Отец был приверженцем закона и не мог не понимать, что, по мнению большинства, законной наследницей короны была Мария. Ситуация была экстраординарная: если Мария – законна, значит, Елизавета – нет. Король, желавший жениться на Анне Болейн, объявил свой более чем двадцатилетний брак с Катериной Арагонской незаконным. По самой простой логике выходило, что если брак с Катериной был законен, то тогда незаконен был брак с Анной Болейн, а значит, ребенок от Анны, Елизавета, была незаконнорожденной. Моя семья из преданности Болейнам и стремления к процветанию должна была бы полагать, что незаконен брак с Катериной; однако отец прежде всего был прагматик и мыслил логически, следовательно, у него были определенные трудности с признанием Елизаветы законной наследницей короны.
Он высказал предположение матери, что Нортумберлэнд попытается посадить на трон леди Джейн Грей. У нее были определенные притязания, поскольку ее бабка – сестра самого Генри VIII, однако ее притязания на трон признали бы очень немногие. Католическая оппозиция была сильна и стояла за спиной Марии, поэтому неудивительно, что болезнь юного короля Эдварда столь беспокоила моего отца.
Однако он не встал на сторону Нортумберлэнда. Как мог он, будучи женат на одной из Болейнов, встать на сторону кого-то, кроме Елизаветы? А Елизавета была дочерью короля, следовательно, несомненно, выше происхождением, чем леди Джейн Грей. К несчастью, Мария – дочь испанской принцессы и яростная католичка – также была дочерью короля.
То были дни, когда приходилось быть настороже. Герцог Нортумберлэнд поставил на карту леди Джейн Грей, поженив ее со своим сыном, лордом Джилфордом Дадли.
Таково было положение вещей на последний год правления юного короля. Мне тогда было двенадцать лет. Мои сестры, так же, как и я, все более прислушивались к слухам, распространяемым слугами, в особенности к тем, что касались нашей знаменитой кузины – Елизаветы. Через эти слухи у нас сложился иной образ кузины, чем из рассказов матери: то была уже не прилежная ученица, знавшая латынь и греческий, которую ставили в пример ее менее добродетельным и умным кузинам Ноллис.
После смерти короля Генри VIII она была отослана к мачехе, Катарине Парр, в замок Дувр в Челси, а Катарина в то время уже вышла замуж за Томаса Сеймура – одного из красивейших мужчин Англии.
– Поговаривают, – поведал нам один из слуг, – что он неравнодушен к принцессе Елизавете.
Мое воображение всегда будоражили слухи. Большая часть их, конечно, могла рассматриваться как пустые сплетни, однако мне всегда думалось, что в каждом слухе есть доля истины. Как бы то ни было, «поговаривали» о том, что между мужем Катарины Парр и Елизаветой существовала связь, неподобающая ни положению, ни характеру Елизаветы. Будто бы он пробирался в ее спальню и щекотал ее, а она убегала от него с криком, но то был не крик испуга или возмущения, то было приглашение к продолжению игры. И будто бы однажды в саду, когда на Елизавете было новое шелковое платье, он, подстрекаемый женой, схватил ее и изрезал платье ножницами в клочья.
Слуги обычно жалели Катарину: «Бедняжка Катарина Парр», – говорили они. Знали ли Катарина обо всем этом?
Скорее всего, да, и принимала участие в этих игривых приключениях именно затем, чтобы придать им вид респектабельности.
Мне нравилось представлять прилежную и чинную Елизавету, за которой гоняется по спальне ее отчим, или представлять себе ее в изрезанном на куски платье, или как ее щекочет до смеха игривый Сеймур, в то время как его беременная жена пыталась преподнести дело так, будто игривость – в их семейной традиции.
Когда, наконец, Катарине удалось поймать мужа во время поцелуя, весьма далекого от родственного, с юной принцессой, и она отказалась – или не смогла – более притворяться, то Елизавете пришлось покинуть замок.
Естественно, после ее отъезда поползли слухи, и ее сопровождал скандал. Были, в том числе, и такие слухи, что некоторое время спустя принцесса родила прекрасную крошечную девочку, которая была дочерью Сеймура.
Были, правда, существенные доводы в противовес этому, и это казалось маловероятным, но как интересно и интригующе все это звучало для нас, девчонок, которые провели юные годы под тенью примера добродетельной Елизаветы!
Не так много времени спустя мы узнали, что Томас Сеймур, вовлеченный в политические интриги, был брошен в темницу, а затем обезглавлен. Тем временем юный король Эдвард угасал. Дадли вынудил его подписать завещание, лишавшее права на трон как Марию, так и Елизавету, и провозглашавшее леди Джейн Грей единственной законной преемницей власти. К тому времени она была замужем за лордом Джилфордом. Я часто размышляла нам этим. С тем же успехом женихом ее мог бы быть избран брат Джилфорда, Роберт, хотя тот уже совершил безрассудство (или как было иначе назвать это в виду разыгравшихся позже событий?), женившись на дочери сэра Джона Робсарта. Вскоре он, конечно, устал от нее, но это уже другая история.
Я часто пугалась одной вероятности такого выбора судьбы, пади он на Роберта. Тогда жизнь моя и жизнь Елизаветы Тюдор была бы совершенно иной. Конечно, Роберт был бы предпочтительнее слабого и менее красивого Джилфорда, так как Роберт был выдающейся личностью уже в юности. Бог свидетель – он очень скоро стал самой яркой звездой при дворе и оставался ею до самой своей смерти. И Бог же миловал Роберта стать мужем злополучной леди Джейн Грей. Эта судьба предназначалась его младшему брату Джилфорду.
Как известно, после смерти молодого короля Нортумберлэнд возвел на престол леди Джейн, но, бедняжка, она правила лишь девять дней до победы Марии Католички.
Отец не вмешивался в конфликт. Победа Марии, законной наследницей престола она была или нет, была для него несчастьем, однако не мог он поддерживать и протестантку Джейн. В его глазах ее восхождение на трон было незаконным. Он желал видеть на троне лишь Елизавету. Поэтому он поступил мудро; удалился от двора и не принимал участия в интригах.
Когда стало ясно, что краткое правление Джейн окончено и она вместе с Джилфордом, Робертом и их отцом была брошена в Тауэр, нас всех собрали в большой зале и объявили, что нашей семье небезопасно далее оставаться в Англии. Наступили черные дни для протестантов; позиции принцессы Елизаветы были очень непрочны, а так как было известно, что она приходится нам родней, то отец сделал вывод, что нужно бежать за границу.
Не прошло и нескольких дней, как мы уже всей семьей были на пути в Германию.
Мы оставались в Германии пять лет, и то были годы моего взросления: из девчушки я стала женщиной и начала понимать непрочность и неудовлетворительность нашего существования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Он высказал предположение матери, что Нортумберлэнд попытается посадить на трон леди Джейн Грей. У нее были определенные притязания, поскольку ее бабка – сестра самого Генри VIII, однако ее притязания на трон признали бы очень немногие. Католическая оппозиция была сильна и стояла за спиной Марии, поэтому неудивительно, что болезнь юного короля Эдварда столь беспокоила моего отца.
Однако он не встал на сторону Нортумберлэнда. Как мог он, будучи женат на одной из Болейнов, встать на сторону кого-то, кроме Елизаветы? А Елизавета была дочерью короля, следовательно, несомненно, выше происхождением, чем леди Джейн Грей. К несчастью, Мария – дочь испанской принцессы и яростная католичка – также была дочерью короля.
То были дни, когда приходилось быть настороже. Герцог Нортумберлэнд поставил на карту леди Джейн Грей, поженив ее со своим сыном, лордом Джилфордом Дадли.
Таково было положение вещей на последний год правления юного короля. Мне тогда было двенадцать лет. Мои сестры, так же, как и я, все более прислушивались к слухам, распространяемым слугами, в особенности к тем, что касались нашей знаменитой кузины – Елизаветы. Через эти слухи у нас сложился иной образ кузины, чем из рассказов матери: то была уже не прилежная ученица, знавшая латынь и греческий, которую ставили в пример ее менее добродетельным и умным кузинам Ноллис.
После смерти короля Генри VIII она была отослана к мачехе, Катарине Парр, в замок Дувр в Челси, а Катарина в то время уже вышла замуж за Томаса Сеймура – одного из красивейших мужчин Англии.
– Поговаривают, – поведал нам один из слуг, – что он неравнодушен к принцессе Елизавете.
Мое воображение всегда будоражили слухи. Большая часть их, конечно, могла рассматриваться как пустые сплетни, однако мне всегда думалось, что в каждом слухе есть доля истины. Как бы то ни было, «поговаривали» о том, что между мужем Катарины Парр и Елизаветой существовала связь, неподобающая ни положению, ни характеру Елизаветы. Будто бы он пробирался в ее спальню и щекотал ее, а она убегала от него с криком, но то был не крик испуга или возмущения, то было приглашение к продолжению игры. И будто бы однажды в саду, когда на Елизавете было новое шелковое платье, он, подстрекаемый женой, схватил ее и изрезал платье ножницами в клочья.
Слуги обычно жалели Катарину: «Бедняжка Катарина Парр», – говорили они. Знали ли Катарина обо всем этом?
Скорее всего, да, и принимала участие в этих игривых приключениях именно затем, чтобы придать им вид респектабельности.
Мне нравилось представлять прилежную и чинную Елизавету, за которой гоняется по спальне ее отчим, или представлять себе ее в изрезанном на куски платье, или как ее щекочет до смеха игривый Сеймур, в то время как его беременная жена пыталась преподнести дело так, будто игривость – в их семейной традиции.
Когда, наконец, Катарине удалось поймать мужа во время поцелуя, весьма далекого от родственного, с юной принцессой, и она отказалась – или не смогла – более притворяться, то Елизавете пришлось покинуть замок.
Естественно, после ее отъезда поползли слухи, и ее сопровождал скандал. Были, в том числе, и такие слухи, что некоторое время спустя принцесса родила прекрасную крошечную девочку, которая была дочерью Сеймура.
Были, правда, существенные доводы в противовес этому, и это казалось маловероятным, но как интересно и интригующе все это звучало для нас, девчонок, которые провели юные годы под тенью примера добродетельной Елизаветы!
Не так много времени спустя мы узнали, что Томас Сеймур, вовлеченный в политические интриги, был брошен в темницу, а затем обезглавлен. Тем временем юный король Эдвард угасал. Дадли вынудил его подписать завещание, лишавшее права на трон как Марию, так и Елизавету, и провозглашавшее леди Джейн Грей единственной законной преемницей власти. К тому времени она была замужем за лордом Джилфордом. Я часто размышляла нам этим. С тем же успехом женихом ее мог бы быть избран брат Джилфорда, Роберт, хотя тот уже совершил безрассудство (или как было иначе назвать это в виду разыгравшихся позже событий?), женившись на дочери сэра Джона Робсарта. Вскоре он, конечно, устал от нее, но это уже другая история.
Я часто пугалась одной вероятности такого выбора судьбы, пади он на Роберта. Тогда жизнь моя и жизнь Елизаветы Тюдор была бы совершенно иной. Конечно, Роберт был бы предпочтительнее слабого и менее красивого Джилфорда, так как Роберт был выдающейся личностью уже в юности. Бог свидетель – он очень скоро стал самой яркой звездой при дворе и оставался ею до самой своей смерти. И Бог же миловал Роберта стать мужем злополучной леди Джейн Грей. Эта судьба предназначалась его младшему брату Джилфорду.
Как известно, после смерти молодого короля Нортумберлэнд возвел на престол леди Джейн, но, бедняжка, она правила лишь девять дней до победы Марии Католички.
Отец не вмешивался в конфликт. Победа Марии, законной наследницей престола она была или нет, была для него несчастьем, однако не мог он поддерживать и протестантку Джейн. В его глазах ее восхождение на трон было незаконным. Он желал видеть на троне лишь Елизавету. Поэтому он поступил мудро; удалился от двора и не принимал участия в интригах.
Когда стало ясно, что краткое правление Джейн окончено и она вместе с Джилфордом, Робертом и их отцом была брошена в Тауэр, нас всех собрали в большой зале и объявили, что нашей семье небезопасно далее оставаться в Англии. Наступили черные дни для протестантов; позиции принцессы Елизаветы были очень непрочны, а так как было известно, что она приходится нам родней, то отец сделал вывод, что нужно бежать за границу.
Не прошло и нескольких дней, как мы уже всей семьей были на пути в Германию.
Мы оставались в Германии пять лет, и то были годы моего взросления: из девчушки я стала женщиной и начала понимать непрочность и неудовлетворительность нашего существования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107