– Я плохо себя чувствую. У меня болит голова.
– Можешь полежать часок-другой. Поднимайся наверх. Там в мезонине уютная спальная.
Я подошла к лестнице и уныло спросила:
– Ты не знаешь, здесь есть душевая или ванная?
– Вечером истопим баньку. Она в пристройке, но отец пока закрыл ее на ключ. Он оставил там автомат.
Я отправилась осматривать спальную комнату. Ничего себе брошенный дом! Здесь даже пыли не было. Аккуратно заправленная постель, чистое белье в шкафу, халаты и летние платья на вешалках. Я увидела на стене фотографию – семейная пара средних лет. Что с ними сделал Василий Алексеевич?
В голове шумела тоскливая вьюга. Я прилегла на кровать и закрыла глаза. Возможно, через неделю мне удастся добраться до дома. Каждый час, проведенный во сне, приближал мою встречу с родными. Воспоминания о маме приглушили боль. Я начала видеть образы знакомых мест: пологий берег реки; лес, в котором мы собирали грибы и ягоды; широкий двор, где у забора под навесом рядом с клетками кроликов стояла старая мебель, тумбы и шкафчики…
На фоне этой приятной картины появилось пятно черноты. Из него прорастала зловещая тьма. Она тянула ко мне сотни крохотных отростков. Они рвались из пятна наружу, вызывая в голове давление и боль. Я снова вернулась к образу родного дома. Мама пекла пироги. Два попугайчика сидели в клетке. Покой и мир, которыми я так пренебрегала прежде. Но тьма уже сочилась сквозь щели в половицах. Она поднималась вверх, как туман, искажая очертания предметов. Я вызвала образ класса в училище – доску с плохо вытертыми формулами, шкафы с учебными пособиями, смеющихся друзей. Однако половина помещения уже тонула в черноте, которая вливалась в два окна. Мои однокурсники медленно кивали головами, и их глаза наполняла бездонная мгла.
Это был просто сон. Тревожная прелюдия кошмара. Возможно, зловещая тьма выражала мой страх, а напряжение в груди имело отношение к усталости. Что-то не давало мне уснуть. Какое-то чувство настоятельной потребности. Я открыла глаза и медленно поднялась с кровати. Мир качался. Тело дрожало. Я очень хотела… Но что?
Мне удалось спуститься по лестнице. За окнами стоял погожий день. В окна бил яркий солнечный свет, а меня распирала изнутри темнота. Она рвалась наружу и наполняла тело холодом. Странное чувство тяжести, липкости, беды. И тут же рядом надежда на избавление от хвори. Исцеление ожидало меня там – за дверью, за невысоким забором, за соседним огородом, за стеной того домика с белыми стенами…
Оказалось, что Василий Алексеевич уже вернулся. Неужели мне все же удалось заснуть? Мы сели к столу. Настя наполнила тарелки. Однако мой кошмар продолжался. Еда не лезла в горло. Никому. Еще день назад мы могли только мечтать о такой вкусной пище. А сейчас я попробовала борщ, попробовала мясо и отодвинула тарелки. Василий Алексеевич и Настя поступили так же. Мы не чувствовали голода. Точнее, голод был, но другой – необъяснимая и смутная необходимость, которая томила меня, толкала на поиски чего-то непонятного.
– Наверное, это от утомления, – предположил Василий Алексеевич. – Нам просто нужно немного отдохнуть. Тогда вернется аппетит и настроение.
– Нет, – хрипло ответила Настя. – Я бы лучше погуляла.
Из щелей между половицами сочилась тьма. Ее щупальца тянулись к нашим ногам. Я чувствовала ее леденящую вибрацию. Она как будто пожирала меня, вызывая во мне неясные желания.
– Нам нельзя выходить из дома, – напомнил Василий Алексеевич. – Но… возможно, ты права.
На миг его глаза стали черными. Казалось, что мрак наполнил его голову и обосновался внутри глазниц. Я не успела испугаться, потому что мысль о прогулке показалась мне удивительно правильной. Странный голод гнал меня на пыльную дорогу, тянувшуюся между домами, огородами и чахлыми садами.
– Тогда пойдем втроем, – прошептала я.
Мои дрожащие пальцы впились в столешницу. Меня трясло от возбуждения и непонятного желания. Настя выглядела не лучше.
– Я знаю, что мне нужно, – сказала она. – Мы должны найти кого-нибудь…
Василий Алексеевич встал из-за стола. Окинув нас оценивающим взглядом, он хрипло произнес:
– Я тоже голоден, но было бы разумнее подождать до вечера.
– У меня мало сил, – возразила Настя. – Я не сдержусь. И Влада может потерять контроль.
А я уже его теряла! По моим щекам текли слезы. Неясный зов тянул к себе, как магнит. Неподалеку находился человек, который был нужен мне; который ждал меня. Я не могла больше медлить. Он нуждался во мне, в моем присутствии. Наши жизни вращались вокруг одной и той же черной дыры, которая хотела сплавить нас в единое целое.
– Хорошо, – ответил Василий Алексеевич. – Собирайтесь. Я пока выпущу ищеек.
Настя подошла ко мне и, обняв, зашептала:
– Это голод, Влада. Я впервые почувствовала его после того, как нас поместили в «отстойник». Затем все повторилось, когда мы с отцом зашли в магазин. Там были люди, которые умоляли нас изменить их жизни. Они устали от пьянства, нищеты и беспросветной скуки. Они хотели цели и благоговения. Я почувствовала, как огромная сила вышла из меня и наделила этих жалких существ подобием своего невыразимого величия. С каждым новым человеком, приобщенным к нашему единству, мой голод слабел, оставляя во мне невыразимую эйфорию. Я даже испытала оргазм. И я могу тебе сказать, что отец переживал такие же чувства.
Она указала мне на круглое зеркало, висевшее в простенке между оконными рамами.
– Посмотри на себя.
Я шагнула к зеркалу и отшатнулась. На меня смотрело незнакомое лицо. Синеватая кожа, заостренные кверху уши, черные глаза. Глаза моего голода.
– Это наш новый облик, – подтвердила Настя. – Теперь у нас два лица. Мы можем менять их. Мы можем быть прежними и такими, как сейчас. В отличие от них.
Она кивнула в направлении окна. Я посмотрела во двор и увидела ищеек, которых Василий Алексеевич выпустил из пристройки. Это были Татьяна и ее родственники – супружеская пара, уже знакомая мне по фотографии в спальной. Прежние хозяева дома непрерывно принюхивались к воздуху и проявляли признаки нетерпения.
– Они не похожи на нас, – сказала Настя. – Мы – обитель силы, а они – пути, по которым она распространяется. Скоро ты сама это поймешь.
И я действительно поняла, о чем она говорила. Когда мы подошли к соседнему дому, «ищейки» уже хозяйничали внутри. Я увидела, как они повалили на пол старика, как закивали головами. Что-то огромное вырвалось из моей груди и, скользнув по новой жертве, вошло в меня снова. Эта сила наполнила мое тело восторгом и сексуальным возбуждением. Я застонала от трепещущей волны блаженства.
Старик поднялся на ноги, бормоча невразумительные фразы. Он вяло указал рукой на дверь в другую комнату. Но мы и без него уже чувствовали свежую плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43