Но он может являться и в образе козла… и тогда мы танцуем вокруг него. Ах! Я уже стара для танцев! Мое время прошло. Я уже ни на что не годна, разве что могу учить других, как варить зелья. Это случилось в ту ночь, когда они тащили меня к пруду. Они утопили бы меня тогда… если бы тот джентльмен не остановил их. С тех пор я стала немощной калекой. И все же я — ведьма, дитя мое, и никто не может помешать мне быть ею.
— Гранин, а я тоже ведьма?
— Пока еще нет.
— А я буду ею?
— Судя по тому, как ты появилась на свет…
— А как я появилась на свет? На траве? А мой отец — ведьмак?
Лицо Гранин приняло торжественное выражение.
— Говорят, дитя мое, что он самый великий… после Господа!
— Ангел?
— Нет, положи руку Тоби на спинку. Подойди поближе ко мне, еще ближе…
У Тамар перехватило дыхание.
— Скажи мне, Гранин, скажи мне…
— Твой отец, дитя, не кто иной, как сам сатана.
Наступил жаркий душный июль, и Тамар редко сидела дома, она забегала сюда, только чтобы стянуть краюху ржаного хлеба и кусок соленой рыбы. Но если старуха сидела одна, девочка садилась рядом с ней, чтобы потолковать, ей хотелось узнать все темные секреты дьявольских слов.
Понимать Гранин было нелегко. Иногда ее бормотание было столь неразборчиво, что даже стоя рядом с ней и испытывая тошноту от ее зловонного дыхания, различить все слова было трудно. Тамар выудила у нее лишь немногое. Зато теперь она знала главный секрет: люди боятся ее потому, что она — дочь сатаны.
Она бегала по лужайке, наслаждаясь, оттого что прохладная трава ласкала ее босые ноги, она шептала деревьям: «Я — дочь сатаны. Никто не может меня обидеть, потому что он оберегает меня».
Она любила уединение зеленого леса, с удовольствием собирала странные растения, показывала их старухе и спрашивала про их магические свойства. Но самое большое удовольствие доставлял ей город. Она останавливалась на улицах, разглядывала людей, прислушивалась к их разговорам. Ярмарки приводили ее в восторг, к тому же там можно было стащить кое-что из съестного. А иной раз незнакомцы, пораженные ее грациозностью и красотой, бросали ей монету. Она любила смотреть, как загружают и разгружают корабли. Она могла часами лежать на берегу, глядя на море, пытаясь представить себе, что там за полоской, где море встречается с небом.
Старый моряк из Хоу рассказывал ей про свои приключения в Испанском море. Она слушала его с интересом и задавала много вопросов. Они частенько сидели и толковали, ей казалось, будто у него в голове целый новый мир, а ключ к этому миру — его голос. Но однажды, когда она встретила моряка на улице, он прошел мимо, сделав вид, что не заметил ее. Она побежала за ним и ухватилась за его рукав. Он не прикрикнул на нее, не выругался, хотя преуспел в искусстве ругаться, а просто отвернулся от нее, осторожно высвободил свою руку и поспешил, опираясь на костыль, так быстро, как позволяла ему единственная нога. Она поняла, что случилось: он узнал, кто ее отец, и испугался.
Она бросилась на траву и зарыдала горько и злобно. Но в следующий раз, встретив старого моряка, она взглянула ему в лицо горящими глазами и выругала его. Он побледнел и заковылял прочь. Она чувствовала себя победительницей, теперь она знала, что он боялся маленькой темноглазой девочки сильнее, чем испанской инквизиции.
Однажды прошел слух, что испанцы высадились на Корнуолле, что Маусхоул в огне, а Пензанс осажден.
Тамар видела, как из Саунда вышли корабли на помощь корнуольцам. Для девочки, которая знала, что ее боятся больше, чем испанцев, это были волнующие дни.
Август был жаркий, и весь месяц Дрейк и Хокинс готовились к отплытию, а Тамар следила за ними.
Она на всю жизнь запомнила день, когда город узнал, что Дрейк и Хокинс погибли. Она увидела, что город облачился в траур, поняла, как народ любил своих героев. И Тамар поняла, что лучше, когда тебя любят, чем боятся. Потому что тот, кого боятся, одинок.
Она слушала, как люди говорят о Дрейке, а о ней не говорил никто. Она росла и становилась все более одинокой.
Однажды, когда в доме кроме нее были лишь ее мать и старуха, Люс заговорила о Дрейке.
— Я видела его много раз, — сказала она, восторженно вспоминая любимого всеми героя. — Помню однажды… это было в самое опасное время. Все мы ждали… ждали испанцев…
— И что же? — нетерпеливо спросила Тамар.
— Все были словно в лихорадке. Говорили, что у испанцев большие корабли, а у нас маленькие. Но что с того! У нас был он!
— И он был лучше всех! — воскликнула Тамар.
— Они шли в церковь… он и знатный лорд. Я пошла поглядеть на них… с Бетси. Я тогда была другая… — Ее глаза наполнились слезами, и она смахнула их шершавой рукой на свое залатанное платье. — Да, тогда я была не такая, как нынче. Волосы у меня были коротко подстрижены, как у мальчишки. Миссис говорила, что такие волосы — дар сатаны.
— Дар сатаны? — воскликнула Тамар, проводя рукой по своим пышным кудрям.
— И она остригла мне их. И Бетси тоже, хотя у Бетси волосы были не такие, как мои.
— Рассказывай дальше, — попросила Тамар.
— Мы пошли в церковь, и он был там. Я видела его. Он вышел со знатным лордом, женщины плакали, а мужчины бросали в воздух шляпы и кричали: «Попутного ветра вам, сэр Фрэнсис!» Вот уж не думала, что он умрет, а я еще буду жить.
— Расскажи еще, — сказала Тамар, — расскажи… расскажи… Расскажи мне про то время и про миссис Элтон.
По лицу Люс текли слезы.
— Я так часто думала о нем. Ни к чему мне было думать. Это было все равно, что искушать дьявола. Да, так оно и было. Я не просила многого… Просила лишь малого…
— Ну и глупо, — заявила Тамар, — надо было просить многого. Я непременно попрошу многого.
Люс повернулась к дочери.
— Ты не должна выходить ночью из дому, ночью надо сидеть взаперти. Не хочу, чтобы с тобой случилось то, что стряслось со мной. Будь осторожна. Я не хочу, чтобы ты попалась слишком молодой.
— Со мной ничего не случится! — вспыхнув, воскликнула Тамар.
— Ты сама не знаешь, что говоришь, дочка. Этого никто не может знать заранее. А потом, глядишь, уже поздно.
— А я знала бы.
— Поостерегись. Это может случиться внезапно, а потом будешь мучиться всю жизнь. — Она взглянула на свое платье. — Всю жизнь ходить в лохмотьях. А случиться это может, когда вовсе того не ждешь.
— Только не со мной! — отрезала Тамар. — Не найдется такой умник, кто сумеет поймать меня.
Большие корабли снова вошли в порт. Дрейка больше не было, Хокинса тоже, но другие люди заняли их место. Одним из них был сэр Уолтер Рейли, люди называли его наследником Дрейка. Весной, когда весь Плимут скорбел о Дрейке, в Саунде снаряжали флот. Назревали важные события, сюда прибыл лорд Ховард. Но всем было ясно, что времена переменились. Мужчины больше не собирались толпами возле кораблей, и Рейли привез в Плимут чужих моряков, которые не картавили мягко на девонский манер, мрачных чужеземцев, которых заставили служить на флоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Гранин, а я тоже ведьма?
— Пока еще нет.
— А я буду ею?
— Судя по тому, как ты появилась на свет…
— А как я появилась на свет? На траве? А мой отец — ведьмак?
Лицо Гранин приняло торжественное выражение.
— Говорят, дитя мое, что он самый великий… после Господа!
— Ангел?
— Нет, положи руку Тоби на спинку. Подойди поближе ко мне, еще ближе…
У Тамар перехватило дыхание.
— Скажи мне, Гранин, скажи мне…
— Твой отец, дитя, не кто иной, как сам сатана.
Наступил жаркий душный июль, и Тамар редко сидела дома, она забегала сюда, только чтобы стянуть краюху ржаного хлеба и кусок соленой рыбы. Но если старуха сидела одна, девочка садилась рядом с ней, чтобы потолковать, ей хотелось узнать все темные секреты дьявольских слов.
Понимать Гранин было нелегко. Иногда ее бормотание было столь неразборчиво, что даже стоя рядом с ней и испытывая тошноту от ее зловонного дыхания, различить все слова было трудно. Тамар выудила у нее лишь немногое. Зато теперь она знала главный секрет: люди боятся ее потому, что она — дочь сатаны.
Она бегала по лужайке, наслаждаясь, оттого что прохладная трава ласкала ее босые ноги, она шептала деревьям: «Я — дочь сатаны. Никто не может меня обидеть, потому что он оберегает меня».
Она любила уединение зеленого леса, с удовольствием собирала странные растения, показывала их старухе и спрашивала про их магические свойства. Но самое большое удовольствие доставлял ей город. Она останавливалась на улицах, разглядывала людей, прислушивалась к их разговорам. Ярмарки приводили ее в восторг, к тому же там можно было стащить кое-что из съестного. А иной раз незнакомцы, пораженные ее грациозностью и красотой, бросали ей монету. Она любила смотреть, как загружают и разгружают корабли. Она могла часами лежать на берегу, глядя на море, пытаясь представить себе, что там за полоской, где море встречается с небом.
Старый моряк из Хоу рассказывал ей про свои приключения в Испанском море. Она слушала его с интересом и задавала много вопросов. Они частенько сидели и толковали, ей казалось, будто у него в голове целый новый мир, а ключ к этому миру — его голос. Но однажды, когда она встретила моряка на улице, он прошел мимо, сделав вид, что не заметил ее. Она побежала за ним и ухватилась за его рукав. Он не прикрикнул на нее, не выругался, хотя преуспел в искусстве ругаться, а просто отвернулся от нее, осторожно высвободил свою руку и поспешил, опираясь на костыль, так быстро, как позволяла ему единственная нога. Она поняла, что случилось: он узнал, кто ее отец, и испугался.
Она бросилась на траву и зарыдала горько и злобно. Но в следующий раз, встретив старого моряка, она взглянула ему в лицо горящими глазами и выругала его. Он побледнел и заковылял прочь. Она чувствовала себя победительницей, теперь она знала, что он боялся маленькой темноглазой девочки сильнее, чем испанской инквизиции.
Однажды прошел слух, что испанцы высадились на Корнуолле, что Маусхоул в огне, а Пензанс осажден.
Тамар видела, как из Саунда вышли корабли на помощь корнуольцам. Для девочки, которая знала, что ее боятся больше, чем испанцев, это были волнующие дни.
Август был жаркий, и весь месяц Дрейк и Хокинс готовились к отплытию, а Тамар следила за ними.
Она на всю жизнь запомнила день, когда город узнал, что Дрейк и Хокинс погибли. Она увидела, что город облачился в траур, поняла, как народ любил своих героев. И Тамар поняла, что лучше, когда тебя любят, чем боятся. Потому что тот, кого боятся, одинок.
Она слушала, как люди говорят о Дрейке, а о ней не говорил никто. Она росла и становилась все более одинокой.
Однажды, когда в доме кроме нее были лишь ее мать и старуха, Люс заговорила о Дрейке.
— Я видела его много раз, — сказала она, восторженно вспоминая любимого всеми героя. — Помню однажды… это было в самое опасное время. Все мы ждали… ждали испанцев…
— И что же? — нетерпеливо спросила Тамар.
— Все были словно в лихорадке. Говорили, что у испанцев большие корабли, а у нас маленькие. Но что с того! У нас был он!
— И он был лучше всех! — воскликнула Тамар.
— Они шли в церковь… он и знатный лорд. Я пошла поглядеть на них… с Бетси. Я тогда была другая… — Ее глаза наполнились слезами, и она смахнула их шершавой рукой на свое залатанное платье. — Да, тогда я была не такая, как нынче. Волосы у меня были коротко подстрижены, как у мальчишки. Миссис говорила, что такие волосы — дар сатаны.
— Дар сатаны? — воскликнула Тамар, проводя рукой по своим пышным кудрям.
— И она остригла мне их. И Бетси тоже, хотя у Бетси волосы были не такие, как мои.
— Рассказывай дальше, — попросила Тамар.
— Мы пошли в церковь, и он был там. Я видела его. Он вышел со знатным лордом, женщины плакали, а мужчины бросали в воздух шляпы и кричали: «Попутного ветра вам, сэр Фрэнсис!» Вот уж не думала, что он умрет, а я еще буду жить.
— Расскажи еще, — сказала Тамар, — расскажи… расскажи… Расскажи мне про то время и про миссис Элтон.
По лицу Люс текли слезы.
— Я так часто думала о нем. Ни к чему мне было думать. Это было все равно, что искушать дьявола. Да, так оно и было. Я не просила многого… Просила лишь малого…
— Ну и глупо, — заявила Тамар, — надо было просить многого. Я непременно попрошу многого.
Люс повернулась к дочери.
— Ты не должна выходить ночью из дому, ночью надо сидеть взаперти. Не хочу, чтобы с тобой случилось то, что стряслось со мной. Будь осторожна. Я не хочу, чтобы ты попалась слишком молодой.
— Со мной ничего не случится! — вспыхнув, воскликнула Тамар.
— Ты сама не знаешь, что говоришь, дочка. Этого никто не может знать заранее. А потом, глядишь, уже поздно.
— А я знала бы.
— Поостерегись. Это может случиться внезапно, а потом будешь мучиться всю жизнь. — Она взглянула на свое платье. — Всю жизнь ходить в лохмотьях. А случиться это может, когда вовсе того не ждешь.
— Только не со мной! — отрезала Тамар. — Не найдется такой умник, кто сумеет поймать меня.
Большие корабли снова вошли в порт. Дрейка больше не было, Хокинса тоже, но другие люди заняли их место. Одним из них был сэр Уолтер Рейли, люди называли его наследником Дрейка. Весной, когда весь Плимут скорбел о Дрейке, в Саунде снаряжали флот. Назревали важные события, сюда прибыл лорд Ховард. Но всем было ясно, что времена переменились. Мужчины больше не собирались толпами возле кораблей, и Рейли привез в Плимут чужих моряков, которые не картавили мягко на девонский манер, мрачных чужеземцев, которых заставили служить на флоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74