– Что, больше заняться нечем? – спросил Луи.
– Наклевываются две-три статьи. Если там что-то выгорит, – сказал он, не глядя на дом напротив, – репортаж мой?
– Само собой. Главное, держи меня в курсе.
– Само собой.
Кельвелер достал из пакета бумагу и книгу. Осень была нежаркой, и он никак не мог приспособиться к работе на этой скамье, еще мокрой после ночного дождя.
– Что переводишь? – поинтересовался Венсан.
– Книжку про Третий рейх.
– С какого языка?
– С немецкого на французский.
– И хорошо заплатят?
– Прилично. Ты не против, если я посажу Бюфо на лавку?
– Вовсе нет, – ответил Венсан.
– Только не тревожь его, он спит.
– Я еще не настолько чокнутый, чтобы заводить разговор с жабой.
– Порой говоришь одно, а делаешь другое.
– Ты-то с ним часто болтаешь?
– Постоянно. Бюфо в курсе всех дел, он настоящий сейф, хранитель скандальных историй. Слушай, сегодня кто-нибудь подходил к лавочке?
– Это ты мне или жабе?
– Жаба утром спала, значит, тебе.
– Понятно. Никто не подходил. По крайней мере, с половины восьмого. Кроме старой Марты. Мы перекинулись парой слов, и она отчалила.
Венсан достал ножнички и вырезал статьи из стопки газет.
– Ты теперь как я? Все вырезаешь?
– Ученик должен подражать учителю до тех пор, пока тому не надоест и он не вышвырнет его вон. Для ученика это знак, что теперь он и сам может стать учителем, верно? Тебя это, часом, не раздражает?
– Ничуть. Ты мало внимания уделяешь провинции, – сказал Кельвелер, проглядывая стопку газет Венсана. – Здесь все слишком столичное.
– Времени не хватает. У меня же нет, как у тебя, целого батальона подручных, которые доставляют свежие новости со всех концов Франции, я же не такой патриарх Потом и у меня будет своя агентура. Что за люди на тебя работают?
– Парни вроде тебя, женщины вроде тебя, журналисты, активисты, любопытные, бездельники, ищейки, судьи, хозяева кафе, философы, легавые, продавцы газет, торговцы жареными каштанами, торговцы…
– Понятно, – перебил Венсан.
Кельвелер поглядывал то на решетку вокруг соседнего дерева, то на Венсана, то по сторонам.
– Потерял что-нибудь? – спросил Венсан.
– Вроде того. И кажется, в одном месте потерял, а в другом нашел. Ты точно помнишь, что никто не подходил сюда утром? Ты не уснул над своими газетами?
– После семи утра я больше не засыпаю.
– Да ты герой.
– В провинциальной прессе, – упрямо твердил Венсан, – одна уголовщина, с этим далеко не уедешь. Варятся в собственном соку, мне это не интересно.
– Вот и заблуждаешься. Предумышленное убийство, клевета на соседа, какой-нибудь ложный донос могут привести к большой куче дерьма, где зреют мерзости крупного масштаба и общие сговоры. Лучше заниматься всем без разбора. Я специалист широкого профиля.
Венсан что-то проворчал, а Кельвелер отошел посмотреть решетку у дерева. Венсан был прекрасно знаком с теориями Кельвелера, а среди них – с теорией правой и левой руки. «Левая рука, – рассуждал Луи, подняв ладони и растопырив пальцы, – недоразвитая, неловкая и нерешительная, следовательно, она порождает спасительный сумбур и сомнения. Правая же рука – твердая, уверенная, ловкая – проводник человеческого гения. Она – воплощение мастерства, порядка и логики. А теперь, Венсан, слушай внимательно. Стоит тебе отклониться вправо хотя бы на два шага, прибавляется уверенность и суровость, замечаешь? Шагни еще правее, и тебя уже неумолимо влечет совершенство, а дальше непогрешимость и нетерпимость. Вот ты уже – лишь половина человека и резко кренишься вправо, не сознавая всей прелести смятений и с тупой жестокостью отвергая добродетель сомнения; ты можешь и не заметить, как это произойдет, не воображай себя неуязвимым, будь начеку, у тебя, в отличие от собак, две руки». Венсан улыбнулся и пошевелил руками. Он научился отыскивать людей с креном в ту или иную сторону, но его интересовала только политика, тогда как Луи брался за любые дела. А пока что он стоял, опершись о дерево, и разглядывал решетку.
– Что ты там делаешь? – спросил Венсан.
– Видишь, что-то там белеется на решетке?
– Да вроде.
– Ты бы не мог мне это поднять? А то мне с моей коленкой не присесть.
Венсан со вздохом встал. Он никогда не спорил с Кельвелером, мастером рассуждать о сумбуре, и не собирался спорить теперь.
– Возьми платок, кажется, оно воняет.
Венсан покачал головой и вручил Луи драгоценную находку в обрывке газеты, потому что платка у него не было. Затем снова уселся на лавку и взял ножницы, не удостоив Кельвелера взглядом, – всякой любезности есть предел. Однако краем глаза он наблюдал за тем, как Луи разглядывает находку со всех сторон.
– Венсан?
– Что?
– Сегодня утром был дождь?
– С двух часов ночи ни капли.
Венсан когда-то начал свою карьеру с метеопрогнозов для местной газеты и всегда внимательно следил за погодой. Он много знал о том, почему вода падает на землю, а почему остается на небесах.
– Так сегодня утром никто не проходил, ты уверен? Может, кто-нибудь пса выгуливал?
– Ты заставляешь меня десять раз повторять одно и то же. Единственная живая душа, которую я видел, была Марта. Ты за ней ничего не заметил? – прибавил Венсан, склонился над газетой, потом принялся ножницами чистить ногти. – Кажется, ты вчера ее видел?
– Да, вчера в кафе сыграл партию на волынке.
– Ты ее провожал?
– Да. – Кельвелер сел, по-прежнему разглядывая находку в газете.
– И ты ничего не заметил? – немного сердито спросил Венсан.
– Скажем так, она была не в лучшем виде.
– И все?
– Да.
– Неужели все? – воскликнул Венсан. – Ты читаешь лекции об архиважности мелких бытовых преступлений, носишься со своей жабой, по полчаса разглядываешь всякий мусор, который нашел под деревом, а в Марте, которую знаешь двадцать лет, ты ничего не заметил. Браво, Луи, молодец!
Кельвелер тут же впился в него глазами. Поздно, подумал Венсан, ну и черт с ним. Зеленые глаза Луи в обрамлении темных ресниц, будто подведенные тушью, из туманно-мечтательных превращались в пронзительно-колючие. Рот тут же сурово сжимался, и обычная мягкость мгновенно улетучивалась, будто стайка воробышков. В такие минуты его лицо напоминало чеканные профили на медалях, вряд ли способные вызвать улыбку. Венсан тряхнул головой, словно отгоняя осу.
– Рассказывай, – бросил Кельвелер.
– Марта уже неделю ночует на улице. Их комнатки отобрали, хотят сделать шикарные однокомнатные квартиры-студии. Новый хозяин их всех вышвырнул.
– Почему она мне ничего не сказала? Разве их не должны были предупредить заранее? Да убери ты свои ножницы, порежешься.
– Они попытались отстоять свои каморки, а их выселили.
– Но почему она мне ничего не сказала? – повторил Луи громче.
– Потому что у нее есть гордость, потому что ей стыдно, потому что она боится тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52