Она последовала моему совету и тут же набросала несколько строчек. Затем прибыл присланный Зигмундом сопровождающий, и Драуле была передана с рук на руки.
Таким образом, у нас имелись все основания быть довольными друг другом.
Драуле уехала в тот же день, а на следующий Муратову передали ее прощальное послание, так что «динамитный старичок» мог считать свой долг перед Еленой Эгерт и Центророзыском полностью выполненным.
…Хвощиков сидел в неудобной позе на краю стула, терпеливо дожидаясь моего очередного вопроса. Но, насколько я понимал, он больше не располагал никакими сведениями ни об Афанасии, ни об Эгерт. Расспрашивать же его о Винокурове было бессмысленно. Когда Хвощиков уезжал из Москвы, мы даже не подозревали о существовании этого лихого гвардейца, перебежавшего дорогу Олегу Мессмеру. Поэтому, естественно, никакого задания относительно его Хвощиков не получал. Но я все же спросил, не интересовался ли он Винокуровым.
– Как же-с, как же-с, – к моему глубочайшему удивлению, весело заквакал он и потер указательным пальцем кончик носа.
Нет, не зря я обездолил артель «Раскрепощенный лудильщик». Хвощиков был рожден для уголовного розыска.
Но побеседовать о Винокурове нам не удалось. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Борин. За его плечом белело лицо приказчика Филимонова. Обычно Борин предварительно стучался.
– Что случилось, Петр Петрович? – спросил я.
– Глазуков убит.
III
К двадцатому году упали в цене не только деньги, но и человеческая жизнь. Поэтому покойники в России исчезли. Их заменили «покойнички», «жмурики», «подснежники» (если трупы находили по весне), «мертвяки», «дохлики». Люди теперь не умирали. Они «откидывали копыта» «отдавали концы», «околевали», «играли в ящик», или, в лучшем случае, «загибались». Их не убивали, а «ставили к стенке» «разменивали», «шлепали», «цокали», «пришивали», «вздергивали», «отправляли на луну» и «в ставку Духонина». А о символе вечного покоя придумывали веселенькие загадки – «Начинка мясная, а пирожок из дерева…».
Но Борин отличался консерватизмом. Об цеплялся за вышедшие из употребления слова с тем же упорством, с каким, несмотря ни на что, продолжал носить галстук, бриться, подстригать бородку, усы, следить за ногтями. Поэтому Анатолия Федоровича Глазукова не «укокошили» и даже из «пристукнули», а респектабельно убили. Но все же то чего он опасался еще в восемнадцатом году, когда назвал мне на допросе Михаила Арставина, Дублета и Пушка, произошло: помер он без покаяния. Судя по всему, на это времени ему не оставили…
Труп члена союза хоругвеносцев обнаружила кухарка Глазукова, которая тут же кинулась к постовому милиционеру, а тот в свою очередь сообщил об убийстве в районный комиссариат. Когда Филимонов пришел к хозяину, в доме Глазукова уже находились работники уголовного розыска. А несколько позднее о случившемся Борина поставил в известность наш пост наружного наблюдения.
Было уже одиннадцать часов. Отослав Хвощикова отдыхать, я спросил у Борина, кого из бригады он направил на место происшествия.
– Там сейчас наши работники, которые вели наблюдение за домом.
– А кто дежурил?
– Агент первого разряда Прозоров и агент третьего разряда Синельников.
Оба агента были прикомандированными к бригаде сотрудниками Московского уголовного розыска и оба не имели никакого опыта розыскной работы, Прохоров попал в розыск после демобилизации по ранению всего три месяца назад. А стаж Синельникова был и того меньше. Вряд ли мог быть какой-либо толк от их участия в осмотре места происшествия.
Борин без слов понял меня и объяснил:
– Я туда сам хочу подъехать и уже заказал машину. Сейчас выеду.
– Вместе со мной, – сказал я.
Он наклонил голову.
– Выходит, убили под бдительной охраной вашего наружного наблюдения, а, Петр Петрович?
– Прозоров и Синельников не виноваты. Их обязанность – Кустарь. Инструкция.
Это я знал и без него. Но инструкция, однако, не предусматривала убийство человека, за домом которого следят работники милиции.
– Они слышали какой-нибудь шум, крики?
– Нет, говорят, все было, как обычно.
– Время убийства установили?
– Судебно-медицинский эксперт тогда еще не приезжал.
– Где обнаружен труп?
– В комнате, примыкающей к мастерской, – сказал Борин и взглянул в сторону сидящего на диване Филимонова. Это был деликатный намек: дескать, стоит ли вести подобные разговоры в присутствии приказчика покойного?
Филимонов, пресноглазый, с желтым, обескровленным лицом, сидел, уткнув подбородок в ладонь, и снизу вверх безотрывно смотрел на меня, будто чего-то ожидая.
– Вы в какое время обычно приходили к Глазукову?
– К Анатолию Федоровичу? – переспросил он меня, словно не понимая, о ком идет речь.
– Да, к хозяину.
– Как положено.
Я никак не мог преодолеть нарастающее раздражение:
– А как «положено»?
Филимонов замигал заплывшими глазами:
– Спозаранку положено. К семи, значит.
– Сегодня, выходит, запоздали?
– К Анатолию-то Федоровичу? – вновь переспросил Филимонов.
– К нему самому, к Анатолию Федоровичу.
– Выходит, запоздал.
– Почему?
Приказчик со всхлипом вздохнул:
– Ежели меня в чем подозреваете, то напрасно. Бог свидетель.
– Я вас не подозреваю, а спрашиваю: почему сегодня вы явились к хозяину позднее, чем обычно?
– Гулял я ночью.
– По улицам?
– Зачем по улицам? Как положено гулял, на дому.
Филимонов умоляюще посмотрел на Борина.
– На свадьбе, говорит, был, – пришел тот на помощь.
– Вот, вот, – подхватил Филимонов. – Племяша своего женил, сынка сестры, значит. Потому и припоздал.
– Всю ночь на свадьбе были?
– Всю ночь, чтоб без обиды.
– Покойного предупреждали, что придете позже обычного?
– А как же? – удивился приказчик и торопливо сказал: – Давеча предупреждение о том сделал: так, дескать, и так, свадьба, значит, и все такое прочее. Так что малость припоздаю, извиняйте.
– Ну а он что?
– Да ничего. Гуляй, говорит, Филимонов. Делов, говорит, у нас с тобой нынче не много, не то что в старое время. Чего не погулять? Что ни день, то воскресенье. Настоящий наш покупатель, дескать, или помер, или в хлебные края подался. Потому, говорит, утром и без тебя очень даже свободно управлюсь. Ну и шутку пошутил: чтоб я пьян-де не был, а из пьяна не выбивался.
– Вы когда от Глазукова ушли?
– На свадьбу-та? – Он на мгновенье задумался. – Видно, часа в четыре пополудни. Может, в пять.
– Хозяин один оставался?
– Один.
– Ждал кого-нибудь?
– Будто нет.
Наступила пауза. Потом Филимонов сказал:
– Весел давечи был Анатолий Федорович. Не вещало, видать, сердце чего дурного. А прихожу сегодня – нет человека. Вчера был, а сегодня нет. Вон оно как. Не зря, видно, говорят, что промеж жизни да смерти и блошка не проскочит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142