немые и потрясенные до глубины души, они невольно вздрогнули и обменялись энергичным рукопожатием.
Помимо воли сердца отца и сына бились в такт ударам колокола, дрожащие звуки которого протяжно вибрировали в ночном мраке.
При последнем Ударе Дагобер сказал сыну твердым голосом:
— Полночь!.. Обними меня… и вперед!
Отец и сын обнялись. Минута была решительная и торжественная.
— Теперь, батюшка, — сказал Агриколь, — надо действовать смело и хитро, как действуют воры, взламывающие сейф!
Говоря это, кузнец вынул из мешка крюк и веревку. Дагобер вооружился железной полосой, и оба осторожно двинулись к маленькой калитке, помещавшейся недалеко от угла, где соединялись улица и бульвар. Время от времени она останавливались и прислушивались, стараясь различить, нет ли иных звуков, кроме шума ветра и дождя.
Ночь по-прежнему была довольно светлой. Подойдя к калитке, они сумели разглядеть, что доски были очень стары и казались непрочными.
— Хорошо, — заметил Агриколь, — она сразу уступит!
И кузнец хотел уже нажать могучим плечом на дверь, как вдруг Угрюм глухо заворчал и, казалось, готов был сделать стойку.
Дагобер знаком заставил собаку замолчать и, схватив сына за руку, шепнул:
— Не трогайся… Угрюм кого-то почуял там в саду.
Несколько минут они стояли неподвижно, чутко вслушиваясь, настороже, сдерживая дыхание… Собака, послушная воле хозяина, не ворчала больше, но сильно волновалась, хотя ничего не было слышно.
— Собака ошиблась, — шепнул Агриколь.
— А я уверен, что нет! Не двигайся…
Через несколько минут Угрюм лег на землю и насколько мог просунул морду под калитку, тяжело дыша.
— Идут, — шепнул Дагобер сыну.
— Отойдем! — сказал Агриколь.
— Нет, послушаем. Успеем убежать, когда отворят дверь… Сюда, Угрюм… сюда.
Послушная собака отошла от калитки и легла у ног хозяина. Через несколько секунд послышались тяжелые шаги, шлепающие по лужам, солдат и кузнец не могли различить слова из-за воя ветра.
— Это обход, о котором говорила Горбунья, — сказал Агриколь.
— Отлично… Раньше двух часов они в другой раз не пойдут… У нас есть, значит, впереди часа два времени… Дело теперь почти верное…
Вскоре шагов не стало слышно: они удалились в глубину сада.
— Ну, теперь, не теряя времени, давай отворять дверь, — сказал минут через десять Дагобер сыну. — Они ушли далеко.
Агриколь с силой уперся в дверь плечом и толкнул ее; однако она не поддавалась, несмотря на ветхость.
— Проклятие! — сказал Агриколь. — Наверное, она сзади держится на засове. Иначе бы эти старые доски не устояли.
— Как же быть?
— Я влезу на стену с помощью крюка и веревки и отворю ее с той стороны.
Говоря это, Агриколь взял веревку, и после многих попыток ему удалось зацепить крюк за стену.
— Теперь, отец, помоги мне подняться, а затем я взберусь по веревке, сверху перекину веревку на ту сторону и живо буду там.
Солдат прислонился к стене, сложив руки, а сын, ловким движением опираясь на них, а потом на крепкие плечи отца, с помощью веревки, через минуту был уже на стене. Несчастный не подозревал, что на ее гребне были насыпаны осколки стекол от разбитых бутылок, которыми он порезал себе руки и ноги. Но, боясь испугать отца, кузнец сдержал невольный крик боли и, перекинув веревку, спустился по ней в сад. Тотчас же он подбежал к калитке, которая, действительно, была закрыта на громадный железный засов. Но замок был настолько плох, что одно сильное движение Агриколя — и он слетел. Засов отодвинулся, дверь отворилась — и Дагобер вместе с Угрюмом очутились в саду.
— Теперь, — сказал солдат сыну, — благодаря тебе главное сделано… Вот надежный путь для побега наших пленниц… Нам остается только добраться до них без помехи… Угрюм пойдет вперед разведчиком… Иди, собака, иди… и главное молчи… ни звука.
Умное животное сделало несколько шагов, прислушиваясь и поводя носом с осторожностью и внимательностью настоящей ищейки.
При бледном свете луны, задернутой облаками, Дагобер и его сын увидали несколько длинных аллей. Не зная, по какой из них идти, Агриколь дал совет отцу держаться стены, которая, несомненно, приведет их к какому-нибудь зданию.
— Верно… пойдем по траве… а не по грязной аллее — меньше будет шума, — сказал солдат.
Они пошли рядом с аллеей, тянувшейся близ стены; Угрюм бежал впереди. Время от времени все они останавливались и прислушивались, прежде чем продолжать путь мимо колеблемых ветром деревьев и кустарников, которые принимали при лунном свете причудливые формы.
Пробило половину первого, когда они дошли до железной решетки, отделявшей собственный сад настоятельницы. Сюда-то и забралась утром Горбунья, чтобы поговорить с мадемуазель де Кардовилль.
Через решетку Агриколь и его отец разглядели забор, стоявший на месте воздвигающейся постройки, а за ним небольшой четырехугольный павильон.
— Вот там, верно, и есть павильон сумасшедшего дома, где находится мадемуазель де Кардовилль.
— А здание, где помещаются Роза и Бланш, должно быть, напротив него, — сказал Дагобер. — Только нам отсюда не видать их окон. Бедные девочки… они тут… бедняжки… в горе, в слезах! — прибавил он с волнением.
— Только бы калитка не была заперта, — сказал Агриколь.
— А может… ведь это внутри сада…
— Пойдем потихоньку.
Через несколько минут они достигли двери, запертой только на задвижку. Дагобер хотел ее отворить, но Агриколь его удержал:
— Смотри, чтобы она не заскрипела!
— Как ее лучше отворять, сразу или потихоньку?
— Пусти меня, я это сделаю!
И Агриколь так быстро отворил дверь, что она еле скрипнула. Но как ни слаб был этот звук, он раздался в ночной тиши очень ясно, потому что как раз в этот момент ветер стих.
Агриколь и Дагобер замерли на месте… Они боялись переступить за порог калитки, чтобы не закрыть себе путь к отступлению. Но все было спокойно, нигде ничего не слышно. Успокоившись, Агриколь и его отец вошли в сад настоятельницы.
Как только Угрюм попал за решетку, он начал выказывать величайшую радость. Он прыжками достиг места, где утром Роза говорила с мадемуазель де Кардовилль, затем, обнюхав траву, начал бегать, нюхая землю и подымая нос кверху, как охотничья собака, напавшая на след.
Дагобер и Агриколь дали полную волю животному, следя с тревогой и надеждой за его движениями и вполне полагаясь на инстинкт Угрюма и привязанность к сиротам.
— Должно быть, Роза стояла тут, когда Горбунья ее видела, — шепнул Дагобер. — Теперь Угрюм напал на след, пусть ищет.
Через несколько секунд собака обернулась, взглянула на Дагобера и вихрем понеслась к дверям нижнего этажа здания, расположенного против павильона мадемуазель де Кардовилль. Добежав до дверей, собака легла, как бы поджидая хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Помимо воли сердца отца и сына бились в такт ударам колокола, дрожащие звуки которого протяжно вибрировали в ночном мраке.
При последнем Ударе Дагобер сказал сыну твердым голосом:
— Полночь!.. Обними меня… и вперед!
Отец и сын обнялись. Минута была решительная и торжественная.
— Теперь, батюшка, — сказал Агриколь, — надо действовать смело и хитро, как действуют воры, взламывающие сейф!
Говоря это, кузнец вынул из мешка крюк и веревку. Дагобер вооружился железной полосой, и оба осторожно двинулись к маленькой калитке, помещавшейся недалеко от угла, где соединялись улица и бульвар. Время от времени она останавливались и прислушивались, стараясь различить, нет ли иных звуков, кроме шума ветра и дождя.
Ночь по-прежнему была довольно светлой. Подойдя к калитке, они сумели разглядеть, что доски были очень стары и казались непрочными.
— Хорошо, — заметил Агриколь, — она сразу уступит!
И кузнец хотел уже нажать могучим плечом на дверь, как вдруг Угрюм глухо заворчал и, казалось, готов был сделать стойку.
Дагобер знаком заставил собаку замолчать и, схватив сына за руку, шепнул:
— Не трогайся… Угрюм кого-то почуял там в саду.
Несколько минут они стояли неподвижно, чутко вслушиваясь, настороже, сдерживая дыхание… Собака, послушная воле хозяина, не ворчала больше, но сильно волновалась, хотя ничего не было слышно.
— Собака ошиблась, — шепнул Агриколь.
— А я уверен, что нет! Не двигайся…
Через несколько минут Угрюм лег на землю и насколько мог просунул морду под калитку, тяжело дыша.
— Идут, — шепнул Дагобер сыну.
— Отойдем! — сказал Агриколь.
— Нет, послушаем. Успеем убежать, когда отворят дверь… Сюда, Угрюм… сюда.
Послушная собака отошла от калитки и легла у ног хозяина. Через несколько секунд послышались тяжелые шаги, шлепающие по лужам, солдат и кузнец не могли различить слова из-за воя ветра.
— Это обход, о котором говорила Горбунья, — сказал Агриколь.
— Отлично… Раньше двух часов они в другой раз не пойдут… У нас есть, значит, впереди часа два времени… Дело теперь почти верное…
Вскоре шагов не стало слышно: они удалились в глубину сада.
— Ну, теперь, не теряя времени, давай отворять дверь, — сказал минут через десять Дагобер сыну. — Они ушли далеко.
Агриколь с силой уперся в дверь плечом и толкнул ее; однако она не поддавалась, несмотря на ветхость.
— Проклятие! — сказал Агриколь. — Наверное, она сзади держится на засове. Иначе бы эти старые доски не устояли.
— Как же быть?
— Я влезу на стену с помощью крюка и веревки и отворю ее с той стороны.
Говоря это, Агриколь взял веревку, и после многих попыток ему удалось зацепить крюк за стену.
— Теперь, отец, помоги мне подняться, а затем я взберусь по веревке, сверху перекину веревку на ту сторону и живо буду там.
Солдат прислонился к стене, сложив руки, а сын, ловким движением опираясь на них, а потом на крепкие плечи отца, с помощью веревки, через минуту был уже на стене. Несчастный не подозревал, что на ее гребне были насыпаны осколки стекол от разбитых бутылок, которыми он порезал себе руки и ноги. Но, боясь испугать отца, кузнец сдержал невольный крик боли и, перекинув веревку, спустился по ней в сад. Тотчас же он подбежал к калитке, которая, действительно, была закрыта на громадный железный засов. Но замок был настолько плох, что одно сильное движение Агриколя — и он слетел. Засов отодвинулся, дверь отворилась — и Дагобер вместе с Угрюмом очутились в саду.
— Теперь, — сказал солдат сыну, — благодаря тебе главное сделано… Вот надежный путь для побега наших пленниц… Нам остается только добраться до них без помехи… Угрюм пойдет вперед разведчиком… Иди, собака, иди… и главное молчи… ни звука.
Умное животное сделало несколько шагов, прислушиваясь и поводя носом с осторожностью и внимательностью настоящей ищейки.
При бледном свете луны, задернутой облаками, Дагобер и его сын увидали несколько длинных аллей. Не зная, по какой из них идти, Агриколь дал совет отцу держаться стены, которая, несомненно, приведет их к какому-нибудь зданию.
— Верно… пойдем по траве… а не по грязной аллее — меньше будет шума, — сказал солдат.
Они пошли рядом с аллеей, тянувшейся близ стены; Угрюм бежал впереди. Время от времени все они останавливались и прислушивались, прежде чем продолжать путь мимо колеблемых ветром деревьев и кустарников, которые принимали при лунном свете причудливые формы.
Пробило половину первого, когда они дошли до железной решетки, отделявшей собственный сад настоятельницы. Сюда-то и забралась утром Горбунья, чтобы поговорить с мадемуазель де Кардовилль.
Через решетку Агриколь и его отец разглядели забор, стоявший на месте воздвигающейся постройки, а за ним небольшой четырехугольный павильон.
— Вот там, верно, и есть павильон сумасшедшего дома, где находится мадемуазель де Кардовилль.
— А здание, где помещаются Роза и Бланш, должно быть, напротив него, — сказал Дагобер. — Только нам отсюда не видать их окон. Бедные девочки… они тут… бедняжки… в горе, в слезах! — прибавил он с волнением.
— Только бы калитка не была заперта, — сказал Агриколь.
— А может… ведь это внутри сада…
— Пойдем потихоньку.
Через несколько минут они достигли двери, запертой только на задвижку. Дагобер хотел ее отворить, но Агриколь его удержал:
— Смотри, чтобы она не заскрипела!
— Как ее лучше отворять, сразу или потихоньку?
— Пусти меня, я это сделаю!
И Агриколь так быстро отворил дверь, что она еле скрипнула. Но как ни слаб был этот звук, он раздался в ночной тиши очень ясно, потому что как раз в этот момент ветер стих.
Агриколь и Дагобер замерли на месте… Они боялись переступить за порог калитки, чтобы не закрыть себе путь к отступлению. Но все было спокойно, нигде ничего не слышно. Успокоившись, Агриколь и его отец вошли в сад настоятельницы.
Как только Угрюм попал за решетку, он начал выказывать величайшую радость. Он прыжками достиг места, где утром Роза говорила с мадемуазель де Кардовилль, затем, обнюхав траву, начал бегать, нюхая землю и подымая нос кверху, как охотничья собака, напавшая на след.
Дагобер и Агриколь дали полную волю животному, следя с тревогой и надеждой за его движениями и вполне полагаясь на инстинкт Угрюма и привязанность к сиротам.
— Должно быть, Роза стояла тут, когда Горбунья ее видела, — шепнул Дагобер. — Теперь Угрюм напал на след, пусть ищет.
Через несколько секунд собака обернулась, взглянула на Дагобера и вихрем понеслась к дверям нижнего этажа здания, расположенного против павильона мадемуазель де Кардовилль. Добежав до дверей, собака легла, как бы поджидая хозяина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151