее духами! Вышли мы, торжествуя.
– К букинисту всю эту ерунду сейчас, на завтра нужно! – сказал Женька «полковником» и даже не простился.
Я отлично помню этот субботний день. Удача ли на экзамене, или одурение от бессонной ночи, – но я решился на то, о чем раньше и не мог подумать.
Я прошел по той стороне, мимо нашего дома и вошел к Кариху. Вошел решительно, не зная, что буду делать. Меня тащило. Навстречу попался Карих.
– Кого?… – спросил он хмуро, оглядывая мутными глазами. Как будто он не узнал меня.
– Мне по делу… Пелагею Ивановну… – сказал я, чувствуя, что сейчас погибну.
И туг же, смутившись, понял: думает, что я по такому делу! – Ах, вы ко мне, молодой человек? – приветствовала меня толстуха с галереи, – пожалуйте, по лесенке сюда…
Я очень развязно поклонился.
Ни о чем не спрашивая, – может быть, и она подумала, что я по такому делу, – она пригласила меня в покои. Я шел и думал: «Что же я делаю, и что сказать?…» Но что-то во мне сидело.
В эту минуту отчаяние мое погасло: я только хотел знать правду. Отчаяние было на дороге.
Я встретил, или мне показалось, что я встретил?… Она прокатила со студентом! Я хорошо рассмотрел студента – черная борода сверкала! – и шляпку с широкими полями, соломенную шляпку с васильками. Издали я заметил, но извозчик помчался в переулок.
Это меня и потащило.
Толстуха ввела в гостиную и показала на продавленное кресло. Пахло какой-то дрянью, чем пахнут акушерки. Лежала «Нива», на вытертом диване дремала Мика, без бантика, валялся комочек из перчаток.
– Что вам угодно, молодой человек?… – сказала таинственно толстуха, и ее бородавки заплясали: это она мило улыбнулась.
По ее лицу я понял, что она ожидает «тайны»: должно быть, я был взволнован.
– Может быть, курите… – прохрипела она галантно и подвинула пепельницу с разметавшейся голой дамой.
– Я, вообще, курю… но сейчас что-то голова болит! – сказал я глупо.
– Пожалуйста, не стесняйтесь… – сказала она, оглядываясь, – наше такое дело, если секретно… барышня имеется, в… екстренном положении, что нужно… все грешные, а уж молодому-то человеку…
И она поглядела умильно, ласково.
Я смотрел на фарфоровую даму, вертел фуражку и чувствовал, как мне гадко. Может быть, от волненья, забило в ушах колоколами.
– Видите, Пелагея Ивановна… у меня завязалось знакомство… – начал я как в тумане.
– Так я и думала! – перебила она меня. – Помочь надо?… Будьте спокойны, совсем в секрете! Я же вас знаю, и вашу семью… люди со средствами… понятно, девочка увлеклась…
– Пелагея Ивановна! – воскликнул я. – Ни-ничего подобного!…
Я даже засмеялся. Засмеялась и Пелагея Ивановна.
– Чего уж от нас-то таиться! Уж чего-чего только мы не видим… Поп да бабка – одна повадка!…
– Видите… я познакомился с вашей дочерью… Серафимой Константиновной… – Не зна-ла… совсем не знала!… – обрадовалась с чего-то Пелагея Ивановна. – Симочка не говорила… Очень рады, молодой человек… Мы-то с вами давно знакомы!… Помните, шубы-то ваши… уж как же я залюбовалась!… И давно познакомились с Симочкой? Она у меня прямо неравнодушна к молодежи… А уж ухажеров сколько!…
Я опять посмотрел на фарфоровую даму.
– Видите… она обещала мне… написать…
– Написать?… – ласково повторила Пелагея Ивановна, жуя губами. – Хорошо-с… обещала вам написать?…
– Про книги… рекомендовала почитать книги, а я, правду сказать, забыл!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
И меня пуще забило лихорадкой. Я завидовал крикунам-мальчишкам с зеленым луком, подрядчику, ехавшему на дрожках, бутошнику, который со мной раскланялся. Хотелось всем объявить, что сегодня у нас экзамен и я страдаю. Попался знакомый плотник, чинивший у нас беседку, и спросил на ходу, застанет ли мамашу, деньжонок надо. Я сказал, что застанет, и не удержался:
– А я вот иду в гимназию… у нас сегодня страшный экзамен, латинское экстемпорале!…
Он посочувствовал:
– Да, бядовое ваше дело.
Сады в переулках уже зеленели густо. На сиренях лиловые елочки торчали, рябины выпустили белые пенки цвета. Доносило черемухой, травою. На церковном дворе густо золотился одуванчик, ходили с цыплятами наседки. Хотелось прилечь на травке и ни о чем не думать. Пухлые облачка недвижно стояли в небе. Я молился на каких-то угодников на церкви, сухих и строгих, на архангела с мечом и в шлеме, – как будто Цезарь.
Как всегда на экзаменах, в гимназии было празднично и по-другому. Все приоделись, подтянулись, словно сейчас привезут икону. Дозубривали в книжках, тревожно ощупывали карманы. В саду курили. Отчаянные раскачивались на брусьях, прыгали в чехарду и ели завтрак. Первый ученик Соколов 3-й ходил с помощником классного наставника в обнимку. Его перевели без экзамена, и он приехал полюбоваться и похвастать, что едет сегодня в Нижний, а оттуда по Волге и по Каме. Иные, по уголкам, крестились. Женька сидел под гимнастикой и надписывал на манжетах.
Сообщили, что «Бегемот» приехал и кому-то сказал _ «держитесь!»
Женька поглядел страшными глазами:
– Говори все случаи на «quin»! Когда «сомневался», когда «не сомневался»? Ничего в голове не получилось. Когда «si» с чертовым конъюнктивом? Все «ш» ы перепутал! А после «timeo» – «quin»?
Он прямо меня засыпал. Я старался ему втолковать, но он ничего не понял и обругал зубрилой.
– Хочешь моей погибели! Завидуешь, что назначила свиданье? – Я сам имею от нее письма!… – сказал я резко. – Я тебе дам списать. Будет тридцать восьмая глава… увидишь!
– Почем ты знаешь?… – бормотал он, уже отыскивая по «Цезарю». – Это?… «После того, как пришли послы. Цезарь приказал…»?
– Уверен! Я знаю назубок.
Женька вырвал из книжки, и нас потащили на экзамен. Отчаянные засовались по карманам. Робкие вознесли моленья.
«Бегемот», рыжий и толстопузый, вытянул снизу бороду, поймал и погрыз кончики.
– «Листики» выложить на стол! Кого поймаю – выгоню! Caveant consules! Готовы? Место самое легкое, не раз читанное…
«Господи! – глядел я на „Бегемота“ с верой, – пусть это будет – „После того, как пришли послы…!“»
– Готовы, римляне? Ба-бушкин…! Ба-бушкин!… пойдешь к де-душке! – замотал пальцами «Бегемот». – Вы, близнецы, там…! За доску сядешь!… Готовы? Гм…
«После того, как пришли послы… Цезарь приказал не допускать их…»
В голове сладко зазвенело, и я кротко взглянул на «Бегемота». Женька гымкнул и лихо толкнул меня:
– Откуда ты, черт?!
А я старательно выводил, дыша «ароматами Востока».
Через час работа была готова, с хитрыми изменениями где надо. «Бегемот» подошел ко мне, обдавая табачным духом и тесня животом, как глыбой.
– И раздушился же ты, мой друг… – сказал он, трогая мою голову, словно хотел отвинчивать. – Хороший-то латинист что значит!…
Я был в восторге: даже «Бегемот» восхищается ее духами! Вышли мы, торжествуя.
– К букинисту всю эту ерунду сейчас, на завтра нужно! – сказал Женька «полковником» и даже не простился.
Я отлично помню этот субботний день. Удача ли на экзамене, или одурение от бессонной ночи, – но я решился на то, о чем раньше и не мог подумать.
Я прошел по той стороне, мимо нашего дома и вошел к Кариху. Вошел решительно, не зная, что буду делать. Меня тащило. Навстречу попался Карих.
– Кого?… – спросил он хмуро, оглядывая мутными глазами. Как будто он не узнал меня.
– Мне по делу… Пелагею Ивановну… – сказал я, чувствуя, что сейчас погибну.
И туг же, смутившись, понял: думает, что я по такому делу! – Ах, вы ко мне, молодой человек? – приветствовала меня толстуха с галереи, – пожалуйте, по лесенке сюда…
Я очень развязно поклонился.
Ни о чем не спрашивая, – может быть, и она подумала, что я по такому делу, – она пригласила меня в покои. Я шел и думал: «Что же я делаю, и что сказать?…» Но что-то во мне сидело.
В эту минуту отчаяние мое погасло: я только хотел знать правду. Отчаяние было на дороге.
Я встретил, или мне показалось, что я встретил?… Она прокатила со студентом! Я хорошо рассмотрел студента – черная борода сверкала! – и шляпку с широкими полями, соломенную шляпку с васильками. Издали я заметил, но извозчик помчался в переулок.
Это меня и потащило.
Толстуха ввела в гостиную и показала на продавленное кресло. Пахло какой-то дрянью, чем пахнут акушерки. Лежала «Нива», на вытертом диване дремала Мика, без бантика, валялся комочек из перчаток.
– Что вам угодно, молодой человек?… – сказала таинственно толстуха, и ее бородавки заплясали: это она мило улыбнулась.
По ее лицу я понял, что она ожидает «тайны»: должно быть, я был взволнован.
– Может быть, курите… – прохрипела она галантно и подвинула пепельницу с разметавшейся голой дамой.
– Я, вообще, курю… но сейчас что-то голова болит! – сказал я глупо.
– Пожалуйста, не стесняйтесь… – сказала она, оглядываясь, – наше такое дело, если секретно… барышня имеется, в… екстренном положении, что нужно… все грешные, а уж молодому-то человеку…
И она поглядела умильно, ласково.
Я смотрел на фарфоровую даму, вертел фуражку и чувствовал, как мне гадко. Может быть, от волненья, забило в ушах колоколами.
– Видите, Пелагея Ивановна… у меня завязалось знакомство… – начал я как в тумане.
– Так я и думала! – перебила она меня. – Помочь надо?… Будьте спокойны, совсем в секрете! Я же вас знаю, и вашу семью… люди со средствами… понятно, девочка увлеклась…
– Пелагея Ивановна! – воскликнул я. – Ни-ничего подобного!…
Я даже засмеялся. Засмеялась и Пелагея Ивановна.
– Чего уж от нас-то таиться! Уж чего-чего только мы не видим… Поп да бабка – одна повадка!…
– Видите… я познакомился с вашей дочерью… Серафимой Константиновной… – Не зна-ла… совсем не знала!… – обрадовалась с чего-то Пелагея Ивановна. – Симочка не говорила… Очень рады, молодой человек… Мы-то с вами давно знакомы!… Помните, шубы-то ваши… уж как же я залюбовалась!… И давно познакомились с Симочкой? Она у меня прямо неравнодушна к молодежи… А уж ухажеров сколько!…
Я опять посмотрел на фарфоровую даму.
– Видите… она обещала мне… написать…
– Написать?… – ласково повторила Пелагея Ивановна, жуя губами. – Хорошо-с… обещала вам написать?…
– Про книги… рекомендовала почитать книги, а я, правду сказать, забыл!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73