Мне хотелось прыгать и вопить от радости.
– Надеюсь, генерал не очень опечалился?
– Нет. Контракт еще не оплачен, но, сами понимаете, это все так не закончится. Получено задание – найти, создать астральное клише, а затем перейти к планированию захвата.
– Я думаю, милиция найдет быстрее.
– Вряд ли, хотя об этом стоит подумать, – серьезно заметил мой собеседник.
– Чем я могу помочь?
– Вы так мастерски просчитали его. Помогите выйти на след, и, клянусь, я брошу на него весь отдел. Просчитаю все на пять… на десять ходов. Фантомы больше не сработают.
– Хорошо, подполковник. Но сегодня у меня свои проблемы. А материалы, дело и прочее мне понадобятся завтра к обеду. Особенно то, что у вас имеется на хакеров сновидений. Вы уж позаботьтесь, пожалуйста.
Во мне снова расцветала надежда. Неудача фирмачей была как знак судьбы. Ожидание, спрятанное у сердца, трепетало своими зелеными листочками. Не знаю, что делала со мной Горгона, но я начинала уважать себя. Я начинала понимать истоки своего ожидания. Тот парень у скалы, очертание его губ, глаза… Мне захотелось увидеть его снова. Я знала, что веду себя как девчонка. За мной сейчас следило, возможно, целое отделение сканеров. Но разве можно противостоять зеленым веточкам души?
Я понеслась к нему и почти сразу нашла его в широком, ярко освещенном помещении анимационной студии. Он сидел, как и все остальные, перед компьютером, рисуя на планшете маленькую девчонку, которая плакала и растирала кулачками слезы. Малышка чем-то напоминала лаборантку майора. Почувствовав мое присутствие, он улыбнулся и нарисовал возле девочки мою фигуру. Смешно изогнувшись, взрослая тетя успокаивала рыженькую плаксу.
Я провела рукой по его волосам. Он посмотрел мне прямо в глаза, и тень тревоги шевельнулась в его зрачках. Я не выдержала этого взгляда. Он осуждал меня! За что? Его рука на «мышке» дрогнула, испортив фигуру, склонившуюся над малышкой. Он что-то говорил. Я видела его шепчущие губы, но образ уже тускнел, погружаясь в пластиковую и до ужаса знакомую стену моего гостиничного номера. За что?
После обеда девочки готовили новенькую. Узнав, что вечером проводится эксперимент, остроносая пигалица едва не падала в обморок при каждом громком шуме. Она видела во мне топор палача, но не знала, какой части лишится, и втайне надеялась, что это будет не голова. Никто не разубеждал ее. Почти бессознательное состояние лаборантки облегчало работу. Под конец подготовки я освоилась в ее психоструктуре, как дома.
– Зачем она вам, – пристала ко мне Диана. – Если этот эксперимент действительно так нужен, используйте меня. Она же повесится после этих змей… Я бы точно повесилась…
– Но мне нужна она, а не ты. Не ты, Диана, ложилась под транслятор. Не тебя ломали, как спичку. Не об тебя вытирали ноги! А мне необходимы поражение и попранная гордость. Отсутствие ее, черт побери! Ты представляешь, что означает такая потеря? Что означает быть той, кем просто не желаешь быть? Что означает предательство последней и, может быть, самой сокровенной части свой личности ради ничтожной надежды на жизнь, ради малюсенького шанса… хотя тебе понятна тщетность этих ожиданий? В конце концов, я не буду подвергать ее опасности. Иди, работай!
Рыженькая так и осталась на диване в своем номере, с широкими от страха глазами, в ожидании чего-то ужасного, громадного и подавляющего болью и насилием…
В лаборатории майора стало гораздо просторнее. Гекконов он спрятал, скорее всего, в своем кабинете. Я проверила подъемник, затем занялась голограммой. Зрелище было не для нервных людей. Переплетенный ком из сорока-пятидесяти змей дышал и пульсировал таинственной жизнью. Пары активированного газа создавали неповторимое мистическое сияние. Зеленоватые блики и отсветы чешуи в ритме резких сокращений притягивали взор, и я чувствовала далекий зов и желание влиться в это пластичное движение мышц. Меня тянуло туда все больше и больше. Ладони коснулись защитного стекла приемной установки. Прикосновение к холодной поверхности вернуло мои мысли к реальности.
Девочки выгнали наладчиков. Майор не появлялся. Я подошла к транслятору и села на стул. Катенька устроилась у моих колен. Диана встала за спиной. Закрыв глаза, я чувствовала, как они раскачивают и скручивают потоки осевых направляющих трех нижних энергетических центров. Суставы пальцев ног непрерывно сводило спазмами судорог. Сознание ощущалось подвешенным у осветительных ламп зала, и в то же время в моем теле жила и тряслась от страха рыженькая пигалица, до тошноты обессиленная своим невезением.
Майор оказался злобным и капризным мужчиной. После того, как ему не удалось затащить в постель новую лаборантку, он бил ее – бил сильно и часто. Как она боялась этой лаборатории. Вид транслятора вызывал в ее теле дрожь и отвращение. Неужели они не понимали, как бесчеловечно проводить такие опыты на людях. Женщина в белом халате уложила ее на стол под транслятором. Щелкнули ремни на запястьях, ногах и талии. Глаза с ужасом следили за спуском многотонной махины. Может быть, она была не права. Может быть, стоило переспать с майором, понравиться ему… Все, что угодно, только не эти стены и вертлявые ящерицы. Она с тоской взглянула на чашу конденсатора. В зеленом вихре кружился невообразимо гадкий ком змей. У нее перехватило дыхание. Тошнота и ужас хлынули рвотой. Кисти заныли от режущей боли. Ремни впились в тело. Только не это!
Она рвалась и дергалась в припадке конвульсий.
– Нет!
Взгляд выхватил надвигающуюся массу транслятора. Визг перешел в хриплые стоны. Она закрыла глаза и, разбрызгивая пену, провалилась в черный провал небытия.
Глаза Горгоны наполнились зеленым сиянием. Толстые балки креплений оптических лазеров треснули с гулким металлическим лязгом. Передавленный кабель взорвался, и фейерверк лопающихся брызг огня заплясал по залу. Бронированный щит стены разорвало в центре. Трещина поползла к потолку и рухнула наискось вниз, оставив ветвистый узор. Сквозь щели зарябило светом.
– Довольно, – крикнула она, и эхо отголосками раскатилось по горящему залу лаборатории, по коридорам опустевшего корпуса, уносясь все дальше и дальше.
Теперь я знала все! Земля носила трех Горгон. Великая Эллада воспела первую. Последней стала я. Вторая… Бедная вторая…
Она любила вспоминать то ожидание весны, которое пришло внезапно и мощно. Ей грезились тогда ручьи и черные проталины на белой бесконечной равнине. А когда появились трава и зелень, и там, у реки, потянулась нескончаемая череда пеших и конных путников, ее чувство ожидания переросло в безысходную уверенность скорых перемен.
Она любила вспоминать те прекрасные вечера у камина, когда горящие поленья, вспыхивая, внезапно освещали затемненные части огромной залы старого замка, и пришлый бард, пересказав новые вести о далеких странах, начинал свои сказания о поединках и любовных историях, напевая грубым и сильным голосом песни о героях и жарких битвах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19