Непристойная выходка – полбеды. Всякий может повиснуть на другом в бесшабашную минуту. Но на Чиддингфолде! И как это ее угораздило выбрать именно Чиддингфолда? Она уже не помнила в точности, что имела в виду, когда появилась из-за кафедры и увидела Чиддингфолда, улыбающегося своей бледной светской микроулыбкой. Почти забыла, ощущала ли она неутолимую жажду любить или настоятельную потребность подразнить этого большеголового, вежливого идола, беззащитного в своей неуязвимости. Или то и другое сразу. Или на какой-то миг ей показалось, что это одно и то же.
Так или иначе, у нее полегчало на душе, когда кто-то из сотрудников лаборатории рассказал, что на том же вечере Голдвассер полез к миссис Плашков. Милый старина Голдвассер! По крайней мере в институте она не единственная носительница нормальной половой активности. Чем дальше размышляла она о Голдвассере, тем больше удивлялась, как это до сих пор не поняла, что он секс-бомба. Он ведь такой мягкий человек, нервный, деликатный, – парадокс взывал к разрешению.
Она почувствовала укол ревности, оттого что Голдвассер полез не к ней, а к миссис Плашков. Ее снедало жгучее похотливое любопытство – или жгучая нежность, и вот однажды днем она явилась к Голдвассеру в его лабораторию, зная, что в это время он там один.
– Ну-с, – пропыхтела она, соблазнительно присев на краешек стола и запрокинув голову, чтобы сигаретный дым не ел глаза, – как делишки, голубчик Голдвассер?
– Отлично, – сказал Голдвассер.
– Надеюсь, вас не пугает тет-а-тет с местной блудницей?
– Это кто же такая?
– Я, дружище.
– Вы?
– После той вечеринки этого уже не скроешь.
– А-а! Да, то есть, гм…
– Не стесняйтесь в выражениях, мальчик. Я ведь в сущности местная мессалина.
– Ага. Понятно.
Голдвассер сделал попытку словно невзначай откинуться на спинку кресла. Всякий раз как Ребус кашляла, пепел с ее сигареты интимно садился к нему на колени.
– Во всяком случае, нам надо держаться друг дружки.
– Кому?
– Нам с вами.
– А-а. Да, пожалуй.
– Одного поля ягоды.
– Что?
– Два сапога – пара, старина.
– Ага.
Голдвассер не совсем понимал, на что она намекает. О том, как Голдвассер оскорбил миссис Плашков, в институте знали все, кроме самого Голдвассера. Тактично щадя его самолюбие, никто ему об этом даже не намекнул.
– Вообще как-то смешно, старик, – сказала Ребус, задрав ногу на подлокотник голдвассерова кресла, так что ее колено пришлось вровень с его лицом, – мы ведь никогда не объединяли своих усилий.
– Гм.
– Вам не кажется, что это просто чертовски странно?
– Ну… Да… То есть…
Голдвассеру все труднее и труднее было не замечать, что над коленкой у Ребус спустились две петли чулка и что белье у нее апельсинового цвета. Ему не хотелось несправедливо осуждать кого бы то ни было, но он не мог не припомнить, как Ребус висла на Чиддингфолде. Он старался подавить недостойный мужчины страх.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я с вами так разговариваю? – спросила Ребус.
– Нет.
– Вы же меня знаете. Я всегда называю вещи их погаными именами.
– Да.
– И в конце концов у нас с вами действительно много общего.
– Да?
– А разве нет?
– Неужели?
Голдвассера гипнотизировали крохотные белые кружочки на колене у Ребус – все новые и новые появлялись по мере того, как под самым его носом хлопья горячего пепла от сигареты прожигали нейлоновый чулок. Голдвассер понял, каково же приходится кролику под взглядом удава. Внезапно у Голдвассера появилось предчувствие, что через секунду–другую Ребус набросится на него, как на Чиддингфолда, запоет скабрезную песенку и повалит на пол. С трудом оторвав глаза от ее коленки, он поспешно вскочил и стал озираться по сторонам, ища предлога для бегства.
“Боже всемогущий! – подумала Ребус, испытывая главным образом прилив ужаса, – этот громадный буйный зверь сейчас набросится на меня прямо тут же”.
Мгновенно ее одолел затяжной приступ кашля. “Психосоматический”, подумала она, а недокуренный гвоздик выскочил у не изо рта и свалился в корзину для бумаг. Ребус и Голдвассер еще вываливали на пол содержимое корзины в поисках горящего окурка, когда вошел Ноббс с папкой под мышкой.
– Если только я не помешал вашей личной жизни, брат, сказал он Голдвассеру, – вы, может, сообщите, когда вы намерены и намерены ли вообще принять решение насчет папки “Парализованная девушка еще будет плясать”.
– Сейчас же! – воскликнул Голдвассер. – Не уходите, Ноббс. Возьмите себе стул, Ноббс.
Позднее Голдвассер почувствовал, что заблуждался как дурак относительно всего эпизода, и убедился, что Ребус имела в виду лишь дружескую беседу. Он отправился к ней в лабораторию налаживать отношения, но не застал на месте. Скользя взглядом по предметам, разбросанным в ужасном беспорядке, дабы убедиться, что Ребус не затерялась среди всего этого хлама, он заметил на пульте отдельской вычислительной машины “Эджекс-IV” поздравительную открытку, размалеванную херувимами, колоколами и позолотой. На открытке было написано:
Моему родному крошке Эджексу.
Иногда ты бываешь гадким мальчишкой, но я все прощаю, потому что сегодня тебе исполнился ровно год. Очень люблю, крепко целую.
Мамочка.
Впоследствии ни Ребус, ни Голдвассер даже не заикались ни об одном из этих случаев.
17
Роман о Лизбет и Хоуарде Роу сунул в долгий ящик, собираясь поднатаскаться в этом деле по специально купленной “Энциклопедии сексуальных извращений”. А тем временем он начал работу над бесхитростным комическим романом “Выбирай хахаля себе под стать”.
– В сущности, ничего особенного, – сказал он однажды Голдвассеру, когда тот заскочил среди дня узнать, как идут дела. – Просто, в общем, ну, о совершенно заурядных парнях.
– Как мы с вами? – спросил Голдвассер.
– Вот именно. В них нет ничего выдающегося. Их четверо, они только пьют вино и добиваются милостей совершенно заурядной девушки. Ее зовут Энни Булка.
– А их? Грэм Стендиш, Патрик Мелхиш, Дик Корниш и Джим Парриш?
– Нет… Патрик Корниш, Джим Стендиш, Дик Парриш и Грэм Мелхиш. Хотите взглянуть?
– Надо понимать, роман уже закончен?
– Нет. Пока готова только первая сцена совращения. Я решил: напишу-ка сначала все сцены совращения, а потом уже вставлю остальное.
– Это остроумно.
– Во всяком случае, здесь у меня Грэм Корниш… то есть нет, Патрик Парриш приводит Энни в свою однокомнатную квартирку. Надеюсь, вы разберете черновики. Я к тому, что вам вовсе не обязательно маяться, если в не хотите.
– Конечно.
– Но если вам действительно интересно…
– Ну да.
– Тогда скажите, что вы об этом думаете.
Голдвассер взял рукопись и прочитал:
“Грэм издал звук, поразительно похожий на фырканье воды, текущей из какого-то особенно капризного крана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Так или иначе, у нее полегчало на душе, когда кто-то из сотрудников лаборатории рассказал, что на том же вечере Голдвассер полез к миссис Плашков. Милый старина Голдвассер! По крайней мере в институте она не единственная носительница нормальной половой активности. Чем дальше размышляла она о Голдвассере, тем больше удивлялась, как это до сих пор не поняла, что он секс-бомба. Он ведь такой мягкий человек, нервный, деликатный, – парадокс взывал к разрешению.
Она почувствовала укол ревности, оттого что Голдвассер полез не к ней, а к миссис Плашков. Ее снедало жгучее похотливое любопытство – или жгучая нежность, и вот однажды днем она явилась к Голдвассеру в его лабораторию, зная, что в это время он там один.
– Ну-с, – пропыхтела она, соблазнительно присев на краешек стола и запрокинув голову, чтобы сигаретный дым не ел глаза, – как делишки, голубчик Голдвассер?
– Отлично, – сказал Голдвассер.
– Надеюсь, вас не пугает тет-а-тет с местной блудницей?
– Это кто же такая?
– Я, дружище.
– Вы?
– После той вечеринки этого уже не скроешь.
– А-а! Да, то есть, гм…
– Не стесняйтесь в выражениях, мальчик. Я ведь в сущности местная мессалина.
– Ага. Понятно.
Голдвассер сделал попытку словно невзначай откинуться на спинку кресла. Всякий раз как Ребус кашляла, пепел с ее сигареты интимно садился к нему на колени.
– Во всяком случае, нам надо держаться друг дружки.
– Кому?
– Нам с вами.
– А-а. Да, пожалуй.
– Одного поля ягоды.
– Что?
– Два сапога – пара, старина.
– Ага.
Голдвассер не совсем понимал, на что она намекает. О том, как Голдвассер оскорбил миссис Плашков, в институте знали все, кроме самого Голдвассера. Тактично щадя его самолюбие, никто ему об этом даже не намекнул.
– Вообще как-то смешно, старик, – сказала Ребус, задрав ногу на подлокотник голдвассерова кресла, так что ее колено пришлось вровень с его лицом, – мы ведь никогда не объединяли своих усилий.
– Гм.
– Вам не кажется, что это просто чертовски странно?
– Ну… Да… То есть…
Голдвассеру все труднее и труднее было не замечать, что над коленкой у Ребус спустились две петли чулка и что белье у нее апельсинового цвета. Ему не хотелось несправедливо осуждать кого бы то ни было, но он не мог не припомнить, как Ребус висла на Чиддингфолде. Он старался подавить недостойный мужчины страх.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я с вами так разговариваю? – спросила Ребус.
– Нет.
– Вы же меня знаете. Я всегда называю вещи их погаными именами.
– Да.
– И в конце концов у нас с вами действительно много общего.
– Да?
– А разве нет?
– Неужели?
Голдвассера гипнотизировали крохотные белые кружочки на колене у Ребус – все новые и новые появлялись по мере того, как под самым его носом хлопья горячего пепла от сигареты прожигали нейлоновый чулок. Голдвассер понял, каково же приходится кролику под взглядом удава. Внезапно у Голдвассера появилось предчувствие, что через секунду–другую Ребус набросится на него, как на Чиддингфолда, запоет скабрезную песенку и повалит на пол. С трудом оторвав глаза от ее коленки, он поспешно вскочил и стал озираться по сторонам, ища предлога для бегства.
“Боже всемогущий! – подумала Ребус, испытывая главным образом прилив ужаса, – этот громадный буйный зверь сейчас набросится на меня прямо тут же”.
Мгновенно ее одолел затяжной приступ кашля. “Психосоматический”, подумала она, а недокуренный гвоздик выскочил у не изо рта и свалился в корзину для бумаг. Ребус и Голдвассер еще вываливали на пол содержимое корзины в поисках горящего окурка, когда вошел Ноббс с папкой под мышкой.
– Если только я не помешал вашей личной жизни, брат, сказал он Голдвассеру, – вы, может, сообщите, когда вы намерены и намерены ли вообще принять решение насчет папки “Парализованная девушка еще будет плясать”.
– Сейчас же! – воскликнул Голдвассер. – Не уходите, Ноббс. Возьмите себе стул, Ноббс.
Позднее Голдвассер почувствовал, что заблуждался как дурак относительно всего эпизода, и убедился, что Ребус имела в виду лишь дружескую беседу. Он отправился к ней в лабораторию налаживать отношения, но не застал на месте. Скользя взглядом по предметам, разбросанным в ужасном беспорядке, дабы убедиться, что Ребус не затерялась среди всего этого хлама, он заметил на пульте отдельской вычислительной машины “Эджекс-IV” поздравительную открытку, размалеванную херувимами, колоколами и позолотой. На открытке было написано:
Моему родному крошке Эджексу.
Иногда ты бываешь гадким мальчишкой, но я все прощаю, потому что сегодня тебе исполнился ровно год. Очень люблю, крепко целую.
Мамочка.
Впоследствии ни Ребус, ни Голдвассер даже не заикались ни об одном из этих случаев.
17
Роман о Лизбет и Хоуарде Роу сунул в долгий ящик, собираясь поднатаскаться в этом деле по специально купленной “Энциклопедии сексуальных извращений”. А тем временем он начал работу над бесхитростным комическим романом “Выбирай хахаля себе под стать”.
– В сущности, ничего особенного, – сказал он однажды Голдвассеру, когда тот заскочил среди дня узнать, как идут дела. – Просто, в общем, ну, о совершенно заурядных парнях.
– Как мы с вами? – спросил Голдвассер.
– Вот именно. В них нет ничего выдающегося. Их четверо, они только пьют вино и добиваются милостей совершенно заурядной девушки. Ее зовут Энни Булка.
– А их? Грэм Стендиш, Патрик Мелхиш, Дик Корниш и Джим Парриш?
– Нет… Патрик Корниш, Джим Стендиш, Дик Парриш и Грэм Мелхиш. Хотите взглянуть?
– Надо понимать, роман уже закончен?
– Нет. Пока готова только первая сцена совращения. Я решил: напишу-ка сначала все сцены совращения, а потом уже вставлю остальное.
– Это остроумно.
– Во всяком случае, здесь у меня Грэм Корниш… то есть нет, Патрик Парриш приводит Энни в свою однокомнатную квартирку. Надеюсь, вы разберете черновики. Я к тому, что вам вовсе не обязательно маяться, если в не хотите.
– Конечно.
– Но если вам действительно интересно…
– Ну да.
– Тогда скажите, что вы об этом думаете.
Голдвассер взял рукопись и прочитал:
“Грэм издал звук, поразительно похожий на фырканье воды, текущей из какого-то особенно капризного крана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42