Все во мне было взбудоражено, как будто встряхнули ящик с птицами, но я был на пути к открытию, ради которого и обратился к шаману.
– Венаск, эти стихи Джека Гилберта – о любви. Зачем вы процитировали их? У вас они звучали печально.
Он так засунул голову в свой чемоданчик, что я еле расслышал его ответ.
– Для вас это стихи о любви. А у меня нет Джанны, в моей постели. Только Кумпол и ночь за окном.
Двое ребят перебрасывались белым мячиком. Держа за руку отца, я с завистью смотрел, как они бросают его туда-сюда, окликая друг друга по имени, когда кто-то из них ронял мяч. Он то и дело падал, и я не мог понять почему, так как ребята были весьма ловкими.
Шел сильный дождь, и мало кто подходил купить папину картошку. Мы вместе смотрели на мальчиков, но, в отличие от меня, отец каждый раз фыркал, когда они роняли мяч.
К нашему лотку крадучись подошел какой-то мужчина. Он был весь укутан в плащ, но от него исходил сладковатый запах чумы. Пришедший собрался что-то сказать, но отец замахнулся своим деревянным посохом и велел ему проваливать.
У человека в плаще были остекленевшие, опустошенные болезнью глаза, но в них еще сохранилось достаточно жизни, чтобы сверкнуть глубокой, как могила богача, злобой.
– Мне тоже нужно есть!
– Тогда жри мертвецов. Привыкай к их вкусу!
– У меня есть деньги. Я могу заплатить. – Из складок темного плаща высунулась белая рука с несколькими монетами.
– Неужели ты думаешь, я прикоснусь к деньгам сладко пахнущего человека, чтобы тоже заразиться? Проваливай! Ты не должен даже выходить на улицу.
Умирающий постоял, словно ожидая, что отец передумает.
Я забыл про играющих в мяч мальчиков, пока один из них не крикнул что-то и их «мяч» не упал к ногам сладкого человека. И тут я увидел, что это не мяч, а череп какого-то мелкого зверька. Человек посмотрел и медленно нагнулся подобрать его. Держа череп в руке, он задумчиво разглядывал его, а потом вдруг швырнул в нас.
Отец топнул ногой. Череп мгновенно остановился, завис в воздухе.
– Не сыграть никому в мою игру!
Он топнул еще раз, и тут череп и сладко пахнущий человек взорвались.
Открыв глаза, я ощутил сухость во рту. Я понимал, где я, но сил хватало лишь, чтобы лежать и смотреть в испещренный точками потолок нашего номера. За окном переключил скорость и взревел, удаляясь в ночь, грузовик.
– Венаск!
Кто-то из животных тихо, печально заскулил. В воздухе сильно пахло озоном, словно сгорел какой-то электрический прибор или вот-вот ударит гром.
– Венаск! Вы не спите?
Он не должен был спать, пока я путешествовал по своей прошлой жизни. Но возможно, меня не было так долго, что он не выдержал, на мгновение закрыл глаза и…
Потом возник другой запах – горячий, едкий, знакомый – запах мочи. Я протянул руку и включил лампу. Прищурившись от света, я посмотрел на соседнюю кровать. Венаск был там, но с первого взгляда я понял, что что-то не так. Он, видимо, сидел, прислонившись спиной к спинке кровати, но потом неуклюже сполз набок и теперь лежал неподвижно. Первой моей мыслью было, что его кто-то застрелил.
– Венаск!
Я встал и подошел к нему. Во взглядах лежавших между нашими кроватями свиньи и собаки читалась дурная весть. Левый глаз старика был широко раскрыт, а правый – лишь наполовину. Я наклонился и прислушался к его дыханию, но уловил лишь тихие короткие хрипы; этого не хватало, чтобы питать воздухом большое тело. Я приложил два пальца к его шее, нащупывая пульс. Пульс был, но такой же слабый и неровный, как и дыхание. Уложив старика поудобнее, я позвонил в скорую помощь и до их приезда делал ему искусственное дыхание.
Голубые вспышки вращающейся мигалки пробились сквозь оранжевый заоконнъгй свет. Ночь была полна странных, ярких красок и совершенной темноты. Ничего между.
Скорая помощь приехала очень быстро, врачи работали с видом людей, которые любят свое дело, и выполняли работу хорошо. Они внимательно осмотрели Венаска и задали много вопросов. Я смог лишь сообщить им, что я уснул, а когда проснулся, он уже был в таком состоянии. Врачи отнеслись к больному с сочувствием, но без тепла. Для них случившееся со стариком означало лишь – опять считывать показания приборов, выполнять процедуры, заполнять справки. Я понимал это, но когда смотрел на него и видел его подстреленное лицо, мне не понравились их слишком спокойные голоса, вопросы и безразличие к его судьбе.
Когда врачи закончили со мной, я позвонил Марис, велел ей связаться с Филиппом Стрейхорном и рассказать о случившемся. Через пятнадцать минут он позвонил и расспросил обо всем сам. Сказал, что сейчас же приедет, но попросил до его приезда оставаться в больнице в Санта-Барбаре.
– Как там животные?
– Опечалены. Понимают, что происходит что-то нехорошее. Они не встают с пола.
Я сидел в белой палате и вполглаза читал статью в «Нешнл джиогрэфик», ожидая новостей о состоянии Венаска. Сначала помещение было пусто, но через какое-то время вошла красивая пара. Они приблизились ко мне.
– Вы Уокер Истерлинг? – Да.
Мужчина протянул руку.
– Гарри Радклифф, а это моя жена Сидни. Нам позвонил Фил Стрейхорн и рассказал про Венаска. Как он?
– Не знаю. В реанимации, но врачи пока молчат.
– Аналогично. Мы спрашивали в приемном, когда приехали, но санитарки ничего не сказали.
Сидни откинула с лица длинные ухоженные волосы.
– Мы были у него всего несколько недель назад, и он выглядел великолепно. Показывали «Доджерс».
– Как вы так быстро добрались?
– Мы живем в Санта-Барбаре и могли бы приехать еще скорее, но нас не было дома, и…
– Мистер Истерлинг? – В дверях стояла женщина в белом халате с папкой под мышкой. – Я доктор Тройз. Это вы приехали с . мистером Венаском?
– Да. Как он? Никто так ничего нам и не сказал.
– Он в коме, и мы все еще проводим тесты. Но прежде чем продолжать, нам нужно узнать кое-что важное. Некоторые анализы говорят, что дело могло быть в сильном ударе током. Вы не знаете, он не трогал розетку или какой-нибудь электроприбор? Может, вилка была плохо изолирована?
– Понятия не имею. Как я уже говорил другим, я спал и обнаружил его… вот таким, когда проснулся.
– И вы ничего не слышали? Какой-нибудь удивленный вскрик? Знаете, как кричат от неожиданного удара током.
– Ничего такого, но я глубоко уснул, и мне снились удивительные сны. Это я помню хорошо, так что, должно быть, спал я действительно крепко, понимаете?
Радклифф встал и подошел к врачу.
– Почему вы думаете, что это был удар током, доктор?
Она посмотрела на меня, словно спрашивая, имеет ли этот человек право задавать вопросы. Я кивнул.
– Я бы предпочла не утверждать ничего определенного, пока не сделаны все анализы. – Она состроила недовольное лицо и повернулась, чтобы уйти. – Иногда врачи имеют дурную привычку забегать вперед – и попадают впросак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Венаск, эти стихи Джека Гилберта – о любви. Зачем вы процитировали их? У вас они звучали печально.
Он так засунул голову в свой чемоданчик, что я еле расслышал его ответ.
– Для вас это стихи о любви. А у меня нет Джанны, в моей постели. Только Кумпол и ночь за окном.
Двое ребят перебрасывались белым мячиком. Держа за руку отца, я с завистью смотрел, как они бросают его туда-сюда, окликая друг друга по имени, когда кто-то из них ронял мяч. Он то и дело падал, и я не мог понять почему, так как ребята были весьма ловкими.
Шел сильный дождь, и мало кто подходил купить папину картошку. Мы вместе смотрели на мальчиков, но, в отличие от меня, отец каждый раз фыркал, когда они роняли мяч.
К нашему лотку крадучись подошел какой-то мужчина. Он был весь укутан в плащ, но от него исходил сладковатый запах чумы. Пришедший собрался что-то сказать, но отец замахнулся своим деревянным посохом и велел ему проваливать.
У человека в плаще были остекленевшие, опустошенные болезнью глаза, но в них еще сохранилось достаточно жизни, чтобы сверкнуть глубокой, как могила богача, злобой.
– Мне тоже нужно есть!
– Тогда жри мертвецов. Привыкай к их вкусу!
– У меня есть деньги. Я могу заплатить. – Из складок темного плаща высунулась белая рука с несколькими монетами.
– Неужели ты думаешь, я прикоснусь к деньгам сладко пахнущего человека, чтобы тоже заразиться? Проваливай! Ты не должен даже выходить на улицу.
Умирающий постоял, словно ожидая, что отец передумает.
Я забыл про играющих в мяч мальчиков, пока один из них не крикнул что-то и их «мяч» не упал к ногам сладкого человека. И тут я увидел, что это не мяч, а череп какого-то мелкого зверька. Человек посмотрел и медленно нагнулся подобрать его. Держа череп в руке, он задумчиво разглядывал его, а потом вдруг швырнул в нас.
Отец топнул ногой. Череп мгновенно остановился, завис в воздухе.
– Не сыграть никому в мою игру!
Он топнул еще раз, и тут череп и сладко пахнущий человек взорвались.
Открыв глаза, я ощутил сухость во рту. Я понимал, где я, но сил хватало лишь, чтобы лежать и смотреть в испещренный точками потолок нашего номера. За окном переключил скорость и взревел, удаляясь в ночь, грузовик.
– Венаск!
Кто-то из животных тихо, печально заскулил. В воздухе сильно пахло озоном, словно сгорел какой-то электрический прибор или вот-вот ударит гром.
– Венаск! Вы не спите?
Он не должен был спать, пока я путешествовал по своей прошлой жизни. Но возможно, меня не было так долго, что он не выдержал, на мгновение закрыл глаза и…
Потом возник другой запах – горячий, едкий, знакомый – запах мочи. Я протянул руку и включил лампу. Прищурившись от света, я посмотрел на соседнюю кровать. Венаск был там, но с первого взгляда я понял, что что-то не так. Он, видимо, сидел, прислонившись спиной к спинке кровати, но потом неуклюже сполз набок и теперь лежал неподвижно. Первой моей мыслью было, что его кто-то застрелил.
– Венаск!
Я встал и подошел к нему. Во взглядах лежавших между нашими кроватями свиньи и собаки читалась дурная весть. Левый глаз старика был широко раскрыт, а правый – лишь наполовину. Я наклонился и прислушался к его дыханию, но уловил лишь тихие короткие хрипы; этого не хватало, чтобы питать воздухом большое тело. Я приложил два пальца к его шее, нащупывая пульс. Пульс был, но такой же слабый и неровный, как и дыхание. Уложив старика поудобнее, я позвонил в скорую помощь и до их приезда делал ему искусственное дыхание.
Голубые вспышки вращающейся мигалки пробились сквозь оранжевый заоконнъгй свет. Ночь была полна странных, ярких красок и совершенной темноты. Ничего между.
Скорая помощь приехала очень быстро, врачи работали с видом людей, которые любят свое дело, и выполняли работу хорошо. Они внимательно осмотрели Венаска и задали много вопросов. Я смог лишь сообщить им, что я уснул, а когда проснулся, он уже был в таком состоянии. Врачи отнеслись к больному с сочувствием, но без тепла. Для них случившееся со стариком означало лишь – опять считывать показания приборов, выполнять процедуры, заполнять справки. Я понимал это, но когда смотрел на него и видел его подстреленное лицо, мне не понравились их слишком спокойные голоса, вопросы и безразличие к его судьбе.
Когда врачи закончили со мной, я позвонил Марис, велел ей связаться с Филиппом Стрейхорном и рассказать о случившемся. Через пятнадцать минут он позвонил и расспросил обо всем сам. Сказал, что сейчас же приедет, но попросил до его приезда оставаться в больнице в Санта-Барбаре.
– Как там животные?
– Опечалены. Понимают, что происходит что-то нехорошее. Они не встают с пола.
Я сидел в белой палате и вполглаза читал статью в «Нешнл джиогрэфик», ожидая новостей о состоянии Венаска. Сначала помещение было пусто, но через какое-то время вошла красивая пара. Они приблизились ко мне.
– Вы Уокер Истерлинг? – Да.
Мужчина протянул руку.
– Гарри Радклифф, а это моя жена Сидни. Нам позвонил Фил Стрейхорн и рассказал про Венаска. Как он?
– Не знаю. В реанимации, но врачи пока молчат.
– Аналогично. Мы спрашивали в приемном, когда приехали, но санитарки ничего не сказали.
Сидни откинула с лица длинные ухоженные волосы.
– Мы были у него всего несколько недель назад, и он выглядел великолепно. Показывали «Доджерс».
– Как вы так быстро добрались?
– Мы живем в Санта-Барбаре и могли бы приехать еще скорее, но нас не было дома, и…
– Мистер Истерлинг? – В дверях стояла женщина в белом халате с папкой под мышкой. – Я доктор Тройз. Это вы приехали с . мистером Венаском?
– Да. Как он? Никто так ничего нам и не сказал.
– Он в коме, и мы все еще проводим тесты. Но прежде чем продолжать, нам нужно узнать кое-что важное. Некоторые анализы говорят, что дело могло быть в сильном ударе током. Вы не знаете, он не трогал розетку или какой-нибудь электроприбор? Может, вилка была плохо изолирована?
– Понятия не имею. Как я уже говорил другим, я спал и обнаружил его… вот таким, когда проснулся.
– И вы ничего не слышали? Какой-нибудь удивленный вскрик? Знаете, как кричат от неожиданного удара током.
– Ничего такого, но я глубоко уснул, и мне снились удивительные сны. Это я помню хорошо, так что, должно быть, спал я действительно крепко, понимаете?
Радклифф встал и подошел к врачу.
– Почему вы думаете, что это был удар током, доктор?
Она посмотрела на меня, словно спрашивая, имеет ли этот человек право задавать вопросы. Я кивнул.
– Я бы предпочла не утверждать ничего определенного, пока не сделаны все анализы. – Она состроила недовольное лицо и повернулась, чтобы уйти. – Иногда врачи имеют дурную привычку забегать вперед – и попадают впросак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72