В 1996 году она неожиданно подала заявление об уходе, не доработав до пенсии всего один год, и начала ссужать деньгами российских предпринимателей... Теперь о Глаше... Она также работала в музее Революции гардеробщицей и уволилась в том же году. Среди сотрудников Глаша слыла женщиной малоразговорчивой, однако, ходили упорные слухи, что она из семьи видных революционеров, погибших во время сталинских репрессий... Я покопался в ее документах и вот, что выяснил... Глаша родилась в 1935 году, видимо, в лагере, там какая-то сложная номерная аббревиатура. Ее мать проходила по статье "враг народа", однако имя ее везде замазано цензурной краской. В папке дела сохранился пожелтевший листок бумаги, анонимный донос. Неизвестный доброжелатель вспоминает лето 1911 года в Лонжюмо, и пишет, что все ценности, экспроприированные у мировой буржуазии, переправлялись куда-то на аэропланах, а отвечали за эту операцию некий Поэт и его любовница. Доносчик клялся, что ему достоверно известно, что эта женщина писала дневники, и указала в них, где спрятаны партийные деньги... Есть у меня подозрение, что Глаша нашла дневники своей матери, и из гардеробщицы стала миллионершей. А Эмму Францевну она использовала в качестве финансового директора, так как по своей малограмотности не знала, как связаться с зарубежным банком и возобновить работу анонимного счета.
- А вот и замечательный мотив, - продолжил Аркадий Борисович. Влад намекнул на утечку информации через своего добровольного помощника, а Глаша подумала на Эмму Францевну, так как Лиза уже была мертва. И думаю, Глаша помогла ей покончить жизнь самоубийством с помощью своей настойки. Ведь именно она передала Лизе письмо от Влада, в котором тот просил открыть ему тайну счета.
Все отшатнулись от Глаши.
- Ну вот, на бедную Глашу все шишки валить, - теребила она концы своего головного платочка. - Коли нет других доказательств, так можно все выдумать про дневники и про убийство. Свидетелей-то - нет!
- Я - свидетель, - сказал Лев Бенедиктович.
Все опять обернулись к нему.
- Я совсем засиделся в шкафу... Вы, Федор Федорович, в курсе... И когда услышал звон посуды в час ночи, решил прогуляться, посмотреть, в чем дело. С верхней площадки парадной лестницы в лунном свете мне было видно, как Глаша тащит по полу какой-то сверток. Вскоре она вернулась со свечой и обыскала ступеньки и пол фойе. Она подобрала обломок свечи и домашнюю туфлю с помпоном и скрылась в коридоре. Но мне и в голову тогда не могло прийти, что свертком было тело Эммы Францевны. Глаша, под каким предлогом Вы заставили барыню спуститься вниз?
Не дожидаясь конца фразы Галицкого, Глаша сорвалась с места, и хромым вихрем понеслась к входной двери, распахнула створки и скрылась в темноте. Никто не шелохнулся, все застыли в каком-то столбняке. Один Гоша не растерялся, он бросился вслед за домоправительницей. Он радостно лаял и путался у нее под ногами, думая, что с ним играют в догонялки.
На крыльце раздался короткий вскрик, Гоша замолчал. Мы очнулись от столбняка и выбежали к колоннам портика. Внизу, у ступеней лежала навзничь Глаша, ее пальцы судорожно царапали землю. Аркадий Борисович проворно спустился к ней и заглянул ей в лицо, приподняв голову.
- Ну вот, - тяжело вздохнул он. - Еще один кандидат в богадельню. Машину скорой помощи в такое время суток вызывать - дело безнадежное в наших краях. Кто поможет отвезти Глашу ко мне в больницу?
Вызвался Влад. Они с доктором аккуратно загрузили домоправительницу и уехали. Ариадна и отец Митрофаний побрели в деревню в домик при церкви. Дядя Осип ушел к себе, в надежде хоть чуть-чуть поспать. Галицкий предложил отвезти нас с Федором в столицу.
Я решила захватить с собой шкатулку для рукоделия, которая стояла в будуаре Эммы Францевны на изящном столике. Сундучок имел внушительные размеры, стенки и крышку его украшала затейливая инкрустация из разных пород дерева и перламутра. Шкатулка была заперта, маленький ключик болтался, привязанный шнурком, на ручке. Федор поднял сундучок, удивился и сказал, что, судя по весу, рукоделием мне придется заниматься всю жизнь, а, может быть, и дольше.
К моему дому мы подкатили уже на рассвете. Лев Бенедиктович помог нам занести вещи в квартиру. Федор с чувством пожал ему на прощание руку и сказал, что с большим удовольствием возьмет его к себе в отдел на работу.
В квартире все было в порядке, никаких признаков потопа или других стихийных бедствий, которые обрушиваются на жилплощадь в отсутствие хозяев, не наблюдалось. Мы попили чаю, и острый приступ любопытства победил меня.
В торжественном молчании, я отвязала ключик, повернула его в замке и откинула крышку шкатулки. Чего в ней только не было: кольца, ожерелья, серьги, броши, камеи и многое другое, применение которому трудно найти в повседневной жизни. Была там и ривера из черных бриллиантов, а на самом дне лежали мой паспорт с пустым квадратом вместо фотографии и компьютерная дискета.
- Я, кажется, догадываюсь, что может быть на этой дискете, присвистнул Федор.
- И что же ты думаешь по этому поводу?
- Не было ни гроша, да вдруг - алтын.
Один знакомый пудель по кличке Алтын утверждает, что варварский обычай приносить в дом срубленные елки, наряжать их игрушками и водить вокруг хороводы, связан с тем, что люди не до конца победили в себе мистический ужас перед явлениями природы. Украшая деревья и поклоняясь им, двуногие создания, тем самым, задабривают языческих богов. Слабые существа, они не понимают, что таким примитивным способом стихию не ублажить и счастья не выпросить!
Глава 20
Гоша сидел у окна и с интересом наблюдал за полетом снежинок. К утру обещали снегопад. Самая подходящая погода для встречи Нового года.
В оконном фонаре стояла высоченная елка в шарах и лампочках, сохранившихся еще со времен моего детства. За бабушкиным обеденным столом, раздвинутым на полную мощность, сидели Аркадий Борисович, Галицкий, Ариадна, бывший священнослужитель отец Митрофаний, который в миру оказался Андреем, Влад с очередной фотомоделью, Федор и я. Со стороны кухни доносились рулады на тему арии Фигаро из "Севильского цирюльника" в исполнении дяди Осипа, и тянуло чем-то невообразимо вкусным.
Диктор телевидения напомнил, что до полуночи осталось несколько минут.
- Дядя Осип, идите скорей, шампанское сохнет! - гаркнул Федор, и у всех заложило уши.
Повар примчался, на ходу снимая белый фартук и колпак. Стрелки на часах совместились, шампанское выстрелило и запенилось в фужерах. Все стали чокаться, кричать: "С Новым годом, с новым счастьем", обниматься и целоваться, особенно в этом усердствовали Ариадна и Андрей.
Когда страсти поутихли, и гости выпили и вкусно закусили, дядя Осип поинтересовался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45