И если мы не воспользуемся этим временем…
Он смотрел на нее, нежно поглаживая ее бедро, представляя, какие сладкие тайны скрыты под простыней. Она задохнулась, и он захотел ее еще сильнее. Он склонился к ней и мягко поцеловал.
— Прошу тебя, Камилла, — проговорил он приглушенным голосом, — давай забудем пока про твоего дядю и про мой долг. Давай поваляемся и понаслаждаемся друг другом. Как и положено молодоженам. Завтра подумаем обо всем остальном.
На какой-то момент ему показалось, что она станет сопротивляться. Глаза ее смотрели неуверенно, а тело напряглось. Потом она вздохнула.
— Я не собираюсь забывать об этом, Саймон.
— И не надо, разве я об этом. — Он ухватил простыню, которой прикрывалась Камилла, и не успела она возмутиться, как простыня отлетела в сторону, обнажая упоительной формы грудь. Как прекрасны были эти груди, как нежны и полны, как влекуще темнели соски! Саймону до боли захотелось прикоснуться к ним губами. — Я прошу у тебя только временного перемирия. На сегодня. Только до завтра.
Он будет продолжать войну, если придется. И в конце концов он победит. Он всегда побеждал. А в этот раз он во что бы то ни стало должен победить. Нужно одержать сразу две победы: не упустить ее и отомстить Зэну.
Она не отвечала, и тогда он принялся целовать ее — жадно, ненасытно. Он открыл ее губы языком и погрузился в шелковистую теплоту, он был слишком голоден, чтобы быть нежным и заботливым. Рука его ласкала ей грудь до тех пор, пока Камилла не застонала, выгибаясь. В следующее мгновение она обняла его, и страх, что она откажет ему, прошел.
Она принадлежала ему, с ее согласия или без ее согласия, но он получит все — и ее, и свою месть. В конце концов она поймет, долг превыше всего. К этому времени она уже будет его, навсегда. И ни один проклятый пират не встанет у него на пути.
17
Веточка к веточке — сплела птичка гнездо.
Креольская поговорка
В день, когда закончилось их свадебное заточение, Камилла стояла на пороге дома и смотрела, как Саймон затягивает на талии пояс со шпагой.
Ни один из них не обмолвился о ее дяде за последние полтора дня. Но его незримая тень смутно маячила между ними, и оба это чувствовали. Что, собственно, и придавало отчаянность их любовным играм, оба казались ненасытными. Долго ли занимались они любовью? Шесть, семь раз? Камилла не помнила. Это наконец превратилось в банкет со множеством блюд, одно лакомство следовало за другим, пока все они не слились в один нескончаемый праздник страсти.
Это было первое воскресенье в ее жизни, когда она пропустила мессу. Она вспыхивала каждый раз, когда вспоминала, в каком приятном грехе провела этот святой день. Нет, это был не грех. Они ведь женаты. Это позволено церковью.
Теперь она понимала, почему священнослужителям положено быть холостыми. Как могли они хранить свои святые мысли после столь откровенных плотских радостей, пусть даже и дозволенных.
Саймон заметил, что она за ним наблюдает. Он с усмешкой подошел и поцеловал ее захватывающим дух поцелуем.
— Я буду скучать по тебе весь день, — сказал он потом, отдышавшись. Глаза его снова поблескивали так же, как и с утра, когда он разбудил ее нежными, требовательными поцелуями. — А ты будешь по мне скучать?
Она хотела солгать, сказав «нет», чтобы стереть с его лица эту высокомерную усмешку, которая говорила, что он прекрасно знает, сколько удовольствия доставил ей за истекшие полтора дня. Но странный проблеск тревоги в его взгляде удержал ее от этого. При всей своей видимой уверенности он все еще в ней сомневался.
Смешно, конечно, но это ее согрело. И удержало от едких слов, которые могли его обидеть. Она одарила его смущенной улыбкой, поправила неряшливо завязанный шарф и сказала:
— Может, и буду.
— Не слишком-то теплый ответ, — он внезапно приподнял ее на руках. — Пожалуй, стоит затащить тебя опять в постель, чтобы убедиться, что ты действительно будешь скучать.
— Саймон, поставь меня обратно, — взвизгнула она, когда он направился к лестнице. — Ты опоздаешь на встречу с генералом!
— Он наверняка поймет, что, когда речь идет о молодоженах, точности ждать не приходится, — он озорно поглядел на нее и поставил ногу на ступеньку. — А если не поймет, я знаю, как смягчить его гнев. Я просто скажу, что хотел убедиться, что жена будет по мне скучать.
Она прервала его, поцеловав его в губы. Поцелуи мгновенно превратился в пламя, и Саймон ловко усадил Камиллу на колено, освободив руку для ласк. Он торопливо расстегнул ее платье и скользнул рукой к груди, а поцелуй его становился все более нетерпеливым.
Почувствовав, как что-то упирается в ее бедро, она оторвалась от его губ.
— Хватит, Саймон! Тебе надо идти. Опоздаешь!
Не обращая внимания на ее слова, он нагнулся, прильнув губами к ее груди.
— Я не уйду, не убедившись, что ты будешь скучать, — пробормотал он, легонько покусывая ее за сосок.
— Я буду скучать! — И тут она почувствовала себя такой ослабевшей от желания, что ей стало все равно, где он возьмет ее. Хоть прямо на улице. — Ах ты, дурень, я буду, буду скучать! Теперь отпусти меня!
Он поднял голову. На губах играла улыбка победителя.
— Так-то лучше, — он опустил ее и посмеивался, глядя, как она застегивает платье. — Я бы предпочел, чтобы ты вообще не носила одежды, Принцесса.
— Постараюсь это учесть, когда пойду за покупками, — хмыкнула она.
Он подхватил ее на руки.
— Ты прекрасно поняла, что я имел в виду, — он снова поцеловал ее. — Отошли сегодня вечером слуг, и мы оба сможем разгуливать по дому в чем мать родила, когда нам заблагорассудится.
Она постаралась принять вид оскорбленной невинности, но все, что ей удалось, — это нахмуриться, и то с трудом.
— Знаешь, ты настоящий дикарь.
— Знаю, — он пожирал ее глазами, и у нее от этого взгляда побежали по спине мурашки. — Поэтому я и нравлюсь тебе.
Конечно, Камилла пыталась протестовать, но попытки эти были смехотворны. Так что Саймон вполне мог довольно улыбаться, когда шел к выходу. Да и Камилла не могла удержать улыбки, спешила к двери поглядеть, как он бодро идет по тропинке, насвистывая американскую джигу.
Когда он скрылся из виду, она вернулась в их общую спальню и принялась прибираться, задвигая ящички, не закрытые впопыхах, подбирая валяющуюся одежду Саймона. Подняв с пола его шелковую рубашку, она прижала ее к груди.
Ох, что же ей теперь делать? Теперь, когда о расторжении брака не могло быть и речи, продолжать войну не имело смысла. Она должна признать, что быть его женой очень даже неплохо. Ей нравилось просыпаться с ним рядом, нравилось, как его рука нежно ласкает ее, играет ее шелковистыми волосами. Нравилось готовить для него, ибо каждому новому блюду он расточал щедрые комплименты. Нравилось смотреть, как он купается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Он смотрел на нее, нежно поглаживая ее бедро, представляя, какие сладкие тайны скрыты под простыней. Она задохнулась, и он захотел ее еще сильнее. Он склонился к ней и мягко поцеловал.
— Прошу тебя, Камилла, — проговорил он приглушенным голосом, — давай забудем пока про твоего дядю и про мой долг. Давай поваляемся и понаслаждаемся друг другом. Как и положено молодоженам. Завтра подумаем обо всем остальном.
На какой-то момент ему показалось, что она станет сопротивляться. Глаза ее смотрели неуверенно, а тело напряглось. Потом она вздохнула.
— Я не собираюсь забывать об этом, Саймон.
— И не надо, разве я об этом. — Он ухватил простыню, которой прикрывалась Камилла, и не успела она возмутиться, как простыня отлетела в сторону, обнажая упоительной формы грудь. Как прекрасны были эти груди, как нежны и полны, как влекуще темнели соски! Саймону до боли захотелось прикоснуться к ним губами. — Я прошу у тебя только временного перемирия. На сегодня. Только до завтра.
Он будет продолжать войну, если придется. И в конце концов он победит. Он всегда побеждал. А в этот раз он во что бы то ни стало должен победить. Нужно одержать сразу две победы: не упустить ее и отомстить Зэну.
Она не отвечала, и тогда он принялся целовать ее — жадно, ненасытно. Он открыл ее губы языком и погрузился в шелковистую теплоту, он был слишком голоден, чтобы быть нежным и заботливым. Рука его ласкала ей грудь до тех пор, пока Камилла не застонала, выгибаясь. В следующее мгновение она обняла его, и страх, что она откажет ему, прошел.
Она принадлежала ему, с ее согласия или без ее согласия, но он получит все — и ее, и свою месть. В конце концов она поймет, долг превыше всего. К этому времени она уже будет его, навсегда. И ни один проклятый пират не встанет у него на пути.
17
Веточка к веточке — сплела птичка гнездо.
Креольская поговорка
В день, когда закончилось их свадебное заточение, Камилла стояла на пороге дома и смотрела, как Саймон затягивает на талии пояс со шпагой.
Ни один из них не обмолвился о ее дяде за последние полтора дня. Но его незримая тень смутно маячила между ними, и оба это чувствовали. Что, собственно, и придавало отчаянность их любовным играм, оба казались ненасытными. Долго ли занимались они любовью? Шесть, семь раз? Камилла не помнила. Это наконец превратилось в банкет со множеством блюд, одно лакомство следовало за другим, пока все они не слились в один нескончаемый праздник страсти.
Это было первое воскресенье в ее жизни, когда она пропустила мессу. Она вспыхивала каждый раз, когда вспоминала, в каком приятном грехе провела этот святой день. Нет, это был не грех. Они ведь женаты. Это позволено церковью.
Теперь она понимала, почему священнослужителям положено быть холостыми. Как могли они хранить свои святые мысли после столь откровенных плотских радостей, пусть даже и дозволенных.
Саймон заметил, что она за ним наблюдает. Он с усмешкой подошел и поцеловал ее захватывающим дух поцелуем.
— Я буду скучать по тебе весь день, — сказал он потом, отдышавшись. Глаза его снова поблескивали так же, как и с утра, когда он разбудил ее нежными, требовательными поцелуями. — А ты будешь по мне скучать?
Она хотела солгать, сказав «нет», чтобы стереть с его лица эту высокомерную усмешку, которая говорила, что он прекрасно знает, сколько удовольствия доставил ей за истекшие полтора дня. Но странный проблеск тревоги в его взгляде удержал ее от этого. При всей своей видимой уверенности он все еще в ней сомневался.
Смешно, конечно, но это ее согрело. И удержало от едких слов, которые могли его обидеть. Она одарила его смущенной улыбкой, поправила неряшливо завязанный шарф и сказала:
— Может, и буду.
— Не слишком-то теплый ответ, — он внезапно приподнял ее на руках. — Пожалуй, стоит затащить тебя опять в постель, чтобы убедиться, что ты действительно будешь скучать.
— Саймон, поставь меня обратно, — взвизгнула она, когда он направился к лестнице. — Ты опоздаешь на встречу с генералом!
— Он наверняка поймет, что, когда речь идет о молодоженах, точности ждать не приходится, — он озорно поглядел на нее и поставил ногу на ступеньку. — А если не поймет, я знаю, как смягчить его гнев. Я просто скажу, что хотел убедиться, что жена будет по мне скучать.
Она прервала его, поцеловав его в губы. Поцелуи мгновенно превратился в пламя, и Саймон ловко усадил Камиллу на колено, освободив руку для ласк. Он торопливо расстегнул ее платье и скользнул рукой к груди, а поцелуй его становился все более нетерпеливым.
Почувствовав, как что-то упирается в ее бедро, она оторвалась от его губ.
— Хватит, Саймон! Тебе надо идти. Опоздаешь!
Не обращая внимания на ее слова, он нагнулся, прильнув губами к ее груди.
— Я не уйду, не убедившись, что ты будешь скучать, — пробормотал он, легонько покусывая ее за сосок.
— Я буду скучать! — И тут она почувствовала себя такой ослабевшей от желания, что ей стало все равно, где он возьмет ее. Хоть прямо на улице. — Ах ты, дурень, я буду, буду скучать! Теперь отпусти меня!
Он поднял голову. На губах играла улыбка победителя.
— Так-то лучше, — он опустил ее и посмеивался, глядя, как она застегивает платье. — Я бы предпочел, чтобы ты вообще не носила одежды, Принцесса.
— Постараюсь это учесть, когда пойду за покупками, — хмыкнула она.
Он подхватил ее на руки.
— Ты прекрасно поняла, что я имел в виду, — он снова поцеловал ее. — Отошли сегодня вечером слуг, и мы оба сможем разгуливать по дому в чем мать родила, когда нам заблагорассудится.
Она постаралась принять вид оскорбленной невинности, но все, что ей удалось, — это нахмуриться, и то с трудом.
— Знаешь, ты настоящий дикарь.
— Знаю, — он пожирал ее глазами, и у нее от этого взгляда побежали по спине мурашки. — Поэтому я и нравлюсь тебе.
Конечно, Камилла пыталась протестовать, но попытки эти были смехотворны. Так что Саймон вполне мог довольно улыбаться, когда шел к выходу. Да и Камилла не могла удержать улыбки, спешила к двери поглядеть, как он бодро идет по тропинке, насвистывая американскую джигу.
Когда он скрылся из виду, она вернулась в их общую спальню и принялась прибираться, задвигая ящички, не закрытые впопыхах, подбирая валяющуюся одежду Саймона. Подняв с пола его шелковую рубашку, она прижала ее к груди.
Ох, что же ей теперь делать? Теперь, когда о расторжении брака не могло быть и речи, продолжать войну не имело смысла. Она должна признать, что быть его женой очень даже неплохо. Ей нравилось просыпаться с ним рядом, нравилось, как его рука нежно ласкает ее, играет ее шелковистыми волосами. Нравилось готовить для него, ибо каждому новому блюду он расточал щедрые комплименты. Нравилось смотреть, как он купается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89