В кругу простых и сердечных сумцев чувствовал себя как дома. Не хотелось расставаться.
Особенно приятное впечатление произвел на Дениса пожилой майор Яков Петрович Кульнев. По годам он был вдвое старше Дениса. Но их многое сближало. Получив образование в кадетском корпусе, Кульнев служил некоторое время в войсках Суворова, благоговел, как и Денис, перед великим полководцем. Суворовское военное искусство ставил выше всего, от суворовских правил никогда не отступал. Кульнев был холост и беден, жил на скудное майорское жалованье, из которого третью часть аккуратно посылал старухе матери. Не имел никаких связей, не любил низкопоклонства. Поэтому, несмотря на большие военные знания и репутацию умного храброго офицера, почти десять лет пребывал в одном чине, заслужив прозвище «вечного майора». Денису невольно вспоминались разговоры с Каховским и Ермоловым: при существующем положении человеку одаренному, но не располагающему средствами и связями на справедливое отношение начальства нечего надеяться. Сам Яков Петрович, покручивая усы, говорил добродушно:
– Лучше быть меньше награжденному по заслугам, чем много без всяких заслуг…
Хотя в душе, разумеется, он чувствовал себя обиженным.
Внешность Кульнев имел примечательную. Это был высокий, чуть сутулившийся, худощавый, но широкоплечий мужчина, с темными, начинавшими седеть волосами. Смуглое лицо его, обрамленное пышными бакенбардами, большой нос с горбинкой, длинные усы и живые, немного навыкате глаза запоминались надолго.
Характер и образ жизни его отличались самобытностью. Очень правдивый, чувствительный, всегда готовый помочь в беде товарищам, Кульнев сам себя ничем не баловал. Занимал скромную квартиру, спал на походной кровати.
Приглашая к себе в гости Дениса и офицеров, Яков Петрович предупредил:
– Милости прошу, только каждого со своим собственным прибором, ибо у меня один…
Кульнев не любил пользоваться чужими услугами. Даже кушанья приготовлял сам, и они были так вкусны, что всех, восхищали. Радушно потчуя гостей, Яков Петрович приятным баском приговаривал:
– Голь на выдумки хитра… Я, господа, живу по-донкихотски, как странствующий рыцарь печального образа, не имею ни кола ни двора. Потчую вас собственной стряпней и чем бог послал.
Кульнев, как и многие военные того времени, осуждал некоторые действия правительства, был недоволен начавшимся возвышением Аракчеева. Свое отечество он любил страстно.
Когда зашел разговор о предстоящих военных действиях, Яков Петрович как бы между прочим заметил:
– Ежели я паду от меча неприятельского, то паду славно. Я почитаю счастьем пожертвовать последней каплей крови моей, защищая свое отечество.
И всем стало ясно: в устах такого человека, как Кульнев, эти слова – не простая фраза.
– Как бы желал я быть с вами вместе на поле брани! – сказал Денис, прощаясь с полюбившимся ему майором.
– Встретимся, даст бог, голубчик, встретимся, – сердечно ответил Кульнев, совсем по-отечески целуя его в лоб.
… В Белорусском полку, куда явился Денис через несколько дней, тоже приняли неплохо. Шефом полка числился командир кавалергардов Павел Васильевич Голенищев-Кутузов, но он постоянно проживал в столице. Замещал его толстый пожилой генерал из немцев, оказавшийся человеком добродушным. Он, как выяснилось, служил в ранней молодости в одном полку с Василием Денисовичем и к сыну старого однополчанина отнесся участливо. После того как все формальности были выполнены и Денис, получив назначение в эскадрон и любезное приглашение на обед, собрался уходить, генерал его задержал:
– Позвольте, батенька… А стишки-то как же?
– Какие стишки, ваше превосходительство? – удивился Денис.
– Те самые, – улыбнулся генерал, – кои доставили нам удовольствие видеть вас у себя… С вольным душком, как я из приказа усмотрел… Одолжили бы старика, почитали… Лю-бопытно-с!
От такого предложения Денис вначале растерялся, затем, видя, что задних мыслей у генерала нет, а разбирает его простое любопытство, прочитал стихотворение «Сон» и еще несколько шуток.
– Ох, уморил, совсем уморил! – от души смеялся генерал, содрогаясь всем своим рыхлым телом. – В отца пошел, тот, помню, тоже острым умом отличался… Только в толк не возьму, неужто за эти самые стихи выслан-то? Ты уж меня не обманывай, – переходя на родственный тон, простодушно продолжал генерал, – может быть, другие стишки-то есть, позабористей, а?
– Никак нет, ваше превосходительство… Выслан за эти самые!
– Дураки какие! – пожав плечами, заключил генерал. – Да такие стихи я и в полку у себя писать не запрещаю, сделай милость… Лишь этих самых… якобинских идей остерегайся, не подводи смотри!
Денис обещал не подводить. От якобинских идей он в самом деле был очень далек.
Эскадрон, куда получил назначение, располагался на самой окраине Звенигородки, большого местечка, населенного украинцами, поляками и евреями. Эскадронный командир, высокий и усатый майор Осип Данилович Ольшевский, занимал большой дом и любезно предложил Денису поселиться пока у него. Но Андрюшка с поразительной быстротой нашел более удобную квартиру. Вдова какого-то комиссионера за небольшую плату сдала целый флигель из двух комнат с окнами в сад.
Денис был полон благих намерений. Он еще дорогой решил, по примеру Кульнева, жить скромно, часть жалованья посылать матери. Он будет примерно служить, продолжать совершенствовать свои военные знания. Андрюшка возьмется за хозяйство, при местной дешевизне продуктов питание обойдется недорого. С такими мыслями и заснул Денис в первую ночь.
Но спать пришлось недолго. Разбудил сильный стук в окно и ругань Андрюшки, не пускавшего кого-то во флигель. Не понимая, что случилось, Денис поднялся, зажег свечу. На пороге стоял незнакомый офицер в молодецки наброшенном на плечо ментике и смятой гусарской шапочке, еле державшейся на затылке. Офицер был молод, красив и мертвецки пьян. Глядя на Дениса блестящими синими глазами, он неверным движением руки откинул со лба сползавшую прядь белокурых волос, дотронулся до лихо закрученных усов и попробовал улыбнуться:
– Прорвался все-таки… Принимаешь?
Дениса бесцеремонность гостя сперва возмутила. Но приятное, с мягкими чертами лицо офицера выражало такое благодушие, что обижаться было невозможно.
– Принимаю… только желательно днем, – сказал Денис и, не удержавшись от невольной улыбки, добавил: – Здорово накачался!
– И не говори, – взмахнул рукой офицер. Потом сделал нетвердый шаг вперед, представился: – Подпоручик Бурцов… Алексей Петрович… Алешка… как тебе угодно… Все равно!
С трудом добравшись до дивана, гусар сел, вытянул ноги и продолжал:
– Слышу, приехал… Кто такой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
Особенно приятное впечатление произвел на Дениса пожилой майор Яков Петрович Кульнев. По годам он был вдвое старше Дениса. Но их многое сближало. Получив образование в кадетском корпусе, Кульнев служил некоторое время в войсках Суворова, благоговел, как и Денис, перед великим полководцем. Суворовское военное искусство ставил выше всего, от суворовских правил никогда не отступал. Кульнев был холост и беден, жил на скудное майорское жалованье, из которого третью часть аккуратно посылал старухе матери. Не имел никаких связей, не любил низкопоклонства. Поэтому, несмотря на большие военные знания и репутацию умного храброго офицера, почти десять лет пребывал в одном чине, заслужив прозвище «вечного майора». Денису невольно вспоминались разговоры с Каховским и Ермоловым: при существующем положении человеку одаренному, но не располагающему средствами и связями на справедливое отношение начальства нечего надеяться. Сам Яков Петрович, покручивая усы, говорил добродушно:
– Лучше быть меньше награжденному по заслугам, чем много без всяких заслуг…
Хотя в душе, разумеется, он чувствовал себя обиженным.
Внешность Кульнев имел примечательную. Это был высокий, чуть сутулившийся, худощавый, но широкоплечий мужчина, с темными, начинавшими седеть волосами. Смуглое лицо его, обрамленное пышными бакенбардами, большой нос с горбинкой, длинные усы и живые, немного навыкате глаза запоминались надолго.
Характер и образ жизни его отличались самобытностью. Очень правдивый, чувствительный, всегда готовый помочь в беде товарищам, Кульнев сам себя ничем не баловал. Занимал скромную квартиру, спал на походной кровати.
Приглашая к себе в гости Дениса и офицеров, Яков Петрович предупредил:
– Милости прошу, только каждого со своим собственным прибором, ибо у меня один…
Кульнев не любил пользоваться чужими услугами. Даже кушанья приготовлял сам, и они были так вкусны, что всех, восхищали. Радушно потчуя гостей, Яков Петрович приятным баском приговаривал:
– Голь на выдумки хитра… Я, господа, живу по-донкихотски, как странствующий рыцарь печального образа, не имею ни кола ни двора. Потчую вас собственной стряпней и чем бог послал.
Кульнев, как и многие военные того времени, осуждал некоторые действия правительства, был недоволен начавшимся возвышением Аракчеева. Свое отечество он любил страстно.
Когда зашел разговор о предстоящих военных действиях, Яков Петрович как бы между прочим заметил:
– Ежели я паду от меча неприятельского, то паду славно. Я почитаю счастьем пожертвовать последней каплей крови моей, защищая свое отечество.
И всем стало ясно: в устах такого человека, как Кульнев, эти слова – не простая фраза.
– Как бы желал я быть с вами вместе на поле брани! – сказал Денис, прощаясь с полюбившимся ему майором.
– Встретимся, даст бог, голубчик, встретимся, – сердечно ответил Кульнев, совсем по-отечески целуя его в лоб.
… В Белорусском полку, куда явился Денис через несколько дней, тоже приняли неплохо. Шефом полка числился командир кавалергардов Павел Васильевич Голенищев-Кутузов, но он постоянно проживал в столице. Замещал его толстый пожилой генерал из немцев, оказавшийся человеком добродушным. Он, как выяснилось, служил в ранней молодости в одном полку с Василием Денисовичем и к сыну старого однополчанина отнесся участливо. После того как все формальности были выполнены и Денис, получив назначение в эскадрон и любезное приглашение на обед, собрался уходить, генерал его задержал:
– Позвольте, батенька… А стишки-то как же?
– Какие стишки, ваше превосходительство? – удивился Денис.
– Те самые, – улыбнулся генерал, – кои доставили нам удовольствие видеть вас у себя… С вольным душком, как я из приказа усмотрел… Одолжили бы старика, почитали… Лю-бопытно-с!
От такого предложения Денис вначале растерялся, затем, видя, что задних мыслей у генерала нет, а разбирает его простое любопытство, прочитал стихотворение «Сон» и еще несколько шуток.
– Ох, уморил, совсем уморил! – от души смеялся генерал, содрогаясь всем своим рыхлым телом. – В отца пошел, тот, помню, тоже острым умом отличался… Только в толк не возьму, неужто за эти самые стихи выслан-то? Ты уж меня не обманывай, – переходя на родственный тон, простодушно продолжал генерал, – может быть, другие стишки-то есть, позабористей, а?
– Никак нет, ваше превосходительство… Выслан за эти самые!
– Дураки какие! – пожав плечами, заключил генерал. – Да такие стихи я и в полку у себя писать не запрещаю, сделай милость… Лишь этих самых… якобинских идей остерегайся, не подводи смотри!
Денис обещал не подводить. От якобинских идей он в самом деле был очень далек.
Эскадрон, куда получил назначение, располагался на самой окраине Звенигородки, большого местечка, населенного украинцами, поляками и евреями. Эскадронный командир, высокий и усатый майор Осип Данилович Ольшевский, занимал большой дом и любезно предложил Денису поселиться пока у него. Но Андрюшка с поразительной быстротой нашел более удобную квартиру. Вдова какого-то комиссионера за небольшую плату сдала целый флигель из двух комнат с окнами в сад.
Денис был полон благих намерений. Он еще дорогой решил, по примеру Кульнева, жить скромно, часть жалованья посылать матери. Он будет примерно служить, продолжать совершенствовать свои военные знания. Андрюшка возьмется за хозяйство, при местной дешевизне продуктов питание обойдется недорого. С такими мыслями и заснул Денис в первую ночь.
Но спать пришлось недолго. Разбудил сильный стук в окно и ругань Андрюшки, не пускавшего кого-то во флигель. Не понимая, что случилось, Денис поднялся, зажег свечу. На пороге стоял незнакомый офицер в молодецки наброшенном на плечо ментике и смятой гусарской шапочке, еле державшейся на затылке. Офицер был молод, красив и мертвецки пьян. Глядя на Дениса блестящими синими глазами, он неверным движением руки откинул со лба сползавшую прядь белокурых волос, дотронулся до лихо закрученных усов и попробовал улыбнуться:
– Прорвался все-таки… Принимаешь?
Дениса бесцеремонность гостя сперва возмутила. Но приятное, с мягкими чертами лицо офицера выражало такое благодушие, что обижаться было невозможно.
– Принимаю… только желательно днем, – сказал Денис и, не удержавшись от невольной улыбки, добавил: – Здорово накачался!
– И не говори, – взмахнул рукой офицер. Потом сделал нетвердый шаг вперед, представился: – Подпоручик Бурцов… Алексей Петрович… Алешка… как тебе угодно… Все равно!
С трудом добравшись до дивана, гусар сел, вытянул ноги и продолжал:
– Слышу, приехал… Кто такой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204