Он с детства ни на чем не катался и сейчас просто-напросто боялся за свое сердце. Уйти? Но почему-то было стыдно перед девушкой. Подумает, что он струсил. Какая глупость…
Коньшин не успел и опомниться, как увидел, что девушка с парнем уже висят у него над головой, а он сам сидит в автомобильчике и служитель застегивает у него на поясе, как в самолете, ремни.
И дальше понеслось! Вверх, до самого неба; вниз, в пропасть. Вокруг кричали, кричали не понарошку, а по-настоящему, от страха, от ужаса. И Коньшин тоже закричал от ужаса. Никогда в жизни Петр Кириллович не испытывал такого страха. Даже тогда ночью, в далекой юности, когда, гуляя с девушкой в лесу, он нос в нос столкнулся с человеком, у которого в груди торчал нож. Человек шел, хватаясь за деревья, и в груди его торчал нож. Человек шел беззвучно, так тихо, что девушка ничего не заметила, и Коньшин пошел так же тихо, цепляясь за деревья, как тот человек, потом побежал, девушка бежала за ним, ничего не понимая Опомнившись, Петр Кириллович вернулся, искал человека с ножом в груди, звал, но так и не нашел. На трамвайной остановке он позвонил в милицию. Больше никогда ничего он не узнал о том человеке. Иногда он снился Коньшину в кошмарном сне, потом сниться перестал. И вот сейчас, крича от ужаса, Петр Кириллович вспомнил о том страшном случае в лесу…
Пришел в себя Коньшин на клеенчатой кушетке в будочке старичка доктора. Тот хлопотал над ним, меряя давление. Резко пахло валокордином. В дверь заглядывали испуганные «Русская Красавица» и спортивный парень.
Коньшин попытался улыбнуться:
– Кони оказались слишком резвые.
– Ничего… давление хорошее… просто спазм… Не вы первый, молодой человек, не вы последний. И кто только эту штуку здесь поставил… «Русские горки»… Да разве русские горки такие? Снег нужен для русских горок. Когда снег, тогда и горки не страшны. А то вишь что…. По рельсам… Тогда бы уж и называли: «Заморские горки»… Вчера на этих «заморских горках» один инфаркт заработал. Солидный мужчина, вроде вас. Хоть бы уж табличку повесили: «Людям после тридцати лет на «горки» вход воспрещен».
– Спасибо.
– Пожалуйста, пожалуйста, – старичок проводил любителя «русских горок» до выхода. – Постарайтесь держаться в тени. И больше никаких фокусов? Поняли?
Коньшин ощутил что-то в ладони. Он разжал кулак Это был флакончик «валокордина». Коньшин вышел на улицу.
Девушка подбежала к нему, заглянула в глаза.
– Ну как? Вам лучше? Мы так перепугались, – катание на «горках» не оставило на ней никакого следа.
– Все в порядке.
Подошел парень, улыбнулся:
– Ну и тяжелый вы. Еле дотащил. Давайте знакомиться. Николай.
– Петр… Кириллович.
– Да ладно, чего уж там. Петр. Откуда будете? Москвич?
– Москвич.
– А чего ж на эту штуку полезли?
– Да так… А вы откуда?
– Тоже москвич.
– Ну а вы зачем полезли?
– Честно говоря, не знаю.
Оба засмеялись. Девушка протянула бутылку воды:
– Меня зовут Света. Пить хотите? Это мы для вас купили.
– Хочу, но не этого, – сказал Петр Кириллович. Он чувствовал себя непринужденно.
– А можно? – оживился Николай.
– Доктор не запретил.
– Возле пруда есть ресторанчик, – сказал Николай.
– Я его знаю, – поддержал Петр Кириллович. – Там всегда прохладно.
– Можно? – Девушка взяла его под руку, и они пошли в тени деревьев.
Парень шел позади, поглядывая на свое отражение в окнах ларьков.
– Вам не надо было лезть на эти дурацкие горки, – сказала Света. – Сколько вам лет?
– Старик.
– Ну как вам не стыдно! Вы очень хорошо сохранились. Вам… пятьдесят лет. Угадала?
– Сорок три.
– Правильно. Я так и хотела сказать сначала. Это вас укачало, поэтому я и ошиблась. Для мужчин сорок три – это самый прекрасный возраст. Правда? Ведь про этот возраст говорят: «мужчина в соку»?
– Про этот. Но я не в соку. Может быть, в собственном соку.
– Не скромничайте. Вы, наверно, научный сотрудник. У вас есть какие-нибудь открытия, изобретения. Вас ценит начальство, и вы подумываете о докторской диссертации. Сейчас у вас хандра. А на горки вы полезли от одиночества. Точно?
– Почти.
– Вот видите. Все-таки я на что-то способна.
– Вы работаете сестрой милосердия?
– Я студентка. Будущий геолог.
– Почему же у вас такие нежные пальцы, будущий геолог? Насколько я знаю, вы все время должны тесать камни.
– Я только на втором курсе. Не верите, что я геолог? Сейчас я вам докажу.
Света остановилась и принялась рыться в маленькой светлой сумочке. С Москвы-реки вдруг прилетел прохладный ветерок, тронул кроны деревьев, задвигались верхушки деревьев, заболтали между собой листья, словно дети на уроке, дождавшиеся наконец перемены. Тень впереди на асфальте стала живой. Она то заползала через весь тротуар на проезжую часть, и тогда становилось почти сумрачно, словно наступил вечер и вот-вот должен пойти дождь; то ветер загонял тень далеко в глубь аллеи, и зной заливал все вокруг ослепительным пламенем, и было похоже, что начался лесной пожар, и бледная тонкая трава под далекими деревьями, казалось, скрючивалась в огне, извивалась, и даже вроде оттуда, из-под не такой уж широкой лесной полосы, тянуло лесными запахами: мокрым мхом, грибами, поспевающей земляникой и холодным родником.
«Боже, – подумал Коньшин, – как хорошо, что я ее встретил. Неужели суббота будет нормальным, человеческим днем?»
– Вот вам на память. – Девушка положила на свою ладонь и протянула Петру Кирилловичу зеленый камушек. – Я привезла из Крыма. Там у нас была практика. Это яшма.
– Спасибо, – Коньшин спрятал камушек в карман.
– Догоняйте! – крикнул Николай. – Чего вы там шепчетесь?
Они прибавили шагу и вслед за Николаем вошли в небольшой ресторанчик. Он был пуст. Чистые накрахмаленные скатерти, на столиках цветы. В дальнем углу курил парень – официант, весь в черном, только на груди пестрый галстук-бабочка; бабочка от движений шевелилась, словно действительно это была настоящая бабочка, прилетевшая откуда-нибудь из тропиков и облюбовавшая для отдыха этого официанта.
Света выбрала столик у окна.
Официант не торопился. Он не спеша докурил сигарету, долго задумчиво тушил ее в пепельнице, потом куда-то ушел, а когда появился, принялся, не смотря в сторону компании, расставлять стулья за столиками. Стулья стояли нормально, но, очевидно, официант добивался абсолютной гармонии.
– Эй! – сказал Николай. Он произнес это «эй» негромко, но властно и слегка презрительно.
Официант не реагировал.
– Эй, салага! Шлепай сюда! – слегка повысил голос Николай.
Официант еще немного повозился, потом прервал свое занятие и подошел с каменным лицом.
– Почему вы так грубо разговариваете?
– Ты слепой? – спросил Николай.
– Прошу не тыкать.
– Ты был в Монте-Карло?
Официант растерялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Коньшин не успел и опомниться, как увидел, что девушка с парнем уже висят у него над головой, а он сам сидит в автомобильчике и служитель застегивает у него на поясе, как в самолете, ремни.
И дальше понеслось! Вверх, до самого неба; вниз, в пропасть. Вокруг кричали, кричали не понарошку, а по-настоящему, от страха, от ужаса. И Коньшин тоже закричал от ужаса. Никогда в жизни Петр Кириллович не испытывал такого страха. Даже тогда ночью, в далекой юности, когда, гуляя с девушкой в лесу, он нос в нос столкнулся с человеком, у которого в груди торчал нож. Человек шел, хватаясь за деревья, и в груди его торчал нож. Человек шел беззвучно, так тихо, что девушка ничего не заметила, и Коньшин пошел так же тихо, цепляясь за деревья, как тот человек, потом побежал, девушка бежала за ним, ничего не понимая Опомнившись, Петр Кириллович вернулся, искал человека с ножом в груди, звал, но так и не нашел. На трамвайной остановке он позвонил в милицию. Больше никогда ничего он не узнал о том человеке. Иногда он снился Коньшину в кошмарном сне, потом сниться перестал. И вот сейчас, крича от ужаса, Петр Кириллович вспомнил о том страшном случае в лесу…
Пришел в себя Коньшин на клеенчатой кушетке в будочке старичка доктора. Тот хлопотал над ним, меряя давление. Резко пахло валокордином. В дверь заглядывали испуганные «Русская Красавица» и спортивный парень.
Коньшин попытался улыбнуться:
– Кони оказались слишком резвые.
– Ничего… давление хорошее… просто спазм… Не вы первый, молодой человек, не вы последний. И кто только эту штуку здесь поставил… «Русские горки»… Да разве русские горки такие? Снег нужен для русских горок. Когда снег, тогда и горки не страшны. А то вишь что…. По рельсам… Тогда бы уж и называли: «Заморские горки»… Вчера на этих «заморских горках» один инфаркт заработал. Солидный мужчина, вроде вас. Хоть бы уж табличку повесили: «Людям после тридцати лет на «горки» вход воспрещен».
– Спасибо.
– Пожалуйста, пожалуйста, – старичок проводил любителя «русских горок» до выхода. – Постарайтесь держаться в тени. И больше никаких фокусов? Поняли?
Коньшин ощутил что-то в ладони. Он разжал кулак Это был флакончик «валокордина». Коньшин вышел на улицу.
Девушка подбежала к нему, заглянула в глаза.
– Ну как? Вам лучше? Мы так перепугались, – катание на «горках» не оставило на ней никакого следа.
– Все в порядке.
Подошел парень, улыбнулся:
– Ну и тяжелый вы. Еле дотащил. Давайте знакомиться. Николай.
– Петр… Кириллович.
– Да ладно, чего уж там. Петр. Откуда будете? Москвич?
– Москвич.
– А чего ж на эту штуку полезли?
– Да так… А вы откуда?
– Тоже москвич.
– Ну а вы зачем полезли?
– Честно говоря, не знаю.
Оба засмеялись. Девушка протянула бутылку воды:
– Меня зовут Света. Пить хотите? Это мы для вас купили.
– Хочу, но не этого, – сказал Петр Кириллович. Он чувствовал себя непринужденно.
– А можно? – оживился Николай.
– Доктор не запретил.
– Возле пруда есть ресторанчик, – сказал Николай.
– Я его знаю, – поддержал Петр Кириллович. – Там всегда прохладно.
– Можно? – Девушка взяла его под руку, и они пошли в тени деревьев.
Парень шел позади, поглядывая на свое отражение в окнах ларьков.
– Вам не надо было лезть на эти дурацкие горки, – сказала Света. – Сколько вам лет?
– Старик.
– Ну как вам не стыдно! Вы очень хорошо сохранились. Вам… пятьдесят лет. Угадала?
– Сорок три.
– Правильно. Я так и хотела сказать сначала. Это вас укачало, поэтому я и ошиблась. Для мужчин сорок три – это самый прекрасный возраст. Правда? Ведь про этот возраст говорят: «мужчина в соку»?
– Про этот. Но я не в соку. Может быть, в собственном соку.
– Не скромничайте. Вы, наверно, научный сотрудник. У вас есть какие-нибудь открытия, изобретения. Вас ценит начальство, и вы подумываете о докторской диссертации. Сейчас у вас хандра. А на горки вы полезли от одиночества. Точно?
– Почти.
– Вот видите. Все-таки я на что-то способна.
– Вы работаете сестрой милосердия?
– Я студентка. Будущий геолог.
– Почему же у вас такие нежные пальцы, будущий геолог? Насколько я знаю, вы все время должны тесать камни.
– Я только на втором курсе. Не верите, что я геолог? Сейчас я вам докажу.
Света остановилась и принялась рыться в маленькой светлой сумочке. С Москвы-реки вдруг прилетел прохладный ветерок, тронул кроны деревьев, задвигались верхушки деревьев, заболтали между собой листья, словно дети на уроке, дождавшиеся наконец перемены. Тень впереди на асфальте стала живой. Она то заползала через весь тротуар на проезжую часть, и тогда становилось почти сумрачно, словно наступил вечер и вот-вот должен пойти дождь; то ветер загонял тень далеко в глубь аллеи, и зной заливал все вокруг ослепительным пламенем, и было похоже, что начался лесной пожар, и бледная тонкая трава под далекими деревьями, казалось, скрючивалась в огне, извивалась, и даже вроде оттуда, из-под не такой уж широкой лесной полосы, тянуло лесными запахами: мокрым мхом, грибами, поспевающей земляникой и холодным родником.
«Боже, – подумал Коньшин, – как хорошо, что я ее встретил. Неужели суббота будет нормальным, человеческим днем?»
– Вот вам на память. – Девушка положила на свою ладонь и протянула Петру Кирилловичу зеленый камушек. – Я привезла из Крыма. Там у нас была практика. Это яшма.
– Спасибо, – Коньшин спрятал камушек в карман.
– Догоняйте! – крикнул Николай. – Чего вы там шепчетесь?
Они прибавили шагу и вслед за Николаем вошли в небольшой ресторанчик. Он был пуст. Чистые накрахмаленные скатерти, на столиках цветы. В дальнем углу курил парень – официант, весь в черном, только на груди пестрый галстук-бабочка; бабочка от движений шевелилась, словно действительно это была настоящая бабочка, прилетевшая откуда-нибудь из тропиков и облюбовавшая для отдыха этого официанта.
Света выбрала столик у окна.
Официант не торопился. Он не спеша докурил сигарету, долго задумчиво тушил ее в пепельнице, потом куда-то ушел, а когда появился, принялся, не смотря в сторону компании, расставлять стулья за столиками. Стулья стояли нормально, но, очевидно, официант добивался абсолютной гармонии.
– Эй! – сказал Николай. Он произнес это «эй» негромко, но властно и слегка презрительно.
Официант не реагировал.
– Эй, салага! Шлепай сюда! – слегка повысил голос Николай.
Официант еще немного повозился, потом прервал свое занятие и подошел с каменным лицом.
– Почему вы так грубо разговариваете?
– Ты слепой? – спросил Николай.
– Прошу не тыкать.
– Ты был в Монте-Карло?
Официант растерялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47