Я обнаружил, что стою у массивной лестницы, а увиденная мною колонна, поддерживающая ее спираль, была по моей оценке около пятнадцати футов толщиной, причем каждая ступень лестницы насчитывала в ширину более двадцати футов. Я предположил, что эта иллюзия либо подстроена, либо вызвана опиумом, ибо казалось невозможным, что в каком-то складе может существовать такое. Но только я начал подниматься по лестнице, Лайла и Сюзетта — рядом со мной, как под нашими ногами камни отозвались эхом шагов, и я потрясенно осознал, что все это происходит наяву. Вся конструкция была сделана из темно-пурпурной породы вулканического происхождения, кристаллической и отшлифованной до такой степени, что фигуры наши отражались в ее угрюмых глубинах. Мое отражение, вздрагивающее и искаженное полусветом, следовало за мной, словно какой-то отблеск, пойманный между стеклами. От этого эффекта становилось не по себе, и, вне сомнения, это тоже было подстроено.
Я взглянул на Лайлу. Она поднималась несколько впереди, но вдруг приостановилась и наклонилась, протягивая руку к чему-то в темноте.
— Разве она не прекрасна? — восхитилась она.
Я нахмурился. На меня уставилась пара немигающих зеленых глаз, и я узнал пантеру, которую видел раньше. Пантера зевнула, потянулась и неслышно стала спускаться по лестнице.
— Ручная? — спросил я.
— Не совсем, — прошептала Лайла, почему-то рассмеявшись. — Но очень красивая.
— И вам будет очень приятно, когда она порвет кого-нибудь на куски?
Лайла слегка улыбнулась.
— Не надо мрачных прогнозов. — Она проследила взглядом за пантерой. — Я люблю своих животных… Больше, чем людей. Им меньше нужно, и потому их зависимость более полная. Правда, Сюзетта?
— Да, Лайла, — ответила девочка.
— Смотрите, — Лайла подняла руку.
Я повернулся и обомлел. К тому времени я уже должен был закалиться и не удивляться сюрпризам, но ничто, даже события прошедших недель, не подготовили меня к тому, что я узрел. Предо мною простирался гигантский проход, весь заполненный животными и стаями птиц. Я различил льва, нескольких свиней, дремлющую змею. Рядом были еще звери, и этот проход уходил все дальше и дальше во тьму… Совершенно невозможное зрелище. Я повернулся к Лайле, чтобы спросить ее, в чем суть этой галлюцинации, но она подняла руку и прижала палец к моим губам, Я подумал, что Лайла собирается поцеловать меня, ибо ее губы полуоткрылись и оказались вблизи моих. Я даже почувствовал аромат, исходивший от нее. Но она улыбнулась, отвернулась от меня и встала на колени перед Сюзеттой, похлопав девочку по щечкам.
— Ну все, беги, — шепнула она. — Мне надо поговорить с доктором.
Сюзетта не ответила, на мгновение прильнула к Лайле, а потом повернулась и побежала по проходу. Вспорхнули испуганные птицы и закружились у нее над головой. Звери отпрянули к стенам, а Сюзетта бежала, и звук ее шагов эхом отдавался среди голых камней и наполнял все вокруг, даже когда девочка исчезла из вида. Издалека, как туман, начала наползать темнота. Вскоре животные превратились в смутные силуэты, а коридор стал зияющей черной дырой.
— Мне, наверное, надо прочистить мозги, — повернулся я к Лайле.
Она протянула руку, коснувшись меня, как несколькими мгновениями ранее, и улыбнувшись:
— Пострадали от опиума у Полидори? — поинтересовалась она.
Глаза ее, как и у лорда Рутвена, были примечательно глубоки. Я нашел в себе силы увернуться от ее взгляда.
— Может быть.
— Пойдемте со мной, — кивнула Лайла.
Она взяла меня за руку. Мы опять двинулись вверх по лестнице, и я заметил, что свет на стенах как-то тускнеет. Я поднял голову. Надо мной навис огромный стеклянный купол, а за ним, в чистом безоблачном небе, сверкали звезды.
— В Лондоне такой скверный воздух, — сообщила Лайла, — и так загрязнен газовым освещением. Но, как видите, при помощи оптики это можно свести к нулю.
— Замечательно! — воскликнул я. — Никогда не думал, что такое возможно.
— И тем не менее…
Я продолжал глядеть сквозь купол на небо, чувствуя на себе взгляд Лайлы и зная, что он крайне холоден, холоден, как звезды. И все же я не обернулся.
— Это напоминает мне, — медленно проговорил я, — напоминает то же чистое небо, когда смотришь с гор в Каликшутре…
— Вот как?
Вопрос повис в воздухе. Лайла, подняв голову, смотрела теперь на звезды. И вновь я ощутил мощный прилив влечения к ней. В равной мере во мне поднялись страх и желание, борясь друг с другом, и, когда она потянулась ко мне, я чуть ли не с яростью отбросил ее руку.
— Вы не доверяете мне, — прошептала она, словно удивляясь этому.
Я почти засмеялся. Она почувствовала это и улыбнулась сама.
— Но почему? — проговорила она. — Вы вините меня в том, что я обманула вашего друга?
— И я прав, — холодно ответил я. — Вы обманываете его.
— Ну да, конечно, — пожала плечами Лайла. — Это очевидно.
Я с удивлением взглянул на нее, не ожидав такой откровенности.
— Не делайте вид, будто вас громом поразило, — продолжала она. — УЖ Перед вами я бы не отважилась это отрицать.
— Вы мне льстите.
— Думаете?
— Конечно. Вы же ничего не рассказываете Джорджу.
— Верно. Но Джордж — идиот.
— И мой друг… Почему бы мне не передать ему ваши слова?
Глаза ее блеснули, она покачала головой и стала подниматься по лестнице к стеклянному куполу. Спустя некоторое время она остановилась, вглядываясь во что-то, чего мне не было видно.
— Насколько я понимаю, — сказала она наконец, поворачиваясь ко мне, — вы работаете в Уайтчепеле, в самых ужасных трущобах.
— Да, я работаю в Уайтчепеле.
— Тогда вы, должно быть, сочувствуете бедным, неустроенным, угнетенным, доктор Элиот. Можете не отвечать, я знаю, мне рассказывал Джордж… Он называет вас святым Ист-Энда… Святой Ист-Энда… Он считает, что это шутка.
— Наверняка. Но что вы хотите этим сказать?
— То, что Джордж все считает замечательной шуткой. Например, свою работу в Индийском кабинете… А его отношение к людям, на чьи жизни он хочет повлиять, — небрежно, так небрежно, один росчерк пера, одна строка… Сама мысль, о том, что он может ворочать жизнями миллионов — такой человек, как он… Шутка… Он считает это шуткой? И иногда, доктор Элиот… — Она прервала свою речь, вновь вглядываясь сквозь стекло. — Я тоже так считаю.
Я наблюдал за ней. Она была ужасающе прекрасна. Я подумал, что же со мной происходит, если в такой критический момент мной овладевает физическое влечение.
«Придерживайся своих методов, — велел я себе. — Будь верен им, иначе ты — ничто, иначе ты — труп».
Я медленно поднялся к стеклу, за которым величаво раскинулся Лондон. Мы находились на какой-то невозможной высоте, ибо город простирался подо мною скопищем красных и черных пятен, а сердце его прорезала река, точно длинная кишка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113