Наверное, так ему казалось безопаснее.
– Эй, кто-нибудь, посветите сюда. – Амбулен надрезал край своего плаща и, отодрав от него кусок, туго перевязал раненое плечо моряка. – Жить будешь. Тебе повезло – повреждены лишь мягкие ткани, а мышцы не задеты.
– Твоя голова уже начала работать, Джо Янг? – поинтересовался Кроуфорд, нетерпеливо дожидаясь окончания процедур, пока капитан Ивлин держал горящую ветку, освещая их лица. – У меня не так много времени, и мне хотелось бы побыстрее получить ответы на вопросы.
– Вопросы? – недоуменно повторил Джо Янг. – Ты сказал, вопросы, Веселый Дик?
– Да, именно это я и сказал, – усмехнулся Кроуфорд. – Если ты еще самую малость напряжешь мозги, то, наверное, вспомнишь, что это слово означает, и поймешь, что я имею в виду, Джо Янг!
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть ко мне вопросы, Веселый Дик? – очень медленно произнес Джо, не сводя с Кроуфорда напряженного взгляда. – Ты хочешь меня о чем-то спросить?
– Твоя догадливость поразительна! Ты угадал, Джо, у меня к тебе есть вопросы. И вот вопрос первый, мой любимый, – ты хочешь жить?
– Кто же не хочет, Дик? – грустно хмыкнул Джо Янг. – Даже комар и тот пищит, когда его хотят прихлопнуть. Так уж устроил Господь, что всякая тварь хочет продлить свою жизнь…
– Это весьма кстати, что тебе хочется ее продлить, – перебил его Кроуфард. – Тогда мы без труда договоримся. Ответь правдиво на все остальные вопросы – и будешь жить, сколько сможешь. Итак, сколько сейчас на судне пиратов?
– Человек двадцать точно будет. Тут он печально оглядел выступающие из мрака тела людей и добавил: – Ну, если считать тех, кого вы тут положили, а то и поменьше получится.
– Пьяные есть? Вахту несете? Кто на шхуне за старшего?
Джо Янг махнул рукой.
– Прямо скажу, Веселый Дик, команда без Черного Билла вразнос пошла! Поверишь ли, из всей братвы на ногах вот только мы были да Грязный Гарри. Остальные в лежку! Пока Билл там за французами гонялся, на корабле открыли винную камеру, и с тех пор ни одного трезвого в команде не найти. Проснется человек, приложится к бочонку – и снова упал. Даже вахту нести некому. Но я тебе скажу, Веселый Дик, оно и к лучшему, потому что ничего хорошего из того, что Грязный Гарри сейчас на берегу увидел, не получилось. Лучше бы он сейчас пьяный на шканцах валялся и нас бы с ребятами не трогал. Глядишь, все бы сейчас живы были…
– Не обольщайся, Янг! – сурово заметил Кроуфорд. – Без дисциплины моряка не бывает, и, впав в разгул, вы обрекли себя на поражение. Потому что мы в любом случае поднялись бы на борт, и спасти вас могла бы только бдительность. Просто тебе повезло больше других. Но ты даешь слово, что на шхуне сейчас все пьяны?
– Слова я дать не могу, Веселый Дик, – понурился Джо Янг. – Корабль большой, и за всех я не поручусь. Но лично я трезвых не видел. Кто мне попадался – или вповалку лежал, или к бочонку прикладывался. Конечно, жара спала, может, к ночи кто-то и очухался. А ты что задумал, Веселый Дик? Всех наших ребят извести хочешь? А ведь это нехорошо – мы же зла тебе не желали.
– Я вам тоже зла не желаю, – сказал, отворачиваясь, Кроуфорд. – Только мне Черный Билл на Эспаньоле со шхуной и экипажем не нужен. В этом все и дело. На душе у меня неспокойно, когда я про вашу «Ласточку» думаю. А тебе, вместо того чтобы мне морали читать, пора бы выбрать. Будешь служить Пастору или ко мне пойдешь?
– У Черного Билла, надо понимать, пробоина ниже ватерлинии? – задумчиво заметил Джо Янг. – Ас такой штукой никто далеко не уплывет. Значит, выбор один – на твой галс ложиться, Веселый Дик. Так что считай, свою закорючку я под контрактом черкнул!
– Жаль, нет пера и бумаги, – ухмыльнулся Кроуфорд. – Так что пока у нас все на словах. Но ведь слово джентльмена крепче каната. Договорились, значит. Тогда, ребята, вперед, задело!
Харт участия в беседе не принимал. Сложив руки на груди, Уильям стоял поодаль и размышлял о том, что какое-то гнетущее предчувствие давит ему на сердце, только он никак не может понять, что это. Он стоял и, не слыша торга с пленником, все копался в себе и, наконец, сообразил, что ему так не нравится. Он понял, что угнетает его, как ни странно, поведение именно сэра Фрэнсиса, а не Потрошителя или, например, Амбулена. В какой-то момент его осенило, и он понял, что, кажется, разгадал, откуда у Кроуфорда такая странная власть над людьми. Сначала Господь Бог даровал людям свободу. Люди утратили ее, желая знать, что такое не только добро, но и зло. Но зло оказалось сильнее добра – потому что добрый поступок связан с умалением себя, а злой – с уничтожением другого. Тогда Бог выкупил их дорогой ценой из рабства собственных страстей и иллюзий. Он пришел и восстановил поврежденную природу человека. Даровал новую, совершенную свободу – свободу от необходимости делать зло. Но Бог снова оставил людям выбор – делать зло во имя себя или творить добро во имя любви. Но для многих этот выбор оказался слишком тяжел и неприятен. Ведь за каждый поступок нужно отвечать, над каждым нужно думать, как поступить. Но некоторые из людей научились с открытым забралом смотреть выбору в лицо. Таких людей, неважно, были они злы или добры, люди потрусливее назвали сильными личностями, лидерами и говорили, что у них есть харизма – сила или благодать, мало задумываясь о том, что истинная харизма – тоже дар Божий, посему зла в ней нет.
И тогда слабые люди начали, может, даже не думая об этом так прямо, приходить к сильным и говорить: «Возьми на себя мой выбор, а взамен скажи мне, что я счастлив и прав». Так псы приползают к самому сильному кобелю и, припадая на передние лапы, виляют хвостом, подтверждая право вожака решать судьбу стаи. Сильные люди, лидеры приняли на себя бремя чужого выбора, а взамен потребовали, может быть, тоже не понимая этого так прямо, полной зависимости от их воли и полного согласия на все, что они предложат. Так от века к веку происходит сделка между людьми – слабые отдают сильному право решать за них, в ответ теряя только самих себя. Но человек свободен, и стоит однажды почувствовать это, ощутить, что истинная свобода – это свобода от желания делать зло и любить только себя, как ты снова станешь самим собой. Пираты сами отдавали Кроуфорду власть над своими жизнями. А Кроуфорд брал и не отдавал. Кроуфорд хотел играть только свои пьесы. И поэтому первыми гибли те, кто шел ему наперекор.
Уильям сделал шаг назад и снова взглянул на разыгрывающуюся перед ним сцену. В усилившемся ветре пламя на ветках металось и рвалось в небо, странные тени плясали на лицах людей, высвечивая в них то страх, то жадность, то гордость, то тоску. Не было в них лишь милосердия и сочувствия – души их были крепко заперты изнутри. «Как вампиры, – прошептал Харт, и ему стало противно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Эй, кто-нибудь, посветите сюда. – Амбулен надрезал край своего плаща и, отодрав от него кусок, туго перевязал раненое плечо моряка. – Жить будешь. Тебе повезло – повреждены лишь мягкие ткани, а мышцы не задеты.
– Твоя голова уже начала работать, Джо Янг? – поинтересовался Кроуфорд, нетерпеливо дожидаясь окончания процедур, пока капитан Ивлин держал горящую ветку, освещая их лица. – У меня не так много времени, и мне хотелось бы побыстрее получить ответы на вопросы.
– Вопросы? – недоуменно повторил Джо Янг. – Ты сказал, вопросы, Веселый Дик?
– Да, именно это я и сказал, – усмехнулся Кроуфорд. – Если ты еще самую малость напряжешь мозги, то, наверное, вспомнишь, что это слово означает, и поймешь, что я имею в виду, Джо Янг!
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть ко мне вопросы, Веселый Дик? – очень медленно произнес Джо, не сводя с Кроуфорда напряженного взгляда. – Ты хочешь меня о чем-то спросить?
– Твоя догадливость поразительна! Ты угадал, Джо, у меня к тебе есть вопросы. И вот вопрос первый, мой любимый, – ты хочешь жить?
– Кто же не хочет, Дик? – грустно хмыкнул Джо Янг. – Даже комар и тот пищит, когда его хотят прихлопнуть. Так уж устроил Господь, что всякая тварь хочет продлить свою жизнь…
– Это весьма кстати, что тебе хочется ее продлить, – перебил его Кроуфард. – Тогда мы без труда договоримся. Ответь правдиво на все остальные вопросы – и будешь жить, сколько сможешь. Итак, сколько сейчас на судне пиратов?
– Человек двадцать точно будет. Тут он печально оглядел выступающие из мрака тела людей и добавил: – Ну, если считать тех, кого вы тут положили, а то и поменьше получится.
– Пьяные есть? Вахту несете? Кто на шхуне за старшего?
Джо Янг махнул рукой.
– Прямо скажу, Веселый Дик, команда без Черного Билла вразнос пошла! Поверишь ли, из всей братвы на ногах вот только мы были да Грязный Гарри. Остальные в лежку! Пока Билл там за французами гонялся, на корабле открыли винную камеру, и с тех пор ни одного трезвого в команде не найти. Проснется человек, приложится к бочонку – и снова упал. Даже вахту нести некому. Но я тебе скажу, Веселый Дик, оно и к лучшему, потому что ничего хорошего из того, что Грязный Гарри сейчас на берегу увидел, не получилось. Лучше бы он сейчас пьяный на шканцах валялся и нас бы с ребятами не трогал. Глядишь, все бы сейчас живы были…
– Не обольщайся, Янг! – сурово заметил Кроуфорд. – Без дисциплины моряка не бывает, и, впав в разгул, вы обрекли себя на поражение. Потому что мы в любом случае поднялись бы на борт, и спасти вас могла бы только бдительность. Просто тебе повезло больше других. Но ты даешь слово, что на шхуне сейчас все пьяны?
– Слова я дать не могу, Веселый Дик, – понурился Джо Янг. – Корабль большой, и за всех я не поручусь. Но лично я трезвых не видел. Кто мне попадался – или вповалку лежал, или к бочонку прикладывался. Конечно, жара спала, может, к ночи кто-то и очухался. А ты что задумал, Веселый Дик? Всех наших ребят извести хочешь? А ведь это нехорошо – мы же зла тебе не желали.
– Я вам тоже зла не желаю, – сказал, отворачиваясь, Кроуфорд. – Только мне Черный Билл на Эспаньоле со шхуной и экипажем не нужен. В этом все и дело. На душе у меня неспокойно, когда я про вашу «Ласточку» думаю. А тебе, вместо того чтобы мне морали читать, пора бы выбрать. Будешь служить Пастору или ко мне пойдешь?
– У Черного Билла, надо понимать, пробоина ниже ватерлинии? – задумчиво заметил Джо Янг. – Ас такой штукой никто далеко не уплывет. Значит, выбор один – на твой галс ложиться, Веселый Дик. Так что считай, свою закорючку я под контрактом черкнул!
– Жаль, нет пера и бумаги, – ухмыльнулся Кроуфорд. – Так что пока у нас все на словах. Но ведь слово джентльмена крепче каната. Договорились, значит. Тогда, ребята, вперед, задело!
Харт участия в беседе не принимал. Сложив руки на груди, Уильям стоял поодаль и размышлял о том, что какое-то гнетущее предчувствие давит ему на сердце, только он никак не может понять, что это. Он стоял и, не слыша торга с пленником, все копался в себе и, наконец, сообразил, что ему так не нравится. Он понял, что угнетает его, как ни странно, поведение именно сэра Фрэнсиса, а не Потрошителя или, например, Амбулена. В какой-то момент его осенило, и он понял, что, кажется, разгадал, откуда у Кроуфорда такая странная власть над людьми. Сначала Господь Бог даровал людям свободу. Люди утратили ее, желая знать, что такое не только добро, но и зло. Но зло оказалось сильнее добра – потому что добрый поступок связан с умалением себя, а злой – с уничтожением другого. Тогда Бог выкупил их дорогой ценой из рабства собственных страстей и иллюзий. Он пришел и восстановил поврежденную природу человека. Даровал новую, совершенную свободу – свободу от необходимости делать зло. Но Бог снова оставил людям выбор – делать зло во имя себя или творить добро во имя любви. Но для многих этот выбор оказался слишком тяжел и неприятен. Ведь за каждый поступок нужно отвечать, над каждым нужно думать, как поступить. Но некоторые из людей научились с открытым забралом смотреть выбору в лицо. Таких людей, неважно, были они злы или добры, люди потрусливее назвали сильными личностями, лидерами и говорили, что у них есть харизма – сила или благодать, мало задумываясь о том, что истинная харизма – тоже дар Божий, посему зла в ней нет.
И тогда слабые люди начали, может, даже не думая об этом так прямо, приходить к сильным и говорить: «Возьми на себя мой выбор, а взамен скажи мне, что я счастлив и прав». Так псы приползают к самому сильному кобелю и, припадая на передние лапы, виляют хвостом, подтверждая право вожака решать судьбу стаи. Сильные люди, лидеры приняли на себя бремя чужого выбора, а взамен потребовали, может быть, тоже не понимая этого так прямо, полной зависимости от их воли и полного согласия на все, что они предложат. Так от века к веку происходит сделка между людьми – слабые отдают сильному право решать за них, в ответ теряя только самих себя. Но человек свободен, и стоит однажды почувствовать это, ощутить, что истинная свобода – это свобода от желания делать зло и любить только себя, как ты снова станешь самим собой. Пираты сами отдавали Кроуфорду власть над своими жизнями. А Кроуфорд брал и не отдавал. Кроуфорд хотел играть только свои пьесы. И поэтому первыми гибли те, кто шел ему наперекор.
Уильям сделал шаг назад и снова взглянул на разыгрывающуюся перед ним сцену. В усилившемся ветре пламя на ветках металось и рвалось в небо, странные тени плясали на лицах людей, высвечивая в них то страх, то жадность, то гордость, то тоску. Не было в них лишь милосердия и сочувствия – души их были крепко заперты изнутри. «Как вампиры, – прошептал Харт, и ему стало противно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73