Он промахнулся, но бедное животное бросилось прочь, поджав хвост и ища, где бы спрятаться. Мы с Джоном переглянулись, и я направился к двери.
Мальчик увидел выражение моего лица и неодобрительный взгляд. Я сказал довольно резко:
– Это очень добрая собака. И очень старая. С ней надо хорошо обращаться.
Мальчик взглянул на съежившуюся собаку, потом на меня. Потом сделал то, что я нахожу совершенно необычайным: он подошел ко мне, прижался головой к моей руке чуть ниже локтя и, как младенец, засунул в рот большой палец. Я воспринял этот жест как просьбу о прощении, и мы с минуту постояли так, а потом он снова убежал, быстроногий и оживленный. С молчаливой и нежной заботой огромный и добродушный Джон провел женщину к лестнице. Мальчик последовал за ней и, когда они поднимались наверх, проходя мимо портрета короля, Луи обернулся и помахал мне рукой. Сияние этой неожиданной мальчишечьей улыбки словно осветило темную лестницу.
– А ваш багаж, мадам? – крикнул я ей вслед. – Велеть ли принести его к вам?
Ответа не последовало. Я подождал. Женщина пыталась побороть смущение. Остановившись на лестнице, она заговорила, глядя вниз поверх перил:
– Мы застряли в Йовиле, – сказала она. – Багажа у нас нет. Очень сожалею.
Кучер, который, к нашему удивлению, не попросил, чтобы о его упряжке позаботились, нетерпеливо переминался у двери, прислушиваясь к этому обмену репликами. Я протянул ему монету.
– Благодарствую, что подождал, – сказал я. – Дама с мальчиком дальше не поедут.
– Да у их и багажа-то никакого не было в Йовиле, – пробормотал он. – Да и до Йовиля никакого.
Кучер был кривоногий человечек, неприветливый и неприятный, из тех, кто часто сидит верхом на каретных козлах. Я пристально его рассматривал. Нос у него был крючковатый, а глаза-бусинки, на мой вкус, слишком малы. А может быть, в тот момент подозрения вдруг поднялись во мне высокой волной точно так, как неожиданная приливная волна поднимается на наши рифы.
– Но где они сели в твою карету? И куда направляются, она тебе сказала?
– В наши дни я не очень-то на многие вопросы отвечаю, – сказал он.
На это я заметил:
– Тогда будь любезен не отвечать и на чьи-нибудь еще вопросы. – И спросил: – А товары какие-нибудь ты мне привез?
– Ничего и ни для кого. Только несколько бутылок для какого-то сквайра Трелони.
– Он мой добрый друг, – сказал я. – Я ему сам их отвезу.
Неучтивый человечишка подошел к карете, извлек сверток, который следовало передать сквайру, вручил его мне без всякой благодарности и взобрался на козлы. И минуты не прошло, а он уже гнал свою упряжку прочь со двора «Короля Георга».
Поддавшись порыву, я глянул вверх, на окно верхней гостиной и увидел в нем, словно картину в раме, лицо мальчика, внимательно глядящего вниз, в сторону дороги. Этого взгляда мне не забыть, подумал я. Я отвернулся и стал глядеть туда же, куда и он. Ничего: только удаляющаяся карета, а еще дальше – фигура одинокого всадника да морские птицы, кружащие в голубом небе.
2. Знаменательные встречи
Когда меня одолевают трудности, я ищу свободного и тихого пространства, чтобы как следует подумать. Я приторочил к седлу сверток для сквайра и отправился в Холл.
Сердце мое стучало неровно. Я чувствовал такое страшное возбуждение, какого никогда не знал прежде. После Острова Сокровищ мне долго было знакомо чувство страха, и сейчас я испытывал его снова, но лишь отчасти, потому что с ним смешивались еще и нежность, и оптимизм, и неожиданное чувство нерешительности. Ни одна на свете женщина еще так не захватывала моего внимания. Но ведь я никогда и не видел женщины, чье лицо и весь облик были бы столь совершенны, столь восхитительны. У нее были красивые маленькие уши – такие я часто замечал у людей высокого происхождения. По ее голосу и манере говорить я понял, что она родом из тех, кто занимает прекрасное положение в обществе.
Я не очень часто встречался с женщинами – фермерскими дочерьми или другими девушками из нашей округи. Они мало чем могли привлечь человека – одно лишь хихиканье да неподобающая развязность. Ни одна из них не отвечала устремлениям моей матушки, и поэтому я пока не думал всерьез о женитьбе. Раза два к нам в гостиницу приезжали девушки откуда-нибудь из удаленных от моря областей или даже из таких далеких, как Бристоль или Эксетер. Они приезжали в сопровождении какой-нибудь родственницы, желавшей устроить будущее молодой особы. Однако матушка полагала, что теперь, с нашим состоянием и успехом, мы могли бы войти в иные круги общества, и не поощряла таких визитеров И я подумал (а сердце мое подпрыгнуло в груди при этой мысли), что матушка совсем иначе посмотрела бы на женщину в зеленой накидке.
О, это прелестное лицо! И эта осанка, стройность, изящная гордая голова на точеной шее! Я был глубоко уверен, что столь изысканная женщина никогда не появлялась в нашей округе до этого дня. А ее беззащитность, нужда в доброте, в отваге! Таких переживаний никто и никогда еще во мне не вызывал. Все вокруг казалось ослепительно ярким, даже окрестности, которыми я проезжал.
Усилием воли я отогнал эти ослепительные ощущения, чтобы подумать о просьбе прекрасной незнакомки и противоречиях, которые она вызвала в моей душе. Она хотела отыскать Джозефа Тейта. Невозможно! И глубочайшим образом неблагоразумно!
И тем не менее… Меня растрогала сама мысль о том, что я могу приложить все силы, на какие только способен, чтобы помочь этой женщине. Вся душа моя откликалась на то положение, в котором она оказалась. Ведь у нее с сыном во время путешествия всего-то и было, что одежда, в какой они ехали. Мы должны это исправить, и как можно скорее! Я был опечален и смущен тем, что привел ее в замешательство своим вопросом о багаже.
Однако… Как же мне отвечать на ее вопросы? Следует ли мне быть до конца правдивым и рассказать ей, где и как я видел Джозефа Тейта в последний раз? На Острове Сокровищ, стоявшим на коленях вместе с двумя другими пиратами – Томом Морганом и несчастным, глупым Диком Джонсоном – на последнем клочке песчаного берега, в то время как «Испаньола» отплывала с Северной стоянки? Они взывали к нам, они рыдали, умоляли не оставлять их на необитаемом острове. Один из них – не Тейт ли? – проклинал нас и наших будущих потомков и послал из мушкета пулю, просвистевшую над моей головой и продырявившую грот. Не слишком ли хрупка эта женщина, чтобы выслушать такую правду?
И о чем должен я спрашивать ее? Должен ли спросить, каким образом пират, рожденный под несчастливой звездой, и такая замечательная женщина могли когда-то быть связаны друг с другом? Я был благодарен уже тому, что она не произнесла слово «муж». Но отчего же сын ее не может спокойно спать по ночам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Мальчик увидел выражение моего лица и неодобрительный взгляд. Я сказал довольно резко:
– Это очень добрая собака. И очень старая. С ней надо хорошо обращаться.
Мальчик взглянул на съежившуюся собаку, потом на меня. Потом сделал то, что я нахожу совершенно необычайным: он подошел ко мне, прижался головой к моей руке чуть ниже локтя и, как младенец, засунул в рот большой палец. Я воспринял этот жест как просьбу о прощении, и мы с минуту постояли так, а потом он снова убежал, быстроногий и оживленный. С молчаливой и нежной заботой огромный и добродушный Джон провел женщину к лестнице. Мальчик последовал за ней и, когда они поднимались наверх, проходя мимо портрета короля, Луи обернулся и помахал мне рукой. Сияние этой неожиданной мальчишечьей улыбки словно осветило темную лестницу.
– А ваш багаж, мадам? – крикнул я ей вслед. – Велеть ли принести его к вам?
Ответа не последовало. Я подождал. Женщина пыталась побороть смущение. Остановившись на лестнице, она заговорила, глядя вниз поверх перил:
– Мы застряли в Йовиле, – сказала она. – Багажа у нас нет. Очень сожалею.
Кучер, который, к нашему удивлению, не попросил, чтобы о его упряжке позаботились, нетерпеливо переминался у двери, прислушиваясь к этому обмену репликами. Я протянул ему монету.
– Благодарствую, что подождал, – сказал я. – Дама с мальчиком дальше не поедут.
– Да у их и багажа-то никакого не было в Йовиле, – пробормотал он. – Да и до Йовиля никакого.
Кучер был кривоногий человечек, неприветливый и неприятный, из тех, кто часто сидит верхом на каретных козлах. Я пристально его рассматривал. Нос у него был крючковатый, а глаза-бусинки, на мой вкус, слишком малы. А может быть, в тот момент подозрения вдруг поднялись во мне высокой волной точно так, как неожиданная приливная волна поднимается на наши рифы.
– Но где они сели в твою карету? И куда направляются, она тебе сказала?
– В наши дни я не очень-то на многие вопросы отвечаю, – сказал он.
На это я заметил:
– Тогда будь любезен не отвечать и на чьи-нибудь еще вопросы. – И спросил: – А товары какие-нибудь ты мне привез?
– Ничего и ни для кого. Только несколько бутылок для какого-то сквайра Трелони.
– Он мой добрый друг, – сказал я. – Я ему сам их отвезу.
Неучтивый человечишка подошел к карете, извлек сверток, который следовало передать сквайру, вручил его мне без всякой благодарности и взобрался на козлы. И минуты не прошло, а он уже гнал свою упряжку прочь со двора «Короля Георга».
Поддавшись порыву, я глянул вверх, на окно верхней гостиной и увидел в нем, словно картину в раме, лицо мальчика, внимательно глядящего вниз, в сторону дороги. Этого взгляда мне не забыть, подумал я. Я отвернулся и стал глядеть туда же, куда и он. Ничего: только удаляющаяся карета, а еще дальше – фигура одинокого всадника да морские птицы, кружащие в голубом небе.
2. Знаменательные встречи
Когда меня одолевают трудности, я ищу свободного и тихого пространства, чтобы как следует подумать. Я приторочил к седлу сверток для сквайра и отправился в Холл.
Сердце мое стучало неровно. Я чувствовал такое страшное возбуждение, какого никогда не знал прежде. После Острова Сокровищ мне долго было знакомо чувство страха, и сейчас я испытывал его снова, но лишь отчасти, потому что с ним смешивались еще и нежность, и оптимизм, и неожиданное чувство нерешительности. Ни одна на свете женщина еще так не захватывала моего внимания. Но ведь я никогда и не видел женщины, чье лицо и весь облик были бы столь совершенны, столь восхитительны. У нее были красивые маленькие уши – такие я часто замечал у людей высокого происхождения. По ее голосу и манере говорить я понял, что она родом из тех, кто занимает прекрасное положение в обществе.
Я не очень часто встречался с женщинами – фермерскими дочерьми или другими девушками из нашей округи. Они мало чем могли привлечь человека – одно лишь хихиканье да неподобающая развязность. Ни одна из них не отвечала устремлениям моей матушки, и поэтому я пока не думал всерьез о женитьбе. Раза два к нам в гостиницу приезжали девушки откуда-нибудь из удаленных от моря областей или даже из таких далеких, как Бристоль или Эксетер. Они приезжали в сопровождении какой-нибудь родственницы, желавшей устроить будущее молодой особы. Однако матушка полагала, что теперь, с нашим состоянием и успехом, мы могли бы войти в иные круги общества, и не поощряла таких визитеров И я подумал (а сердце мое подпрыгнуло в груди при этой мысли), что матушка совсем иначе посмотрела бы на женщину в зеленой накидке.
О, это прелестное лицо! И эта осанка, стройность, изящная гордая голова на точеной шее! Я был глубоко уверен, что столь изысканная женщина никогда не появлялась в нашей округе до этого дня. А ее беззащитность, нужда в доброте, в отваге! Таких переживаний никто и никогда еще во мне не вызывал. Все вокруг казалось ослепительно ярким, даже окрестности, которыми я проезжал.
Усилием воли я отогнал эти ослепительные ощущения, чтобы подумать о просьбе прекрасной незнакомки и противоречиях, которые она вызвала в моей душе. Она хотела отыскать Джозефа Тейта. Невозможно! И глубочайшим образом неблагоразумно!
И тем не менее… Меня растрогала сама мысль о том, что я могу приложить все силы, на какие только способен, чтобы помочь этой женщине. Вся душа моя откликалась на то положение, в котором она оказалась. Ведь у нее с сыном во время путешествия всего-то и было, что одежда, в какой они ехали. Мы должны это исправить, и как можно скорее! Я был опечален и смущен тем, что привел ее в замешательство своим вопросом о багаже.
Однако… Как же мне отвечать на ее вопросы? Следует ли мне быть до конца правдивым и рассказать ей, где и как я видел Джозефа Тейта в последний раз? На Острове Сокровищ, стоявшим на коленях вместе с двумя другими пиратами – Томом Морганом и несчастным, глупым Диком Джонсоном – на последнем клочке песчаного берега, в то время как «Испаньола» отплывала с Северной стоянки? Они взывали к нам, они рыдали, умоляли не оставлять их на необитаемом острове. Один из них – не Тейт ли? – проклинал нас и наших будущих потомков и послал из мушкета пулю, просвистевшую над моей головой и продырявившую грот. Не слишком ли хрупка эта женщина, чтобы выслушать такую правду?
И о чем должен я спрашивать ее? Должен ли спросить, каким образом пират, рожденный под несчастливой звездой, и такая замечательная женщина могли когда-то быть связаны друг с другом? Я был благодарен уже тому, что она не произнесла слово «муж». Но отчего же сын ее не может спокойно спать по ночам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86