Не бойся, Таня, это я... Хо-
тел проверить, крепко ли они держатся, дернул... В общем, перестарал-
ся... (Поднимает фотографию.) Татьяна (быстро идет к нему). Не ушибся?..
не поцарапался?.. голова не кружится?..
Андрей Николаевич (поднимается по ступенькам). Нет-нет, все в поряд-
ке. (Передает ей фотографию Кости.) Короткая пауза.
Андрей Николаевич. Похоронили?
Татьяна. Да.
Андрей Николаевич. Где?
Татьяна. В церковной ограде.
Андрей Николаевич. Он был посвящен?.. пострижен?
Татьяна. Нет... Он хотел, но не успел...
Андрей Николаевич. Н-да...
Татьяна. В конце концов какая разница?.. Он очень много сделал для
церкви.
Пауза.
Андрей Николаевич проходит на веранду, видит разложенные на столе бу-
маги, останавливается, бегло просматривает, не трогая руками.
Андрей Николаевич. Я видел много смертей. В Курске при немцах, на
фронте, в лагере... Там умирали больше от скверной пищи: острые отравле-
ния, прободные язвы... В нашей команде был врач-француз, он заставлял
нас каждое утро выпивать по кружке воды - и мы все выжили.
Татьяна (стоя в дверях). Я хочу попросить тебя об одной вещи...
Андрей Николаевич (поворачивается к ней). Я слушаю.
Татьяна. Не давай Антону машину... Хотя бы некоторое время, хорошо?
Андрей Николаевич (настороженно). Почему?
Татьяна (нерешительно). Я боюсь. Эти его поездки в город, всегда вне-
запные, всегда срочные, эти возвращения под утро... Приезжает, глаза
опухшие, мутные, блуждают, руки дрожат, язык еле ворочается...
Андрей Николаевич. Он работает в казино при гостинице...
Татьяна (не обращая внимания на его слова). Эти странные телефонные
звонки...
Кстати, что у нас с телефоном?..
Андрей Николаевич. Счет не оплачен за Германию.
Татьяна. А фонд "Тайны века"?.. Ты ведь на них работаешь!.. Неужели
они не могут оплатить?..
Андрей Николаевич (морщится). Наверное, они считают, что для меня это
мелочи.
Татьяна. Так вот скажи им, что они ошибаются.
Андрей Николаевич. Да-да, я скажу...
Татьяна. Ведь забудешь.
Андрей Николаевич. Я не забуду, но в то же время это будет не совсем
удобно; я пока не нашел в этом архиве ничего интересного, ни одного до-
кумента, за который можно было бы зацепиться, ни одной записи...
Пауза.
Татьяна. Я как-то не удержалась, сняла трубку и послушала, о чем они
говорят...
Андрей Николаевич (смотрит на нее). И что?
Татьяна. Мне показалось, что речь идет о каком-то долге, но они гово-
рили на таком жутком сленге, что я так и не поняла, кто должен, кому,
сколько...
Андрей Николаевич (глядя в сторону). Он вращается в таких кругах, где
эти разговоры вполне естественны.
Татьяна. Я подозреваю, что в этих кругах естественны не только разго-
воры.
Андрей Николаевич. Правильно подозреваешь.
Татьяна. Но ведь надо что-то делать, Андрей!.. Нельзя смотреть на все
это сквозь пальцы!
Андрей Николаевич. Боюсь, что уже поздно...
Татьяна. То есть как - поздно?
Андрей Николаевич. Он уже сделал свой выбор, и я не знаю, что предло-
жить ему взамен... Книги? Глупо, они не читают книг. Вы были последним
читающим поколением в этой стране... Бульварщина не в счет. А что еще?
Татьяна. В наше время человек уходил в армию, и там ему худо-бедно
вправляли мозги.
Андрей Николаевич. А это уж совсем, прости меня, чушь собачья! Тем
более сейчас, когда против диверсантов, террористов, обученных и, глав-
ное, обстрелянных, выставляют мальчишек... И эти недоросли покорно идут,
совершенно не представляя себе, что это такое и чем это может для них
кончиться.
Татьяна. Я не об этом.
Андрей Николаевич. Бедные матери... Протестуют, организуют комитеты,
едут, разыскивают и получают наглухо заваренные ящики с мутным пластико-
вым окошечком в крышке.
Татьяна. Неужели все бессмысленно?.. Неужели все, что нам остается,
это покорно ждать неизвестно чего?
Андрей Николаевич (задумчиво). Делай что должно, и пусть будет что
будет - так, кажется?
Татьяна (возбужденно). Нет-нет, ни за что... (Ходит по веранде.) Это
если ты совсем один, сам по себе, ни за кого не отвечаешь - тогда, пожа-
луйста: хоть на необитаемый остров, на Луну, на Венеру...
Андрей Николаевич. Я поговорю с ним.
Татьяна. Сделай это, я тебя умоляю... Расскажи ему свою жизнь, поста-
райся увлечь его чем-нибудь, я не знаю...
Андрей Николаевич. Я постараюсь.
Пауза.
Татьяна (cмотрит на небо поверх цветущих яблонь). Вот и тучка набежа-
ла.
Андрей Николаевич. К вечеру обещали дождь, а они в последнее время
редко ошибаются.
Пауза.
Андрей Николаевич. Многие вещи невозможно объяснить на словах... Кто
я для него?
Старик. А ему двадцать лет, до тридцати еще так далеко, а сорок и да-
лее просто теряются в дурной бесконечности... Все это прекрасно знают, и
при этом каждый почему-то считает себя исключением - почему?.. Ты гово-
ришь: отнять машину? Нет ничего проще, отгоню на станцию техобслужива-
ния, и дело с концом. А дальше что?.. Сейчас он хоть среди ночи, хоть
под утро, но все-таки возвращается, а тогда он может просто исчезнуть в
городе... У него наверняка есть girl-friend, и, может быть, даже не од-
на...
Татьяна. И ты так спокойно говоришь об этом...
Андрей Николаевич (усмехается). Давай без ханжества. Антон живет в
грубом и жестоком мире. Может быть, в этом есть и моя вина, может быть,
я был недостаточно внимателен к нему...
Татьяна хочет что-то возразить, но Андрей Николаевич делает предупре-
дительный жест и продолжает говорить.
Андрей Николаевич. Молчи, я все знаю, и ты не скажешь мне ничего но-
вого!.. Да, иногда мне следовало быть жестче, тверже, решительнее, но я
боялся подавить человека... Это ведь так просто: нельзя и все - ша!.. А
что получается? Робкое забитое существо, раб, да-да, именно так! Он
только с виду похож на человека, а внутри он весь сморщенный, скрюченный
в три погибели - тело выросло, а душа так и не родилась, зачахла в утро-
бе...
Татьяна. Ну зачем ты так говоришь, зачем?..
Андрей Николаевич (продолжает). А все эти секты: свидетели Иеговы,
кришнаиты, адвентисты, мунисты - кого только нет!.. Почему? Они же так
хотели свободы, проклинали коммунистов, Сталина, Советскую власть - ну
так живите! Кто вам теперь мешает?..
Татьяна. Ты у меня спрашиваешь?
Андрей Николаевич. Гениальный Достоевский: и будут искать, кому пок-
лониться, кому отдать свой хлеб, чтобы вновь, изголодавшись, получить
его из этих же самых рук!.. Но кто сейчас читает Достоевского?..
Татьяна. Антон читал.
Андрей Николаевич. Что? "Подростка"?.. Или, может быть, "Игрока"?.. У
Достоевского много соблазнов. Он весь - сплошной соблазн, и к черту все
десять заповедей!..
Татьяна (сдерживаясь).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
тел проверить, крепко ли они держатся, дернул... В общем, перестарал-
ся... (Поднимает фотографию.) Татьяна (быстро идет к нему). Не ушибся?..
не поцарапался?.. голова не кружится?..
Андрей Николаевич (поднимается по ступенькам). Нет-нет, все в поряд-
ке. (Передает ей фотографию Кости.) Короткая пауза.
Андрей Николаевич. Похоронили?
Татьяна. Да.
Андрей Николаевич. Где?
Татьяна. В церковной ограде.
Андрей Николаевич. Он был посвящен?.. пострижен?
Татьяна. Нет... Он хотел, но не успел...
Андрей Николаевич. Н-да...
Татьяна. В конце концов какая разница?.. Он очень много сделал для
церкви.
Пауза.
Андрей Николаевич проходит на веранду, видит разложенные на столе бу-
маги, останавливается, бегло просматривает, не трогая руками.
Андрей Николаевич. Я видел много смертей. В Курске при немцах, на
фронте, в лагере... Там умирали больше от скверной пищи: острые отравле-
ния, прободные язвы... В нашей команде был врач-француз, он заставлял
нас каждое утро выпивать по кружке воды - и мы все выжили.
Татьяна (стоя в дверях). Я хочу попросить тебя об одной вещи...
Андрей Николаевич (поворачивается к ней). Я слушаю.
Татьяна. Не давай Антону машину... Хотя бы некоторое время, хорошо?
Андрей Николаевич (настороженно). Почему?
Татьяна (нерешительно). Я боюсь. Эти его поездки в город, всегда вне-
запные, всегда срочные, эти возвращения под утро... Приезжает, глаза
опухшие, мутные, блуждают, руки дрожат, язык еле ворочается...
Андрей Николаевич. Он работает в казино при гостинице...
Татьяна (не обращая внимания на его слова). Эти странные телефонные
звонки...
Кстати, что у нас с телефоном?..
Андрей Николаевич. Счет не оплачен за Германию.
Татьяна. А фонд "Тайны века"?.. Ты ведь на них работаешь!.. Неужели
они не могут оплатить?..
Андрей Николаевич (морщится). Наверное, они считают, что для меня это
мелочи.
Татьяна. Так вот скажи им, что они ошибаются.
Андрей Николаевич. Да-да, я скажу...
Татьяна. Ведь забудешь.
Андрей Николаевич. Я не забуду, но в то же время это будет не совсем
удобно; я пока не нашел в этом архиве ничего интересного, ни одного до-
кумента, за который можно было бы зацепиться, ни одной записи...
Пауза.
Татьяна. Я как-то не удержалась, сняла трубку и послушала, о чем они
говорят...
Андрей Николаевич (смотрит на нее). И что?
Татьяна. Мне показалось, что речь идет о каком-то долге, но они гово-
рили на таком жутком сленге, что я так и не поняла, кто должен, кому,
сколько...
Андрей Николаевич (глядя в сторону). Он вращается в таких кругах, где
эти разговоры вполне естественны.
Татьяна. Я подозреваю, что в этих кругах естественны не только разго-
воры.
Андрей Николаевич. Правильно подозреваешь.
Татьяна. Но ведь надо что-то делать, Андрей!.. Нельзя смотреть на все
это сквозь пальцы!
Андрей Николаевич. Боюсь, что уже поздно...
Татьяна. То есть как - поздно?
Андрей Николаевич. Он уже сделал свой выбор, и я не знаю, что предло-
жить ему взамен... Книги? Глупо, они не читают книг. Вы были последним
читающим поколением в этой стране... Бульварщина не в счет. А что еще?
Татьяна. В наше время человек уходил в армию, и там ему худо-бедно
вправляли мозги.
Андрей Николаевич. А это уж совсем, прости меня, чушь собачья! Тем
более сейчас, когда против диверсантов, террористов, обученных и, глав-
ное, обстрелянных, выставляют мальчишек... И эти недоросли покорно идут,
совершенно не представляя себе, что это такое и чем это может для них
кончиться.
Татьяна. Я не об этом.
Андрей Николаевич. Бедные матери... Протестуют, организуют комитеты,
едут, разыскивают и получают наглухо заваренные ящики с мутным пластико-
вым окошечком в крышке.
Татьяна. Неужели все бессмысленно?.. Неужели все, что нам остается,
это покорно ждать неизвестно чего?
Андрей Николаевич (задумчиво). Делай что должно, и пусть будет что
будет - так, кажется?
Татьяна (возбужденно). Нет-нет, ни за что... (Ходит по веранде.) Это
если ты совсем один, сам по себе, ни за кого не отвечаешь - тогда, пожа-
луйста: хоть на необитаемый остров, на Луну, на Венеру...
Андрей Николаевич. Я поговорю с ним.
Татьяна. Сделай это, я тебя умоляю... Расскажи ему свою жизнь, поста-
райся увлечь его чем-нибудь, я не знаю...
Андрей Николаевич. Я постараюсь.
Пауза.
Татьяна (cмотрит на небо поверх цветущих яблонь). Вот и тучка набежа-
ла.
Андрей Николаевич. К вечеру обещали дождь, а они в последнее время
редко ошибаются.
Пауза.
Андрей Николаевич. Многие вещи невозможно объяснить на словах... Кто
я для него?
Старик. А ему двадцать лет, до тридцати еще так далеко, а сорок и да-
лее просто теряются в дурной бесконечности... Все это прекрасно знают, и
при этом каждый почему-то считает себя исключением - почему?.. Ты гово-
ришь: отнять машину? Нет ничего проще, отгоню на станцию техобслужива-
ния, и дело с концом. А дальше что?.. Сейчас он хоть среди ночи, хоть
под утро, но все-таки возвращается, а тогда он может просто исчезнуть в
городе... У него наверняка есть girl-friend, и, может быть, даже не од-
на...
Татьяна. И ты так спокойно говоришь об этом...
Андрей Николаевич (усмехается). Давай без ханжества. Антон живет в
грубом и жестоком мире. Может быть, в этом есть и моя вина, может быть,
я был недостаточно внимателен к нему...
Татьяна хочет что-то возразить, но Андрей Николаевич делает предупре-
дительный жест и продолжает говорить.
Андрей Николаевич. Молчи, я все знаю, и ты не скажешь мне ничего но-
вого!.. Да, иногда мне следовало быть жестче, тверже, решительнее, но я
боялся подавить человека... Это ведь так просто: нельзя и все - ша!.. А
что получается? Робкое забитое существо, раб, да-да, именно так! Он
только с виду похож на человека, а внутри он весь сморщенный, скрюченный
в три погибели - тело выросло, а душа так и не родилась, зачахла в утро-
бе...
Татьяна. Ну зачем ты так говоришь, зачем?..
Андрей Николаевич (продолжает). А все эти секты: свидетели Иеговы,
кришнаиты, адвентисты, мунисты - кого только нет!.. Почему? Они же так
хотели свободы, проклинали коммунистов, Сталина, Советскую власть - ну
так живите! Кто вам теперь мешает?..
Татьяна. Ты у меня спрашиваешь?
Андрей Николаевич. Гениальный Достоевский: и будут искать, кому пок-
лониться, кому отдать свой хлеб, чтобы вновь, изголодавшись, получить
его из этих же самых рук!.. Но кто сейчас читает Достоевского?..
Татьяна. Антон читал.
Андрей Николаевич. Что? "Подростка"?.. Или, может быть, "Игрока"?.. У
Достоевского много соблазнов. Он весь - сплошной соблазн, и к черту все
десять заповедей!..
Татьяна (сдерживаясь).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22