Через
скупщика, который в свое время приобрел их у нас, я узнал, где они
находятся, и заплатил втрое дороже, чем мы за них получили, но часы того
стоили.
Грузик на маятнике опустился до отметки 1966. Совпадение это просто
потрясло меня. Но, что еще важнее, под нижней дощечкой, на самом дне, я
обнаружил сокровище: дедушкин дневник.
Первая запись была сделана 18 мая 1904 года. Стоя перед часами на
коленях с дневником в руках, я, естественно, решил проделать опыт. Были
мои детские воспоминания реальными или только плодом моего воображения? Я
тогда даже не подумал о том, что окажусь в прошлом в тот самый день, с
которого начинался дедушкин дневник, но рука моя невольно поставила гирьку
на отметку 1904. В последний момент на всякий случай я сунул в карман свой
пистолет 0.38 калибра, а затем схватился за хрустальную гирьку.
Она была теплой на ощупь, и у меня создалось отчетливое впечатление
вибрации.
На сей раз я не почувствовал никакой дурноты и уже собирался бросить
эту затею, понимая, насколько она глупа, как взгляд мой упал на окружавшую
меня обстановку. Диван в холле стоял на другом месте, ковры выглядели
темнее, на дверях висели старомодные гардины из темного бархата. Сердце
мое бешено заколотилось. В голове лихорадочно стучала мысль: что я скажу,
если меня обнаружат? Но скоро я понял, что в доме стояла полная тишина;
лишь тикали часы. Я поднялся на ноги, все еще не доверяя собственным
глазам, все еще не понимая до конца, что это чудо вновь произошло. Я вышел
на улицу. Город разросся с тех пор, как я видел его мальчиком. И все же
это было всего лишь начало двадцатого века. Коровы на заднем дворе.
Курятники. Неподалеку расстилалась открытая прерия. Настоящий город еще не
вырос, и не было никаких признаков того, что это когда-нибудь произойдет.
Это вполне мог быть 1904-й год.
Вне себя от возбуждения, я зашагал по деревянному тротуару. Дважды
навстречу мне попадались прохожие: сначала мужчина, потом женщина. Они
посмотрели на меня, как я сейчас понимаю, с изумлением, но тогда я едва
обратил на них внимание. И, только когда на узком тротуаре чуть не
столкнулся с двумя женщинами, я оправился от охватившего меня волнения и
понял, что передо мной и в самом деле живые люди, из плоти и крови, самого
начала двадцатого века.
На женщинах были длинные до земли юбки, шуршащие при ходьбе. День
выдался теплый, но, вероятно, недавно прошел дождь: на подолах юбок
виднелась засохшая грязь.
Женщина постарше взглянула на меня и сказала:
- О, Джозеф Мэйнард, значит, вы все-таки успели вернуться к похоронам
вашей бедной матушки. Но что это за диковинная одежда на вас?
Девушка рядом с ней не произнесла ни слова. Она просто стояла и
смотрела на меня.
У меня чуть было не сорвалось с языка, что я вовсе не Джозеф Мэйнард,
но я вовремя спохватился. Кроме того, я вспомнил запись в дедушкином
дневнике от 18 мая:
"Встретил на улице миссис Колдуэлл с дочерью Мариэттой. Она страшно
удивилась, что я успел вернуться к похоронам".
Слегка ошарашенный таким развитием событий, я подумал: "Если это и
есть миссис Колдуэлл и это именно та встреча, то..."
А женщина между тем продолжала:
- Джозеф Мэйнард, я хочу представить вам мою дочь Мариэтту. Мы только
что говорили с ней о похоронах, правда, дорогая?
Девушка продолжала смотреть на меня.
- Разве, мама? - спросила она.
- Ну конечно, неужели ты не помнишь? - запальчиво сказала миссис
Колдуэлл. - Мы с Мариэттой уже приготовились к завтрашним похоронам, -
торопливо добавила она.
- А мне казалось, - спокойно заметила Мариэтта, - что мы договорились
назавтра поехать на ферму Джонса.
- Мариэтта, как ты можешь такое говорить? Это на послезавтра. И
вообще, если даже я и договорилась, придется все это отменить. - Она,
казалось, вновь полностью овладела собой. - Мы всегда были так дружны с
вашей матушкой, мистер Мэйнард, правда, Мариэтта? - дружелюбно добавила
она.
- Мне она всегда нравилась, - сказала Мариэтта, сделав почти
неуловимое ударение на первом слове.
- Ну, значит, увидимся завтра в церкви в два часа, - торопливо
произнесла миссис Колдуэлл. - Пойдем, Мариэтта, душечка.
Я отступил назад, давая им пройти, затем обошел квартал кругом и
вновь очутился в своем доме. Я обследовал его сверху донизу в смутной
надежде найти тело усопшей, но о нем явно уже позаботились.
Мне стало не по себе. Моя мать умерла в 1963 году, когда я находился
в далеком Вьетнаме, и ее похоронами занимался адвокат нашей семьи. Сколько
раз душными ночами в джунглях воображение рисовало мне картину безмолвного
дома, где она лежала больная. То, что происходило сейчас, было очень
похоже на то, что я ощущал тогда, и это сравнение меня угнетало.
Я запер двери, завел часы, опустил гирьку до отметки 1966 и вернулся
в собственное время.
Ощущение мрачной атмосферы смерти постепенно отпустило меня, зато
взволновала следующая мысль: действительно ли Джозеф Мэйнард вернулся
домой 18 мая 1904 года? А если нет, то к кому тогда относилась запись от
19 мая, сделанная в дневнике дедушки, в которой говорилось:
"Был сегодня на похоронах и опять разговаривал с Мариэттой".
О_п_я_т_ь_ разговаривал! Вот, что там говорилось. А так как в первый
раз разговаривал с ней именно я, значило ли это, что я также буду и на
похоронах?
Весь вечер я провел за чтением дневника в поисках какого-нибудь слова
или фразы, которые подсказали бы мне, что я на верном пути. Я не нашел ни
одной записи, в которой бы говорилось о путешествии во времени, но после
некоторых размышлений понял, что в этом нет ничего удивительного: ведь
дневник мог попасть в посторонние руки.
Я дошел до того места, где Джозеф Мэйнард и Мариэтта Колдуэлл
объявили о своей помолвке, а чуть позже до записи под одной из дат:
"Сегодня женился на Мариэтте!"
Весь мокрый от пота, я отложил дневник в сторону.
Весь вопрос заключался только в одном: если речь шла именно обо мне,
то что произошло с подлинным Джозефом Мэйнардом? Неужели единственный сын
моих прародителей погиб на одной из американских границ, и об этом так
никогда и не узнали в его родном городе? С самого начала это показалось
мне наиболее правдоподобным объяснением.
Я был на похоронах. И теперь уже у меня не оставалось никаких
сомнений: я был единственным Мэйнардом, который там присутствовал,
разумеется, если не считать моей покойной прабабушки.
После похорон у меня состоялся разговор с адвокатом, и я официально
вступил во владение наследством.
1 2 3 4 5
скупщика, который в свое время приобрел их у нас, я узнал, где они
находятся, и заплатил втрое дороже, чем мы за них получили, но часы того
стоили.
Грузик на маятнике опустился до отметки 1966. Совпадение это просто
потрясло меня. Но, что еще важнее, под нижней дощечкой, на самом дне, я
обнаружил сокровище: дедушкин дневник.
Первая запись была сделана 18 мая 1904 года. Стоя перед часами на
коленях с дневником в руках, я, естественно, решил проделать опыт. Были
мои детские воспоминания реальными или только плодом моего воображения? Я
тогда даже не подумал о том, что окажусь в прошлом в тот самый день, с
которого начинался дедушкин дневник, но рука моя невольно поставила гирьку
на отметку 1904. В последний момент на всякий случай я сунул в карман свой
пистолет 0.38 калибра, а затем схватился за хрустальную гирьку.
Она была теплой на ощупь, и у меня создалось отчетливое впечатление
вибрации.
На сей раз я не почувствовал никакой дурноты и уже собирался бросить
эту затею, понимая, насколько она глупа, как взгляд мой упал на окружавшую
меня обстановку. Диван в холле стоял на другом месте, ковры выглядели
темнее, на дверях висели старомодные гардины из темного бархата. Сердце
мое бешено заколотилось. В голове лихорадочно стучала мысль: что я скажу,
если меня обнаружат? Но скоро я понял, что в доме стояла полная тишина;
лишь тикали часы. Я поднялся на ноги, все еще не доверяя собственным
глазам, все еще не понимая до конца, что это чудо вновь произошло. Я вышел
на улицу. Город разросся с тех пор, как я видел его мальчиком. И все же
это было всего лишь начало двадцатого века. Коровы на заднем дворе.
Курятники. Неподалеку расстилалась открытая прерия. Настоящий город еще не
вырос, и не было никаких признаков того, что это когда-нибудь произойдет.
Это вполне мог быть 1904-й год.
Вне себя от возбуждения, я зашагал по деревянному тротуару. Дважды
навстречу мне попадались прохожие: сначала мужчина, потом женщина. Они
посмотрели на меня, как я сейчас понимаю, с изумлением, но тогда я едва
обратил на них внимание. И, только когда на узком тротуаре чуть не
столкнулся с двумя женщинами, я оправился от охватившего меня волнения и
понял, что передо мной и в самом деле живые люди, из плоти и крови, самого
начала двадцатого века.
На женщинах были длинные до земли юбки, шуршащие при ходьбе. День
выдался теплый, но, вероятно, недавно прошел дождь: на подолах юбок
виднелась засохшая грязь.
Женщина постарше взглянула на меня и сказала:
- О, Джозеф Мэйнард, значит, вы все-таки успели вернуться к похоронам
вашей бедной матушки. Но что это за диковинная одежда на вас?
Девушка рядом с ней не произнесла ни слова. Она просто стояла и
смотрела на меня.
У меня чуть было не сорвалось с языка, что я вовсе не Джозеф Мэйнард,
но я вовремя спохватился. Кроме того, я вспомнил запись в дедушкином
дневнике от 18 мая:
"Встретил на улице миссис Колдуэлл с дочерью Мариэттой. Она страшно
удивилась, что я успел вернуться к похоронам".
Слегка ошарашенный таким развитием событий, я подумал: "Если это и
есть миссис Колдуэлл и это именно та встреча, то..."
А женщина между тем продолжала:
- Джозеф Мэйнард, я хочу представить вам мою дочь Мариэтту. Мы только
что говорили с ней о похоронах, правда, дорогая?
Девушка продолжала смотреть на меня.
- Разве, мама? - спросила она.
- Ну конечно, неужели ты не помнишь? - запальчиво сказала миссис
Колдуэлл. - Мы с Мариэттой уже приготовились к завтрашним похоронам, -
торопливо добавила она.
- А мне казалось, - спокойно заметила Мариэтта, - что мы договорились
назавтра поехать на ферму Джонса.
- Мариэтта, как ты можешь такое говорить? Это на послезавтра. И
вообще, если даже я и договорилась, придется все это отменить. - Она,
казалось, вновь полностью овладела собой. - Мы всегда были так дружны с
вашей матушкой, мистер Мэйнард, правда, Мариэтта? - дружелюбно добавила
она.
- Мне она всегда нравилась, - сказала Мариэтта, сделав почти
неуловимое ударение на первом слове.
- Ну, значит, увидимся завтра в церкви в два часа, - торопливо
произнесла миссис Колдуэлл. - Пойдем, Мариэтта, душечка.
Я отступил назад, давая им пройти, затем обошел квартал кругом и
вновь очутился в своем доме. Я обследовал его сверху донизу в смутной
надежде найти тело усопшей, но о нем явно уже позаботились.
Мне стало не по себе. Моя мать умерла в 1963 году, когда я находился
в далеком Вьетнаме, и ее похоронами занимался адвокат нашей семьи. Сколько
раз душными ночами в джунглях воображение рисовало мне картину безмолвного
дома, где она лежала больная. То, что происходило сейчас, было очень
похоже на то, что я ощущал тогда, и это сравнение меня угнетало.
Я запер двери, завел часы, опустил гирьку до отметки 1966 и вернулся
в собственное время.
Ощущение мрачной атмосферы смерти постепенно отпустило меня, зато
взволновала следующая мысль: действительно ли Джозеф Мэйнард вернулся
домой 18 мая 1904 года? А если нет, то к кому тогда относилась запись от
19 мая, сделанная в дневнике дедушки, в которой говорилось:
"Был сегодня на похоронах и опять разговаривал с Мариэттой".
О_п_я_т_ь_ разговаривал! Вот, что там говорилось. А так как в первый
раз разговаривал с ней именно я, значило ли это, что я также буду и на
похоронах?
Весь вечер я провел за чтением дневника в поисках какого-нибудь слова
или фразы, которые подсказали бы мне, что я на верном пути. Я не нашел ни
одной записи, в которой бы говорилось о путешествии во времени, но после
некоторых размышлений понял, что в этом нет ничего удивительного: ведь
дневник мог попасть в посторонние руки.
Я дошел до того места, где Джозеф Мэйнард и Мариэтта Колдуэлл
объявили о своей помолвке, а чуть позже до записи под одной из дат:
"Сегодня женился на Мариэтте!"
Весь мокрый от пота, я отложил дневник в сторону.
Весь вопрос заключался только в одном: если речь шла именно обо мне,
то что произошло с подлинным Джозефом Мэйнардом? Неужели единственный сын
моих прародителей погиб на одной из американских границ, и об этом так
никогда и не узнали в его родном городе? С самого начала это показалось
мне наиболее правдоподобным объяснением.
Я был на похоронах. И теперь уже у меня не оставалось никаких
сомнений: я был единственным Мэйнардом, который там присутствовал,
разумеется, если не считать моей покойной прабабушки.
После похорон у меня состоялся разговор с адвокатом, и я официально
вступил во владение наследством.
1 2 3 4 5