Пока цокот копыт не удалился, граф стоял не двигаясь и смотрел на ворота. Неожиданно он встрепенулся, как бывает, когда буря налетает на крону высокого дерева. Правой рукой схватился за грудь, черты его лица мучительно исказились, а на висках выступили темные набухшие вены. Он повернулся и направился к дому деревянными, нетвердыми шагами. Каролина и Филипп подхватили его под руки. Но на ступеньках лестницы силы покинули графа, и он без сознания повис на их руках. Подскочил Симон, и они вдвоем с Филиппом внесли графа в дом. Каролина побежала вперед и откинула одеяло на кровати.
– Симон, скорее губку, спирт, полотенца – и врача!
В этот момент граф открыл глаза.
– У меня уже нет времени… на врача.
– Не говори так, отец, – Каролина попыталась вымученно улыбнуться.
Симон нерешительно остановился в двери. Граф отрицательно махнул рукой.
– Ничего не надо, Симон. Оставь меня с детьми одного, – он закрыл глаза, борясь за каждый вздох. – Подсуньте мне пару подушек под голову, – прошептал он. – И перестаньте волноваться из-за меня.
Филипп поддержал отца, Каролина подложила ему под спину подушки. Граф взял обоих за руки.
– Мне приятно, что вы держитесь вместе. Обещайте, что так и останется, тогда я могу умирать спокойно, – его пальцы утешительно погладили руку Каролины. – Смерть не таит ничего плохого. Мы умираем каждый день. С каждым днем уходит часть нашей жизни, от самого рождения… Почему последний час должен быть ужасен?..
Каролина чувствовала покой и мудрость, которыми веяло от его слов. Но эта мудрость была не в состоянии утешить ее. Ее слезы были слезами отчаяния – и бессильной ярости. Если ее отец умирал, то убил его не кто иной, как Фуше.
По лицу графа скользнула слабая улыбка, так же мало понятная Каролине, как и его слова:
– Похороните меня со знаменем битвы при Маренго; оно все еще в багаже, вопреки всему случившемуся. И не носи траурных платьев! Не ходите на цыпочках по дому, не шепчитесь. Не омрачайте мне смерть слезами. Пусть все идет, как обычно…
На следующий день граф попросил передвинуть его кровать к окну, откуда он мог смотреть в парк.
В нем не было ни горечи, ни грусти. Он лишь с каждым днем удалялся все дальше от этого мира. Очнувшись после очередного глубокого беспамятства, он был похож на чужака, прибывшего издалека…
Граф Фредерик Опост де ля Ромм-Аллери умер так же, как жил. Судьба сломала его мечты, но не смогла победить его сердце. Он умер, как умирали перед ним все мужчины из рода Ромм-Аллери. Все они пересекали порог в другой мир, словно переходили из одной комнаты в другую.
Это случилось утром 11 июня 1815 года.
Почти ежедневно приезжали курьеры с письмами. Крестьяне стояли лагерем во дворе, на сторожевых башнях Розамбу день и ночь несли дозор, и когда появлялись курьеры, им не открывали ворота. Свои письма они просовывали в отверстие в калитке.
Это были торопливо набросанные послания, полные душевной тоски и бурных проявлений страсти. В них были трогательно нежные слова, просьбы приехать к нему. Но в Каролине они теперь пробуждали только беспокойство и растерянность. Никто не делал замечаний, никто не задавал ей вопросов, но она отчетливо ощущала, что эти послания стоят между ней и всеми остальными. Она знала, что должна принять решение, и не могла этого сделать.
И вот наступило 18 июня. К вечеру до Розамбу дошли слухи, что император разбит при Ватерлоо и бежал. Неожиданно Каролина перестала сомневаться. Она знала, что теперь делать. Ее взгляд упал на секретер. Надо оставить Филиппу пару строк. Против ее правил скрываться как вор, держать в тайне свое решение. И тем не менее она тайком покинет Розамбу, ибо то, что заставляло ее последовать за Наполеоном, невозможно было объяснить словами. И даже если бы она нашла правильные слова, она все равно бы молчала – из боязни затронуть вещи, которые касались только их двоих. В последний раз она осмотрелась. Потом открыла дверь, оклеенную обоями, спустилась по узкой лестнице для прислуги и через гладильную комнату вышла прямо в парк, чтобы поискать Бату. Неожиданно ей показалось, что кто-то идет за ней. Она обернулась и испуганно уставилась на мужчину в темной накидке. Лишь когда он снял шляпу, она узнала герцога Беломера.
– Вы?
– Да, я. И похоже, вовремя. Вы собрались уехать? Я говорю решительное «нет»! То, что вы задумали, – безумие!
– Откуда вы можете знать, что я задумала? – Она взяла себя в руки. – Вы не имеете права мне приказывать, – она осеклась.
Его глаза напугали ее. Она почувствовала, что он видит ее насквозь.
– Да, – проговорил он, – приказывать я не могу. И, тем не менее, выслушайте меня. Неужели вы, в самом деле, так наивны, что не видите опасности, навстречу которой спешите? Отбросим в сторону то, что вы хотите к Наполеону. Это ваше дело. Но не только ваше дело то, что вы попадете в руки Фуше. Этим вы подвергаете опасности и нас.
– Фуше? А при чем здесь Фуше?
– Вы и в самом деле слепы! Для крыс, подобных ему, не бывает более благоприятного момента. Вы этого до сих пор не понимаете? – Он распахнул на груди накидку, словно задыхался. – Ваш отец был мужчиной, бесстрашным мужчиной, сильным, как дерево, и все же Фуше оказался сильнее. Он свалил дерево. А вы, цветочек, хотите оказать ему сопротивление?
– Я вас не понимаю.
– Ваш отец мертв! Но только не думайте, что такому человеку, как Фуше, этого достаточно. Он основателен. Он не успокоится, пока вообще не останется никого из рода Ромм-Аллери. Разве Пьомбино не послужил вам уроком?
– Пьомбино? А какое отношение имеет к этому Фуше?
– Ваша интуиция должна была бы подсказать вам, где сходятся нити, – не унимался герцог. – Монсеньор Нери был лишь орудием в его руках!
– Это неправда!
– Я знаю, что это правда. И то, что герцог Отрантский посмеивался в кулачок: дочь его злейшего врага играет ему на руку. Она похищает сына императора. Он спасает его. Благодаря вам ему на всю жизнь обеспечено алиби при австрийском императорском дворе. Поймите же наконец, что у него повсюду есть приспешники. В салонах, борделях и монастырях. Оставьте героическую позу. Он вам не по плечу.
– А вам! Вам он зато по плечу! – Еще бросая эти слова, она знала, что несправедлива по отношению к герцогу, но в пылу раздражения плохо владела собой. Она хотела быть несправедливой к нему. Хотела обидеть его. – Я знаю, что Фуше истребил вашу семью – и что вы делаете? Вы болтаете с убийцей вашей семьи, шутите с ним, играете с ним в карты. Я это видела собственными глазами.
– Такого противника, как он, можно уничтожить только его же оружием, – голос герцога вдруг зазвучал с жутким спокойствием. – Лицемерием, притворством, хитростью, – он замолк, словно боясь сказать лишнее, и схватил ее за руку. – Вернитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71